Страница 6 из 99
Втянув воздух в легкие, я отступила назад, чтобы оглядеться.
Я потеряла пальто где-то в переулке, и моя рубашка была разорвана, открывая кружевной белый лифчик под ней. Мои мысли были пойманы в ловушку под водой, и я не могла найти в себе сил позаботиться о том, как выгляжу даже в присутствии зрителей.
В комнате, освещенной одной слабой лампочкой, лениво клубился дым. На полках стояли коробки, на полу валялись деревянные ящики, а за складным столом и стульями сидели трое мужчин, молча глядя на меня. Один из них жевал зубочистку, а другой откинулся на спинку стула и поднес к губам сигарету. Его пиджак был небрежно расстегнут, под ним белая рубашка, но без галстука.
Я закашлялась от дыма, клубившегося в воздухе.
— Potushi sigaretu.[12]
Требование послышалось у меня за спиной, от человека, с которым я столкнулась, его русские слова ласкали мою спину чем-то одинаково горячим и холодным. Это голос, который мог затащить девушку ногами вперед в темноту.
Наклонившись вперед, курящий раздавил сигарету в пепельнице. Все еще пытаясь отдышаться, я обернулась.
Ростом я была сто семьдесят семь сантиметров, но возвышалась только на уровне глаз с верхней пуговицей черной рубашки, которая обтягивала широкие плечи и четко очерченные руки.
Я подняла голову.
И как раз перед тем, как головокружение схватило меня и утащило под воду, я подумала, что он красив.
Красив в том, как грубые ладони заглушают крики, в том, как люди кланяются королям, и самое главное… как ангел отпадает от благодати.
Глава 4
Мила
Viridity — наивная невинность.
Русские голоса, один озабоченный, другой грубый и низкий, проникли в мое подсознание. Папа свободно говорил по-Русски только тогда, когда у него были Русские гости, но почему они находились в моей комнате?
Это странно.
И грубо.
Я вздохнула и потянулась, натягивая одеяло на голову, заглушая шум. Вместо этого моя рука скользнула по знакомому ощущению одного из пиджаков моего отца, шерстяного и кашемирового. Но что-то было не так. Этот пиджак пах сосной и корицей с легким привкусом сигарного дыма. В этом запахе было что-то очень не отцовское, и именно это заставило меня открыть глаза.
Я застонала, когда острая боль пронзила голову.
— Khorosho, ty vstala[13], — сказал седовласый мужчина, пододвигая ко мне кожаное кресло с высокой спинкой от большого стола красного дерева.
Очки в квадратной оправе. Белые пуговицы. Черные брюки. Холодный пот выступил у меня на лбу, когда я уставилась на стетоскоп у него на шее.
Некоторым людям снились кошмары о падении, публичной наготе или призраках. Мой сон был от нависшего надо мной доктора. Они были так холодны и профессиональны, с щелчком латексных перчаток и отражением крови и иголок в глазах.
Боль в голове стучала в унисон с моим сердцем, когда я села на диване. Холодок коснулся обнаженного живота, и я поняла, что моя разорванная рубашка была частично скрыта пиджаком. Я надела и закрылась.
Смятение затуманило мои мысли, когда я взглянула на мужественное, изрядно потрепанное лицо. У меня перехватило дыхание, когда я встретилась взглядом с мужчиной, прислонившегося к столу. Мужчина, с которым я столкнулась. Мужчина, которого я успела разглядеть, прежде чем упала к его ногам без сознания.
Все вернулось ко мне.
Человек со шрамом.
Почти изнасилование.
Все, о чем я могла думать в тот момент, так это о том, что Москва действительно ужасна.
Темноволосый Русский выдержал мой взгляд с отстраненным интересом. Я сглотнула и отвела взгляд, когда доктор поставил своё кресло рядом со мной и сел. Я с опаской посмотрела на портфель рядом с ним, зная, что если он вытащит из него иглу, я рискну выбежать на улицу.
Присмотревшись, доктор замер и склонил голову набок.
