Страница 7 из 27
Из дома вышел старик, одетый в белые штаны и белую с глубоким вырезом рубаху. При каждом шаге остроносые кожаные кауши шлепали его по бледно-желтым пяткам. Прижав руку к груди, старик согнулся в робком поклоне и прошел к хаузу. Набрал воды в медный кумган и принялся поливать утрамбованную и чисто выметенную площадку вокруг супы. Глина моментально впитывала воду. Потом старик прополз на четвереньках по супе до дастархана, собрал на медный поднос куски лепешек, блюдечки с кристаллами навата, мучнистыми конфетами — парвардой, кисти мелкого винограда, чуть тронутого желтизной и, так же пятясь, уполз. От летней кухни, где в казанах готовили обед, доносились пряные запахи зры, райхана, жареного лука. Перекинутая через таловую жердь сохла на солнце шерстью внутрь баранья шкура, над ней вились осы и гудели шмели.
Опираясь ладонями о подушку, Курширмат с трудом поднялся на затекшие чуть кривые ноги, потянулся. Не очень поспешно встал и его сотрапезник.
Курширмат дотянулся рукой до шелковой клетки, пощелкал по дощатому дну пальцем: птица испуганно заметалась. Не глядя на начальника разведки, спросил:
— Кого думаешь купить, Аулиахан-тюря?
— Ушарова...
Курширмат живо обернулся, снял очки. Единственный глаз прищурен. Второй, как у птицы, закрыт бледными веками.
— Ушаров был адъютантом у Зазвонова. Вот уже два месяца, как он в штабе красных.
— Кем он там?
— Точно не знаю, но в разведке или в особом отделе. Купить его было бы очень хорошо, ваша светлость!
— Ты думаешь — удастся?
— Он — кокандский.
— Ну и что? — недоверчиво спросил Курширмат и подошел к собеседнику вплотную.
— Карапетян тоже из кокандского отряда. Поручу ему...
— Ушаров большевик?
— Да...
— Ничего не выйдет! Он с Карапета шкуру снимет. Барабан сделает!
Аулиахан рассмеялся, кожа на прямом носу собралась в морщинки.
— Этого Ушар не умеет. Если Карапет не справится — на барабан его кожу натянут мои храбрецы, — усмехнулся начальник разведки и тут же преобразился, благочестиво провел ладонями по загорелым щекам, огладил маленькую холеную бородку. — На все воля Аллаха!..
— Позови Карапета. Говори при мне. Обещай райскую жизнь на земле.
— Ему анаши на один гап[13] и он уже видит гурий рая.
Аулиахан-тюря трижды хлопнул в ладоши. Прибежал, поддерживая саблю, рослый джигит.
— Найди Карапета!
Басмач поклонился, прижимая руку к груди, эмиру ляшкар баши, отдельно — Аулиахану и поспешил выполнить приказ.
Карапетян пришел в сопровождении посыльного. Был он невысокого роста, немного грузноват для своих лет, полнолиц и ряб. Одет он был в армейские галифе, вместо гимнастерки под узбекским стеганым халатом — чесучевая рубашка навыпуск, подхваченная тонким «кавказским» пояском. Он встал по стойке «смирно», машинально продолжая накручивать на указательный палец длинный конец ремешка с серебряным украшением.
Вокруг супы на паласах и курпачах по пять-шесть человек расположились джигиты из личной сотни Курширмата. Отдельно трапезничали музыканты и певцы: их бубны и дутары лежали рядом. Хозяин дома и двое его слуг едва успевали подносить ляганы с пловом, касы с шурпой, чайники с чаем.
Курширмат оглядел пришедшего, сказал:
— Садись! Поешь с нами. — И показал на место между Ненсбергом и Половцевым.
С излишней поспешностью Карапетян обтер сапоги полой халата, сполоснул руки в хаузе и другой полой вытер ладони, ловко пристроился за спинами сидящих. Ненсберг потеснился, и он смог дотянуться до плова. Аулиахан налил полную пиалу коньяка и протянул Карапетяну:
— Пей.
Карапетян перебежал к Курширмату после того, как в последнем бою с басмачами струсил. Его должны были судить. Боясь наказания, он сбежал в стан врага. Ни разу за полгода, что провел среди басмачей, ему не доводилось сидеть за одним дастарханом с самим эмир ляшкар баши. Он понимал, что такая честь — неспроста, и ждал, что же произойдет дальше. Хозяин дастархана не торопился начать разговор.
