Страница 73 из 78
Он, Петр Щелочихин, остался без прикрытия, без крепкого плеча, на которое всегда можно было опереться. Зачем рассказывать, тревожить друзей, что в столице началось обновление высших кадров, самая обычная «чистка». Слава богу, до их провинции этот ветер еще не долетел, а в Москве… Новый министр его даже не захотел принять. Совсем недавно, когда дядя был «шишкой» в МВД, а министр служил замом, он распахивал перед ним, Щелочихиным, дверь, угощал коньяком, чаем с лимоном, выполнял любые просьбы по корректировке плана, преданно заглядывал в глаза.
– Давайте-ка, друзья-товарищи, «сыграем в открытую», нет смысла нам друг перед другом таиться. Обновление, что началось в стране, не дает нам проходного балла. Потолкуем откровенно. Не волнуйтесь, Нина Александровна стенографировать не будет.
– Граждане! – сощурился Ачкасов. Он сегодня вообще не пьянел, хотя пил много, пробовал заглушить боль в желудке, которая казалась страшней любых перемен. Желчный, мстительный Ачкасов оптимизма не терял. – К чему паниковать? Оглянемся назад, на прошлое. Сколько нашим братом-руководителем пережито, сколько пришлось лавировать, примазываться, перестраиваться, чтобы не вылететь из кресла. Вспомните, «промышленные и сельские обкомы партии», совнархозы. Господи, чего только не вытворялось и не выдавалось за идеал! Возьмите, к примеру, наши органы: ВЧК, ОГПУ, НКВД, МВД, КГБ, снова МВД. Целые камнепады просвистели над головами, а жизнь продолжается. Я мальчишкой был, когда умер великий Сталин. Помню, люди на улицах искренне рыдали, мамаша неделю ходила как потерянная, повторяла одну фразу: «Как без НЕГО жить?» А годика через три двинулись колоннами граждане с кирками да ломами крушить памятники недавнего кумира.
– Я согласен с полковником, – брови-козырьки Петра Кирыча наконец-то ожили. – Допустим маловероятное: мы полетим к чертям собачьим, а дальше? Все просто, как черенок лопаты. Кто же придет на высокие посты? Пришельцы с Марса? Да нет же, их займут люди, которых мы с вами выучили, вышколили, выдрессировали, вчерашние «замы» и «помы», ученики и соратники с раздвоенной душой: на языке у них будет мед, а на душе… они же привыкли мыслить и жить по образу прежних шефов. Уйду я с «Пневматики»…
– Все на реке в половодье бывали, – бесцеремонно перебил Петра Кирыча Разинков, – муть плывет, ил, грязища, льдины агромадные ворочает. Думаешь: все, конец рыбалке. А к лету все отстоится, водица опять, глядишь, прозрачная. А вся наша жизнь – разве не половодье?
– Есть предложение, – снова встрепенулся прокурор, – налить еще по маленькой на «посошок» и… по домам. – Он был еще слишком молод, не чаял за собой больших грехов, взяток не брал, виновных не отпускал. Честно говоря, с надеждой воспринимал грядущие перемены, но выбиваться из общей упряжки побаивался, слишком сильные козыри еще имели на руких нынешние гости Петра Кирыча.
– Нет, прокуратор, ты не прав! – снова вмешался в разговор Разинков. – Давай разложим все по полочкам: что дали и что получили. Дед мой во времена коллективизации безграмотным был, однако колхоз возглавлял. Обратится, бывало, мужик с просьбой: «Дай лошадь съездить к сыну, на свадьбу». Он дать готов, но нужно писать разрешение. Дед и придумал свою систему. Писать не мастак. Снимает с головы шапку: мол, покажешь конюху, он даст лошадь. А мы… мы советским людям, наверное, за всю историю безбедную жизнь показали, прообраз коммунизма. Разве не так? Оглядитесь вокруг. У каждого второго – дача, машина, грудь в орденах. А теперь новая цель: удвоить усилия, а блага за труд… к двухтысячному году.
– Зачем утрируешь? – вновь вмешался побледневший прокурор. Он встал, нервно прошел по дворику, нашел глазами Ачкасова. Тот спал, привалясь спиной к стволу дерева. Или делал вид, будто спит. И это еще больше напугало прокурора. – Очищение нам необходимо, как смена времен года.
– А знаете, кто первым предлагал упразднить отделы технического контроля в стране? – Петр Кирыч, не стесняясь гостей, обнял примолкшую Нину Александровну. – Мой начальник ОТК. Сулил людям рай земной. Всю его семейку, мне докладывали, называли «отрядом особого назначения». А что с ним теперь?
