Фаэтон со звездой

Петерс поднялся, надел фуражку.

— Я понял, товарищ Петерс. Разрешите выполнять?

Петерс дольше обычного задержал руку Ушарова в теплой ладони, дважды пожал ее, произнес нарочито сухо:

— Ну, чего там! Действуйте, одним словом... Успеха вам...

Он направился к выходу — сухощавый, с чуть приподнятыми плечами. Уже у двери обернулся, сказал:

— Посоветуйте Коновалову патроны грузить в ночь предполагаемой отправки эшелона. Курширмату объясните это, как меру предосторожности, избранную командованием штаба против его возможного нападения. Нам это гарантирует, что нападение на эшелон он предпримет не тогда, когда ему вздумается, а когда будет удобно нам!... Именно перед рассветом!..

— А не может он напасть на подводы? — высказал предположение Ушаров. — Правда на них мало патронов....

— Нет! Он захочет захватить все боеприпасы! И не рискнет нападать на городских улицах: ему известно, что улицы под обстрелом крепостной артиллерии. Я приеду к вечеру или ночью перед операцией... Все понятно?

— Спасибо, Ян Христофорович! Все понял!

Николай Александрович остался в кабинете один. Долго думал о чем-то. Выглянул в окно — вдруг фаэтон уже стоит перед домом. А в глубине души надеялся, что Курширмат не пошлет за ним. «Он должен поручить мне разузнать, куда и когда отправят оружие, — размышлял Ушаров. — Для этого ему не обязательно встречаться со мной. Значит должен появиться Ваграм Карапетян. Его следует ждать с минуту на минуту».

Ушаров нервничал, не мог сосредоточиться над очередной сводкой для штаба. Он часто поднимался, ходил по кабинету. Нетерпеливый характер его требовал немедленных активных действий, а приходилось выжидать, Чего выжидать? Когда появится, наконец, Карапетян? А вдруг он не придет. Его могут раньше времени задержать Томилин и Рогов, знающие Карапетяна по отряду... Тогда — опять ждать когда появится еще один, неизвестный сообщник Курширмата.

Может случиться и так, что до Курширмата еще не дошло известие о том, что на станции идет погрузка оружия. И вообще никто ему не сообщит. «Нет, — думал Ушаров, — у Курширмата в Скобелеве есть «глаза» и «уши». Это продавцы овощей, дервиши, чайханщики, торговцы. Должны ему сообщить. Просто нужно набраться терпения и ждать. Взять себя в руки — и ждать!»

— А у нас гость, Коля, — сообщила жена, когда он пришел домой. — Уже час, как ждет. Кокандский, говорит.

«Пришел», — обрадовался Николай, идя следом за Марией узким коридорчиком. Нарочито безразличным тоном переспросил:

— Из кокандских, говоришь? Кого же это бог послал? Не Костя ли? Или отец?

— Сейчас увидишь...

За столом, покрытым клеенкой, сидел Карапетян. На столе лежали гостинцы — кульки с фруктами, бутылка водки. Ушарову пришлось изобразить на лице досаду. Такого уговора, чтобы посланцы Курширмата навещали его дома, не было.

— Еле нашел! Спасибо, знакомые помогли. — Карапетян расцвел в улыбке. — Дорогой! Дай я на тебя погляжу! Еще красивей стал. Женился и молчишь!

— Обед готов, Маша? Неси. — Когда Мария ушла в палисадничек, где на мангалке, сделанной из старого ведра, варился обед, Николай нахмурился, сказал резко:

— Кто тебе разрешил приходить домой? С ума ты сошел, Ваграм.

— Т-с-с!.. — гость приложил палец к губам, наклонился к уху Николая. — Срочное дело... После обеда поговорить надо.

— Ты хочешь меня погубить, Ваграм, — с обидой заметил Ушаров. — Ко мне может каждую минуту зайти кто-либо из тех, кто знает тебя. Я случайно узнал, что ты не просто ушел из отряда, а сбежал от трибунала.

—  Вах! — покачал головой Карапетян. — Какое важное дело?! Трибунал! Ха! Если кто придет, ты меня спрячешь. Ваграм все учел...

После не очень обильного обеда вышли в беседку, увитую хмелем, пить чай с урюковой пастилой, тонкой, как сочень, раскатанный для лапши.

Беседа не вязалась. Мария подумала, что старые приятели стесняются ее, и ушла в комнату.

— Курширмату стало известно, что на станции грузят оружие. Ему нужны подробности. Что там происходит, Коля?

— На станции? Не в курсе...

