Страница 13 из 16
Глава 4
Анкарн, в котором мне повезло появиться, был вольным городом на юге Орнийской империи, самого большого государства на континенте. Впрочем, не настолько большого, чтобы презрительно посматривать на остальных, всего лишь вдвое, по площади, что, при наличии на континенте ещё почти двух десятков других, не давало значимого преимущества.
Континент, на котором все они располагались, назывался — Яол и был единственным на планете. По крайней мере, о других ничего известно не было.
Статус вольного города Анкарн получил аккурат с появлением в нём Академии. И связано это было… А вот с чем оно было связано, Вольдемар не знал и не особо интересовался, что для меня было большим упущением.
А ещё, прямо по центру континента, на площади вдвое большей чем Орнийская империя, располагалось большое белое пятно вечной мерзлоты, идущее с самого дальнего севера, от океана, скованного льдом и опускающегося почти до местных субтропиков. Называлось оно много как, и Большой белой пустыней, и Ледяной пустошью, и даже Мёртвыми землями.
А всё потому, что когда-то там располагались центральные земли бывшей единой Империи, после магического катаклизма, превратившиеся в сплошное поле снега и льда. Ну а то, что от Империи осталось, превратилось в сегодняшние царства, королевства и Орнийскую империю, никакой, правда, правопреемницей старой империи не считающуюся.
Показалось забавным, что даже тут не обошлось без магического катаклизма. Видимо, кто-то из магов древности когда-то не удержался и бахнул. А может это была и не война, а очередной одарённый просто опрометчиво влез туда, куда лезть не стоило. О причинах произошедшего ничего толком известно не было, все, кто что-то знал, остались там, под многометровой толщей льда.
Нынешние маги, периодически, снаряжали экспедиции, пытаясь раскопать хоть что-то из древнего наследия, но возвращались из подобных походов не многие.
Зайдя на кафедру общей магии, я сразу увидел Баргаса Олдвена, того самого впадавшего временами в маразм профессора магии, что замещал меня на время болезни.
— О, дорогой Вольдемарус! — седой сухенький старичок, в силу возраста отошедший от работы в качестве куратора студенческой группы, и преподававший исключительно факультатив по теории магии, тут же радушно меня обнял.
“Ну хоть не Вольдемортус”, — подумал я, тоже вежливо приобнимая заслуженного работника магического образования.
— Помолодели, постройнели, — произнёс тот, с улыбкой меня оглядывая, — прямо завидую. И мантия, какой шикарный цвет!
Он потрогал ткань, присмотрелся к фасону.
— Ба, да это алалийская работа, только у них так, по особому, прошивают швы. Признавайтесь коллега, почём такую приобрели?
— О, — я натянуто улыбнулся, — досталась совершенно случайно, за смешные деньги.
— Понимаю, — покивал старый профессор, — опять какой-нибудь горе-путешественник вещи распродавал, чтобы оплатить поездку на корабле.
— Вроде того.
Профессор был человеком слегка назойливым, но безобидным. Насколько это возможно для весьма сильного мага приличного возраста с начинающейся деменцией.
Только в академии он преподавал больше ста лет, а уж чем занимался до неё, про то ходило немало слухов, поэтому я подобное поведение воспринимал вполне снисходительно.
Пока это было больше поводом для смешков, но когда слабоумие поразит его окончательно, он станет попросту опасен для окружающих.
Я понадеялся, что наступит это ещё не скоро.
— Кстати, профессор, — подцепил я за локоток уже его, — у меня тут к вам вопрос, как к большому знатоку теормага.
— Конечно, конечно, — оживился тот, — помочь коллеге мой святой долг.
— Столкнулся с интересным случаем, не так давно, — принялся описывать я, увлекая того к столу в углу помещения, — мужчина, несомненно одарённый, и раньше мог колдовать без каких-либо проблем, но внезапно, после некоего инцидента, с процессом воплощения заклинаний произошёл сбой, и теперь вместо ожидаемого результата получается хаотичный выбор магии вокруг тела, просто разрушающий одежду. Несколько применений магии и он остаётся буквально голый.
— Голый?! — Баргас сморщившись, ехидно захихикал, — забавно, забавно!
— Нам с вами, профессор, — вежливо улыбнулся я в ответ, — но не этому бедняге.
— Мда, — тот посерьезнел, задумчиво огладил подбородок, — действительно, этому вашему знакомому явно не до смеха.
На секунду задумавшись, старик неуверенно произнёс:
— Пожалуй, в своей практике ничего подобного не припоминаю, хотя, знаете, есть такое ощущение, что где-то, что-то подобное или читал или слышал от кого-то. Можно было бы подумать о наложенном проклятье, но те могут скорее лишить магии, чем дать такой эффект. Если только это было какое-то неправильное проклятье, давшее неправильный эффект? Знаете что, батенька, — Баргас крепко взял меня за руку, — тут не получится сходу определить причину, поэтому надобно применить метод абдукции.
— Какой, какой метод? — переспросил я, — может дедукции?
— Абдукции, — повторил профессор, — дедукцию можно применять только после абдукции, когда мы имеем уже несколько более или менее вероятных предпосылок, чтобы определить наиболее верную из них.
— И тогда мы найдём причину! — закивал я.
— Нет, — сурово взглянул мне в глаза старик, — тогда мы применим индукцию, и вот уже она и приведёт нас к истине. Как говаривал мой учитель, основатель этого метода, — кратчайший путь к раскрытию любой тайны, это, — абдукция, дедукция и индукция! Все вместе и именно в такой последовательности.
Я ещё раз вспомнил всё, что читал из рассказов Конан Дойля, но ни про абдукцию, ни про индукцию там ничего не было. Видимо Шерлок Холмс как то справлялся одной дедукцией. Было ли это признаком ограниченности, что он попросту не знал про два других метода или же наоборот, признаком остроты ума, справлявшегося всего одним инструментом вместо трёх, я определить не смог.
— Умный был человек, — вздохнув, произнёс профессор, отведя взгляд, — жаль прожил недолго.
— А что с ним произошло?
— Слишком углубился в такие тайны, в которые углубляться не следовало. Помню его последнии слова, когда он умирал у меня на руках…
— Какие? — заинтересовался я.
— Надо было остановиться на дедукции… — пожевав губами, процитировал по памяти Баргас.
И я понял, что, скорее всего, Шерлок Холмс был умным малым.