Препод

Пролог

— Ох, гравитация, бессердечная ты сволочь, — простонал я, лёжа на чём-то твёрдом.

После вчерашней попойки на день преподавателя высшей школы состояние было, — лучше умереть чем так жить. Вся наша кафедра истории безбожно накидалась водки, и даже Светлана Сергеевна, миниатюрная и похожая на подростка лаборант, лихо закидывала стакан за стаканом и порывалась станцевать на столе.

Голова трещала, во рту была великая сушь как в Долине Смерти и ещё, почему-то, онемели и совершенно не чувствовались руки, словно я их напрочь отлежал.

Воспоминания тоже возвращались какими-то урывками. Помню только, что до дома меня тащили две наши старшие преподавательницы: Нина Владимировна и Евгения Константиновна. Обе дамы лет сорока, были вполне ещё ого-го, по крайней мере, их оценивающие взгляды я ловил на себе постоянно и такое внимание мне, — тридцатилетнему, отчасти даже льстило. В конце-концов, не женат и даже не в отношениях, имею право. А то что дамы на десяток лет постарше, только добавляло перчинки.

— Профессор, профессор, — откуда-то послышался испуганный юношеский голосок.

— Ох, — снова простонал я.

Попробовал пошевелиться, но не преуспел. Голос неизвестного был мне незнаком, но, судя по источаемым им эмоциям страха и тревоги, меня он знал. Правда чрезмерно мне льстил, называя профессором, я-то был всего-навсего доцентом, кандидатом исторических наук.

С трудом приоткрыв глаза, я уставился на склонившегося надо мной паренька, по виду явного студента младших курсов, пожаловался, борясь с стрелявшей в голову болью:

— Что-то я рук не чувствую.

— А их нет, профессор, — губы паренька затряслись, а глаза наполнились слезами.

“Как нет?! — мысленно ахнул я, преодолевая тошноту, повернул голову, кося глаза, сначала вправо, а потом влево, и действительно, увидел только обрубки плеч, с начисто отсутствующими руками, — и правда, нет”.

Сама эта мысль, внезапно, не вызвала во мне особой паники. Видимо, отсутствие болевых ощущений, которые, по идее, должны были присутствовать, как никак, обе конечности как отрезало, сказывалось. Скорее было какое-то удивление на пополам с растерянностью. Вроде же просто на кафедре бухали, что такого могло произойти? По дороге, что-ли под поезд попал? Так вроде от института до дома, нигде железной дороги нет.

Тут, внезапно, тишина вокруг словно рухнула, и, разом стало шумно. Кто-то визжал по девчачьи высоким тонким голосом, кто-то ругался, чей-то властный баритон раздавал указания.

— Расступитесь, расступитесь! — послышался мужской голос, лицо паренька сдвинулось в сторону и в поле зрения возникло морщинистое лицо весьма немолодого гражданина, однако, с ясными, я бы даже сказал, пронзительными ярко-синими глазами.

— Так, — произнесло это лицо, осмотрев меня, — он жив, это уже радует.

Повернувшись куда-то в сторону, спросило:

— Что произошло?

— Я, мы… — послышался заикающийся голос давешнего паренька, — магический опыт…

— Всё понятно, — вздохнул неизвестный, — ладно, потом разберёмся, а пока профессора надо в лазарет.

Я было вознамерился сказать, что я никакой не профессор, но, внезапно, сам же резко захлопнул приоткрывшийся было рот. Просто потому, что если уже два человека говорят одно и тоже, то это уже не случайность, а закономерность. Как говаривал мой товарищ с кафедры философии:

— Прежде чем что-то спросить, дважды подумай, что хочешь услышать в ответ.

А я с этим ещё сам не определился.

Тут моё тело, будто подхватил тёплый поток воздуха, приподнявший на метр от пола, слегка стиснув с боков, не давая пошевелиться. Затем моя обездвиженная тушка поплыла куда-то плавно перемещаясь.

— Куда вперёд ногами-то?! — раздалось чьё-то раздраженно-возмущённое шипение.

Моё движение тут же остановилось, тело повернулось на сто восемьдесят градусов и дальше мы уже двигались как положено.

Мимо меня проплыл дверной проём, я успел заметить массивную деревянную дверь с фигурной бронзовой ручкой, затем мы оказались в коридоре. Смотреть я мог только вверх, да немного косить в стороны, но и этого оказалось достаточно, чтобы понять, что я точно не в своём родном Гуманитарном институте НГУ. Да и на другие известные мне ВУЗы увиденное походило мало. Просто потому, что нигде в коридорах я не видел на потолке столь искусно выполненной росписи. Вернее, иногда видел, но не в коридорах, а в актовых залах старых советских институтов, но там больше на тематику социалистического строительства, партии и дружбы народов было, а тут картины сплошь фэнтезийной направленности: драконы, рыцари, прекрасные дамы, всевозможные маги хлещущие молниями направо и налево. Что-то там было, в стилистике, от работ Бориса Вальхео, что-то от Луиса Ройо, а что-то и напоминало нашего Анри. Весьма необычно, надо сказать.

Отсутствие рук и неподвижность мыслить мне не мешали, и чем дольше я размышлял, тем больше понимал, что и мир вокруг меня, мягко говоря, не совсем родной. Информации до ужаса не хватало, но по фразам и действиям вокруг своей тушки, уже можно было сделать вывод, что в этом мире, как минимум, присутствует магия. И я нахожусь не в своём родном теле, а какого-то профессора. Тут же замелькали в памяти сотни прочитанных книг о попаданцах. Правда, те всё больше Камазом в дальний путь отправлялись, а не как я, от пьянки. Впрочем, может меня пьяного как раз Камазом и того, по дороге домой? Если так, то впору диссертацию писать, на тему: Историческая роль Камского автомобильного завода в освоении параллельных миров.

— Потерпите, профессор, — снова появилось лицо старца, — скоро будем в лазарете, а затем вырастим вам новые руки, лучше прежних.

“Тут и такое лечат?! — настроение сразу скакнуло на пару пунктов вверх, а затем я снова крепко задумался, — то что я не местный, меня вычислят, пусть не сразу, но достаточно скоро, как поймут, что я вообще не ориентируюсь в местных реалиях. А это фиаско, с перспективой попасть на допрос к каким-нибудь магам ментала, которые, возможно, тут тоже имеются. И такой результат меня не устраивает совершенно. А значит что? Значит надо бить на опережение. Зачем ждать, когда они меня раскусят? Надо сразу самому имитировать амнезию. Насколько помню, много в каких книжках прокатывало”.

— Где я? Кто я? — решившись, произнёс я и удивлённо захлопал ресницами, отчего лицо моего собеседника сначала нахмурилось, а затем посмурнело.