Страница 38 из 46
— Пусть король знает эту местность лучше, но кавалькада у него большая, а нас всего шестеро, — сказал Риз. — Да и выехали они немногим раньше. Не может быть, чтобы они нас намного опередили. Вреда от того, что мы тут остановимся, не будет, зато не превратимся в ледышки ночью.
Никто ему не возразил. Фаско, правда, неуверенно предложил поискать для ночлега деревню, но Грач ответил, что это ни к чему и что лучше бы не заводить слишком много свидетелей их поездки.
Едва они спешились, как Гарольд буквально сполз по лошадиному боку, Ризу пришлось его подхватывать.
— Ничего, ничего… — говорил Грач синеющими губами. — Это просто нервное напряжение, пройдет.
Риз верил, что это нервное напряжение. Но кроме нервного напряжения было еще что-то: Грач выглядел как человек, который собирает последние силы, чтобы потом упасть и надломиться.
В пещере, видно, останавливались на ночь пастухи или путники: нашлось кострище, даже кособокая глиняная посуда. Всего этого было более чем достаточно, чтобы приготовить скромный ужин из захваченных с собой припасов. Фаско даже по просьбе дам спел несколько баллад, не всегда приличных. Шоу покатывалась со смеху, Картер вела себя более сдержанно, но видно было, что музыка ей нравится. Юдифь молчала, таинственно улыбалась и норовила подсесть поближе к Шоу.
Лицо Грача в отсветах костра казалось помягчевшим, помолодевшим. Он озирал небольшой круг соратников с почти растерянным выражением. После пары подначек Шоу он даже присоединился и спел немного с Фаско: голос у Грача оказался верным, что неудивительно для того, кто рос при монастыре, но не слишком сильным.
Риз первый раз видел Гарольда таким, и оттого у него медленно росло в глубине души предчувствие катастрофы.
Спроси его кто, он сказал бы: нас всего шестеро (и трое, как ни крути, женщины, а один не носит меча!) штурмовать крепость, где стоит королевский гарнизон. Но то была не настоящая причина. Настоящая состояла в том, что Риз знал: стоит почувствовать что-то похожее на счастье, как судьба немедленно забирает самое дорогое. А все соратники либо гибнут, либо предают его.
До замка Шинон доехали ранним вечером следующего дня.
Проникнуть внутрь можно было разными способами, но сошлись на самом простом: Картер и Шоу вместе с Фаско и Юдифь, которые изображали их слуг, постучались в ворота замка и сообщили, что они прибыли к королю с посланием от Ордена, которое необходимо вручить только лично. Но послание якобы не срочное и может подождать, если королю сейчас недосуг их принять.
Риз и Грач должны были явиться в замок несколько позднее, только вдвоем, изображая просто путешественников, которые проезжали мимо по каким-то своим делам: Грач — не слишком богатый аристократ, а Риз — нанятый им охранник и слуга. («Прошу прощения, что вам придется выступать в таком амплуа, сэр Джон…» — «Ничего, Грач. Я ведь такой и есть по рождению». — «По рождению я тоже всего лишь подкидыш — и что? Есть еще право духа».)
Риз не знал, как приняли Картер и Шоу, но им с Грачом явно не обрадовались: в замке царила суета и беспокойство. По двору шатались вооруженные люди, по виду как рыцари, так и вояки более мелкого разбора. Часть из них явно прижилась в замке, часть — прибыла недавно, жгла во дворе костры, сушила портянки и вяло переругивалась с местными жителями.
Управляющий принял их сухо, сказал, что благородный мессир, конечно, мог бы рассчитывать на ужин и ночлег в обычное время, ибо Христос заповедал не отказывать путникам, но…
— У меня есть чем заплатить, — сухо сказал Грач, — за еду и кров для меня и моего слуги.
Держался он при этом с таким правдоподобным высокомерием, которое отличает обычно очень мелких аристократишек, и как никогда походил на грача с взъерошенными перьями. Риз не мог не улыбнуться этим его фиглярским способностям, хотя на деле смешного было мало: как-то они будут выбираться из замка, наводненного войсками?
Управляющий тут же охотно их пустил. Риз не сомневался, что деньги пойдут в его карман: станет настоящий владелец замка — кажется, не Генрих, а один из верных ему баронов — забивать голову ужином и ночлегом для каких-то проезжих путников!