Первым, сыто отрыгнув, отвалился на бархатные подушки Курширмат. Он вынул из ножен богато инкрустированный нож чустской работы и принялся безучастно строгать веточку. Один из курбаши подобострастно поставил около локтя командующего пиалу с чаем.
— Устал от муштры, — сказал со вздохом Половцев. Он бы с удовольствием ушел в сад, бросил там у арыка курпачу и подремал. Но хотелось узнать, зачем понадобился гази этот Карапет, как презрительно называл его про себя бывший казачий есаул.
Наконец, один из курбаши собрал с лягана остатки плова. Старший по возрасту пробормотал благодарственную молитву, все провели ладонями по лицам и встали.
— Останься, — приказал Аулиахан Карапетяну. Тот покорно опустился на курпачу. — Остальные можете идти.
— Ты храбро воевал прошлый раз, — начал начальник разведки, и Ваграм зарделся от похвалы, скромно потупился. Курширмат одобрительно кивнул. Все трое знали, что это была храбрость труса: попади перебежчик в плен к красноармейцам — о решении трибунала можно было бы не гадать.
— Скажи, ты знаешь кого-нибудь в штабе красных?
— Я давно не был в штабе. Люди везде меняются, джан додхо[14].
— Ушарова знаешь?
— Ушарова?.. Знаю... А он разве в штабе?
— Кажется, да.
— Хорошо знаю! — оживился Карапетян. — В одном кокандском отряде служили! Друзья мы, можно сказать.
— Он знает, что ты перешел к нам?
— Не думаю.
— По моим сведениям, Ушаров теперь в штабе. Начальник разведки. Он храбрый человек?
«Зачем ему понадобился Коля? Что ответить на вопрос?» — подумал Карапетян и решил, что лучше говорить правду.
— Храбрый.
— Что он любит? Деньги? Славу? Он пьет? Может играет в карты?
— Не знаю, что он любит. Наверное жену... Она у него красавица! Вай-вай! Персик!.. Женился недавно. А деньги кто не любит?!
— Карты, вино? — повторил вопрос Аулиахан.
— Этого не замечал.
Курширмат, лежавший на курпаче, резко сел:
— Ушаров очень быстро выдвинулся из рядовых солдат до начальника отдела разведки штаба. Он или очень предан Ленину, или жаждет славы, почестей, богатства. Деньги! Они нужны при любой власти. А Ушаров — молод. У него красивая жена.
— Выкрасть его жену!? — догадался Карапетян.
Курширмат сделал рукой отрицательный жест:
— Нет! Тогда мы сделаем его своим врагом. Надо, чтобы он служил нам, не боясь разоблачения и не питая к нам ненависти.
— Вы правы! Его могут прельстить только деньги! При гарантии полной безопасности, — поддержал Аулиахан.
— Пусть на первый раз выполнит какое-нибудь маленькое поручение. Щедро заплатим! Второе задание будет серьезнее, — развивал мысль Курширмат. — А плата больше. Тогда...
— Тогда он будет в наших руках! — воскликнул Карапетян.
— В моих руках, в моих, — поправил хозяин. — Вижу ты все понял. Действуй.
Курширмат поднялся, встали поспешно собеседники.
— Об остальном договоритесь без меня, — сказал Курширмат. — Склонишь Ушара на нашу сторону — награжу щедро. Если не удастся — уничтожь! Зная, что нам нужен свой человек в штабе, Ушар станет опасен для моего священного дела... Станет принюхиваться к каждому. А нам нужно будет найти другого. Иначе нельзя.
Глава IV
ЗА ЛИМОН — МИЛЛИОН
Начальник курширматовской разведки Аулиахан-тюря был осведомлен правильно: вот уже скоро два месяца, как Николай Ушаров служит в разведывательном отделе или регистроде, как его называли, Ферганского фронта. Это назначение было санкционировано полномочным представителем ВЧК в Туркестанской республике Яном Христофоровичем Петерсом.
Штаб Ферганского фронта разместился в двухэтажном здании мужской гимназии, в центре Скобелева. Напротив через широкую улицу раскинулась площадь с собором, а дальше — молодой парк, в котором, как слышал Николай Александрович, были все породы деревьев, растущих на территории Средней Азии. Город утопал в зелени. И под окнами штаба вдоль арыка росли чинары да тополя. В их тени укрылись от июльского зноя верховые лошади, фаэтоны, тарантасы, брички, выстроившиеся вдоль арыка, да и само здание с широко распахнутыми окнами спряталось в спасительной тени.
13
Гап — мера наркотика «на один разговор», на один раз.
14
Джан додхо — Ваша светлость.