– Мы без борьбы жить не в состоянии, – Разинков как бы продолжал спорить сам с собой. – То сражаемся с дачевладельцами, то с пьянством, то с частной собственностью. Смутные, смутные грядут времена. А, да ну их в баню! Кстати, – Разинков встал, качнулся, ухватился за дерево, – айда теперь ко мне. Дача рядом. Перед сном в бассейне окунемся. Нам жить нужно долго, здоровье беречь треба, вместе будем сухари грызть.
– Насчет сухарей ты зря, – проснулся полковник Ачкасов. – А так… Я лично – «за». Хочу в бассейн.
– У тебя и докончим политзанятие, – подвел черту Петр Кирыч, ища глазами Нину. Вспомнил: она улизнула в тот момент, когда он заговорил о Русиче…
Субботин должен был завтра возвращаться в Старососненск. А нынешним вечером Кум пригласил его на «представление», которое должно было у него состояться. Субботин догадывался, о чем идет речь: будут учить рэкетиров-само-дельщиков, посягнувших на владения их агента Глущенко. За время пребывания в Ленинграде сумел изучить с помощью корешей Кума положение дел в «третьем мире» Питера. Все оказалось просто. С начала перестройки в городе появились мало-мальски богатые людишки и, как следствие, появились и желающие заставить их поделиться. Первые рэкетиры работали грубо, «по-домашнему», совершая элементарные вымогательства с помощью электронагревательных приборов: утюгов, паяльников и кипятильников, отчего и получили в преступном мире прозвище «электрики». Они наезжали на всех: на проституток, спекулянтов, даже на заводских несунов. «Новая волна» не брезговала квартирными кражами, грабежами на авторынках, почти не применяя оружия. В рэкетирах ценилась грубая физическая сила, умение вырубить противника одним ударом. Бандитская же группа Кума предпочитала до сей поры с «новой волной» не связываться, занимаясь более серьезным промыслом: грабежом банков, сберкасс, иными тщательно продуманными и подготовленными «скоками». И вот пришла пора Куму показать «первому призыву», кто истинный хозяин бандитского Питера.
Всеми возможными и невозможными путями собрал Субботин сведения и о самом главаре. Кум никогда не действовал втемную, осуществлял замысловатые интеллектуальные разборки по сценарию некоего «вора в законе» – известного в народе киноактера, который демонстрировал свои блестящие актерские и режиссерские способности. Оказывается, Кум был довольно богатым человеком, а вот об одном из его близких подручных Субботин узнал любопытную новость: будучи также весьма богатым, тот торговался с таксистом за недоданные восемь копеек. Однако все это были мелочи. Главное, что существовала устойчивая криминальная группа численностью около ста человек, которые называли себя «бойцами», а не «стрелками».
Ровно в семь вечера он уже находился в квартире Глущенко. Так договорились, ибо именно в этот день, в восемь, должны были нагрянуть, а точнее говоря, «наехать» рэкетиры за очередной мздой. Кроме самого Глущенко, в квартире к тому моменту оставался Кум, который расположился в маленькой комнате без света. Главарь был абсолютно спокоен, даже изволил пошутить по поводу того, что Субботин самолично и в одиночку сможет устроить «разборочку». Не сомневался в том, что люди из группы Кума уже заняли исходные позиции. Субботин решил не прятаться, а просто сидеть рядом с Глущенко. Ему показалось, что дрожащий от страха агент Ассоциации успел, на всякий случай, куда-то спрятать часть мебели. Наверное, предполагал, что возможна потасовка.
И все-таки когда раздался условный трехкратный прерывистый звонок в дверь, Субботин не выдержал. Боясь, что его присутствие спугнет рэкетиров, шагнул в туалет.
– Кто там? – спросил Глущенко удивительно противным от страха голосом.
– Свои! – отозвались из-за двери. – Или не узнаешь нас, Глущенко?
– Сейчас, сейчас, – заторопился хозяин, отворил дверь, в которую вошли двое плечистых парней в кепках, надвинутых на глаза. Сразу было видно, что рэкетиры – самодельщики, ибо даже их внешность не оставляла сомнений в принадлежности к блатному миру. Третий, наверное, остался на стреме, хотя этого могло и не быть – рэкетиры чувствовали себя в полной безопасности, выставили на стол бутылку коньяка, весело заржали, потребовав закуски. Глущенко, забыв о наставлениях Кума, полез в холодильник, но один из парней ухватил его за полу пиджака.