А все же грех жаловаться: им предложили отдельную комнату на третьем этаже донжона. И пригласили пройти к ужину в главную залу — там их, конечно, ожидали места в дальнем конце, среди самых мелких рыцарей, но хоть повыше откровенных приживал. Да и Фаско оказался рядом с ними (он прислуживал за едой Картер и Шоу, сидевшим за господским столом, — и это оказалось очень удобно, потому что, проходя мимо Грача и Риза, он сумел переброситься с ними парой слов). Вот только Юдифи не было видно нигде, и это Риза настраивало на подозрительный лад.
— Настроение за королевским столом похоронное, — сказал им Фаско, проходя мимо с подносом, на котором остались одни обглоданные кости. — Оказывается, Генрих-молодой должен был вроде поехать другим маршрутом, но не поехал. Сбежал, шельма. Видимо, к французскому королю Филиппу. А наш король его на дух не переносит.
— Еще бы не переносил, когда они соперники! — сказал Грач. — А ведь Ричард тоже сейчас при французском дворе…
— Угу, — добавил Фаско, который как всегда был в курсе всех сплетен, даром что незнание местного наречия должно было бы ему мешать. — Говорят, у Ричарда с Филиппом особенно нежная дружба.[53] Не то чтобы Генриху нужен был лишний повод ненавидеть своего среднего сына…
Когда он отошел, Грач обеспокоился еще сильнее.
— Мы стоим на пороге междоусобной войны, это ясно, — сказал он. — Принцы, разумеется, задумали идти против отца. Если Генрих поддастся теперь взрывному нраву и казнит Алиенору, как он казнил Бекета, эту смуту уже будет не остановить… Может быть, уже ничего нельзя сделать, слишком все далеко зашло! Мы этим письмом только подлили масла в огонь. Но надо попробовать.
— У нас все получится, — твердо сказал Риз, хотя сам такой уверенности не чувствовал. — Ведь нас ведет сам Господь.
— Ты полагаешь? — поглядел на него Грач.
Риз понимал: Грач все еще терзается сомнениями, не дьявольское ли наущение его дар. Но как он мог убедить, уверить его?.. Он просто сжал руку Гарольда под столом в своей.
— Я не знаю, от Господа ли эти мысли, — пробормотал Грач, — но я вижу только один способ решить дело: устроить королеве Алиеноре побег!
«Уж не хочешь ли ты попросту повидаться со старой пассией?» — чуть было не подначил его Риз, но решил, что шутка покажется некстати. Спросил другое:
— То есть похитить ее?
Грач поморщился:
— Какое грубое слово, сэр Джон!
Юдифь, как оказалось, была занята делом: она разыскала их сразу же после ужина. Девица исхитрилась где-то раздобыть наряд цветов королевской ливреи и ничем не отличалась от многочисленных замковых слуг, даже свой головной платок стянула узлом на затылке по нормандской моде, открыв красивую длинную шею.
— Идемте за мной, — сказала она. — Я знаю, где спальня королевы Алиеноры. Я проведу вас.
— Откуда ты знаешь, что нам нужна королева Алиенора? — подозрительно осведомился Грач.
— Как будто так трудно было догадаться, милорд! — Юдифь подмигнула. — Еще я разведала, как можно тайком выбраться из замка, если нужно не производить много шума. Мне рассказал эконом… нет, не бойтесь, он никому больше не скажет, что я с ним говорила, он проспит до утра. Вы, конечно, хотите похитить королеву?
— И ты туда же! — страдальчески заломил брови Грач. — Нет, я всего лишь попрошу ее величество внять голосу разума и воспользоваться нашей помощью. Я ее немного знаю, возможно, это будет не так сложно. Нужно только предупредить Фаско и сестер-госпитальеров.
— Конечно, ты ее знаешь, — глаза Юдифи блеснули в темноте бешеным огнем. — Ибо Господь дала тебе все, что нужно, чтобы выполнить твою миссию!
Замок Шинон был невелик и не стар — по меркам некоторых других замков на Луаре. Но все же хватало в нем и длинных переходов, где по ногам били сквозняки, и узких винтовых лестниц. Несколько раз Риз слышал бряцанье оружия и тяжелые шаги кого-то из расквартированных в замке рыцарей, и Юдифь отводила их в какую-нибудь пустующую клетушку или за поворот коридора. Она будто знала замок лучше его обитателей — поверишь тут, что ей помогает Богородица.
53
«Реальная» сплетня тех времен. Достоверность ее, разумеется, проверить невозможно, но Ричард Львиное Сердце был известен равнодушием к женскому полу.