— Голову не морочь! Чтобы ты не знал!..

— Я руковожу разведкой, а не хозчастью, — обиделся Николай.

— Э-э! Брось! Короче говоря, срочно узнай что, куда и сколько? И когда отправлять будут состав?

— Послушай, Ваграм! Мы договорились, что я буду доставать патроны. Но я не собираюсь торговать военными тайнами. То, что я делаю, я делаю ради нее, — сказал он с напускным драматизмом и кивнул на дом, где скрылась Мария.

— Красавица! — восхищенно воскликнул Ваграм. — Для такой — жизни не жалко. Знаешь, Коля, я ей все равно подарю манто. Для нее все можно сделать. Будешь миллионером, хлебом клянусь!

— Неужели так много заплатит Курширмат? — удивился Николай.

— Все отдаст! Патроны ему нужны, понимаешь?

— Ты говоришь, что грузят оружие. Может, патронов и не будет.

— А кому нужны винтовки без патронов?! — возразил Карапетян и заговорщицки, понимающе подмигнул: — Патроны наверняка будут грузить...

— Пожалуй, ты прав... Но если Курширмату донесли о том, что грузят оружие, то и о патронах он узнает без моей помощи. Наверно, его люди считают уже каждый ящик, каждую жестянку, которую грузят.

— Конечно, считают, дорогой! Всё считают! Одного не знают — когда и куда повезут. Чтобы узнать это, Курширмат дорого заплатит.

— Он что же, напасть на состав решил? — полюбопытствовал Ушаров. — Рискованное дело...

— Может и решил. Ему рисковать, не нам с тобой.

— Видимо, дело срочное. Вагоны могут отправить не сегодня — завтра.

— Вряд ли. Пока загрузили только один вагон. А их три на путях. Соображаешь, Коля? Сможешь узнать, а?

— Постараюсь... Игра, кажется, стоит свеч. Но очень трудно. И рискованно. А вдруг узнаю, но сообщить не смогу, — выразил опасение Николай. — И вся игра расстроится.

— Да, верно... А мне здесь оставаться нельзя. Я должен добраться до ставки и доложить, что виделся с тобой... Что же делать? Есть здесь еще один наш... Его я назвать не могу. Нужно, чтобы Аулиахан-тюря разрешил... А то он мне башку снимет.

— Вот чудак! Конечно, разрешит! Сам подумай: если мне вдруг не выбраться, а тебя не будет! Кто сообщит Курширмату? Может через чайханщика?

— Чайханщика в городе нет. У него сына убили в последнем бою. Поминки справляет, вернется дня через два... Вот что, — решился Ваграм. — Я тебе назову фамилию нашего человека. Только без крайней нужды не обращайся к нему. Иначе Курширмат всех нас, — и он провел ребром ладони по горлу. — Василия Елишенко знаешь? Командира эскадрона? Ну из оренбургских.

— Постой, постой! Неужто он? — удивился Ушаров, — это который в яркой гимнастерке все ходит? Неужели тоже?

— Точно! Этот самый... «Зеленая рубашка»! В случае крайней нужды обратись. Так и скажи: «Зеленая рубашка, то-то и то-то»... такая у него кличка. У тебя — Петух, у меня — Карапет... Ну, я пойду.

— Я тоже пойду. Может, узнаю что в штабе... Идем, провожу...

Они вышли из ворот, дошли до угла Дворянской, свернули влево, к базару. Сзади послышался приближающийся конский топот и одновременно из зеленого палисадника навстречу вышли два красноармейца.

И Николай и Ваграм узнали в них Рогова и Томилина, бойцов Кокандского партизанского отряда. Рогов — бывший рабочий кокандского хлопкозавода — худой и длинный, недвусмысленно вскинул с плеча винтовку.

— Выручай! — прошептал Карапетян и ухватился за локоть Ушарова. — Выручай, браток! Иначе и тебя продам!.. Обоих расстреляют.

— Мы тебя поджидаем, Карапетян, — сказал Рогов. — Уже два часа. Всё сомневались, ты это или не ты. Давно не виделись.

— В чем дело? — строго спросил Ушаров.

— В том, что предателя поймали, товарищ Ушаров! — выкрикнул Томилин, кивнув на Карапетяна: — Он же дезертир! Разве вы не знаете?

Редкие прохожие ускоряли шаги, из предосторожности переходили с тротуара на дорогу.

— Вы знаете меня, ребята? — произнес Ушаров многозначительно. — Никакой он не дезертир. Он со мной. Остальное я не имею права вам объяснять... Понимаете?