— Ty vyglyadish’ znakomo. My ran’she ne vstrechalis’?[14]
Грязь прилипла к моим мыслям, как жвачка. Он говорил так быстро, что я ничего не поняла.
Доктор поправил очки и внимательно посмотрел на меня.
— Mozhesh’ skazat’ svoye imya, dorogoya?[15]
Мне показалось, что я услышала «imya»[16].
Он спрашивал мое имя? Я не была уверена, поэтому только моргнула.
Он озабоченно нахмурился.
— Ty dolzhen byl otvezti yeye v bol’nitsu.[17]
Я узнала только bol’nitsu. Однако поняла, что его слова предназначались не мне, а единственному мужчине в комнате. Тот, что был построен как кирпичная стена, такой неудобный, как, если столкнуться с ним.
На первый взгляд он выглядел как джентльмен, будто находился в зале заседаний совета директоров и смотрел на мир сквозь стекло от пола до потолка. Хотя, если смотреть на него дольше, чем следовало бы, все в нем — то, как он прислонился к столу, скрестив руки на груди; то, как тени боролись в его глазах; как черные чернила украшали его пальцы — противостояло этому. Мощное, возможно даже опасное лезвие лежало в расслабленном положении его плеч.
Он был воплощением войны, одетый в дорогой черный костюм, без галстука и пиджака. Я знала, что сейчас на мне его одежда.
Как будто почувствовав мой взгляд, мужчина поймал его. Желание отвернуться было настолько сильным, что у меня зачесалась кожа. Он ожидал этого от меня. Хотя что-то чуждое и проницательное заставляло меня упорствовать. Поддерживать с ним зрительный контакт было похоже на смертельную игру. Как Русская рулетка. Револьвер и одна пуля. Одно неверное моргание, и я была бы мертва. Но это также вызвало шепот адреналина, такой же теплый, как половина бутылки UV Blue и солнце Майами.
— Poprobuy po-angliyski[18]}, — сказал он, глядя мне прямо в глаза.
Доктор нахмурился.
— Мой английский не очень хорош.
Другой мужчина оттолкнулся от стола и подошел ближе, опустившись передо мной на корточки. Его брюки целовали мои элегантные клетчатые. Его черные ботинки с потёртым носком контрастировали с моими белыми ботильонами от Rothy’s.
Он был холоден и расчетлив, начиная с того, как двигался, и заканчивая тем, как его взгляд остановился на мне, хотя что-то такое живое играло в его глазах. Глаза, которые я теперь видела, были не черными, как я предполагала вначале, а очень, очень темно-синими. Темнее, чем камни в форме сердца в моих ушах.
Я не знала, было ли это внезапное возбуждение, его близость или результат удара по голове, но слова слетели с моих губ без раздумий.
— С тобой действительно некомфортно сталкиваться. — сказала я это так серьезно, будто это что-то, о чем он должен был беспокоиться.
— Мои извинения.
В его голосе слышался русский акцент и веселье.
Я уставилась на его губы, на тонкий шрам на нижней губе и на два грубых слова, льющихся из них, как водка со льдом. Интересно, откуда у него этот шрам? Интересно, его голос тоже похож на водку, обжигал ли он горло и согревал ли желудок? Я чувствовала себя… странно. Мои мысли, казалось, не имели никакого фильтра, пинг-понг против моей головы, как игра в пинбол.
Я открыла было рот, чтобы объясниться, но из него вырвалось только:
— Ты очень похож на русского.
Он провел большим пальцем по шраму на нижней губе.
— Ты очень похожа на американку.
Доктор заерзал на кресле и заговорил, но я едва расслышала его из-за присутствия этого мужчины, который был таким громким. Он был затмением, блокирующим боль в голове и, вероятно, солнцем. Хотя и ошеломляющим, но оно не было неприятным. Оно было тёплым. Убедительным. Мирным. Королевский флэш в логове беззакония.
12
Потуши сигарету
13
Хорошо, ты встала.
14
Ты выглядишь знакомо. Мы раньше не встречались?
15
Можешь сказать свое имя, дорогая?
16
Имя.
17
Ты должен был отвезти ее в больницу.
18
Попробуй по-английски.