Страница 72 из 78
— Для собственного пользования, Лен. Я тут скучаю, на стенки лезу. Фигурально, разумеется. Тебя хочу… Каждую секунду! Ну так, что, снимешь для меня видео, как свою щелочку пальчиками растрахиваешь.
— Я подумаю, — обещаю, задыхаясь. — Ничего не гарантирую. Беспокоюсь, как бы твой телефон снова не попал не в те руки.
— Молчи! Такой момент… Я на взводе…
Наигравшись с моей грудью руками, он тянет меня выше и зарывается лицом между половинок, целуя и дыша часто. Одной рукой продолжает ласкать меня неторопливо, а вторую руку опускает под простынь.
— Дай на язык… — требует.
Это совершенное безрассудство, вытворять подобное на больничной кровати. Но в словах Марселя столько жажды и любви, что я сдаюсь его просьбе. Он захватывает сосок в рот, начиная ритмично его ласкать губами и языком, ускоряется.
У меня глаза закатываются от удовольствия. Пульсирующий комок возбуждения скатывается вниз, к эпицентру. Хочу его… Боже, как я хочу его в себе.
Чувствую, как он быстро и часто дышит, опаляя дыханием кожу груди. Он близок к пику.
— Давай я…
— Что ты?
— Убери чертову простынь. Дай мне взять тебя в ротик и приласкать хорошенько!
Однако вопреки моей просьбе Марсель крепче вцепился в простыную и не позволил мне опуститься, напротив, прижал к себе, что было сил, поцеловал страстно и кончил, содрогаясь телом.
— Умереть можно! — ругнулся он и поманил к себе пальцами. — Иди ко мне, Сирена, полетаешь немножко. Ты не кончила, а я считаю это упущением, которое нужно срочно исправить.
Я не отказалась. К черту… Нас, кажется, не тревожили, поэтому я присела поближе. Марсель мгновенно просунул руку между моих ног и довел меня до пика за несколько секунд. Честно говоря, я очень завелась во время предварительных ласк и оргазм был мощным. Я даже губу прикусила, чтобы не кричать.
После этого Марсель попросил салфетки, тщательно вытер себя, не позволил мне за собой поухаживать. Честно говоря, меня это немного задело. Но я постаралась не обижаться, понимая, что Марсель стесняется своего обездвиженного состояния и считает, что выглядит не очень привлекательно в моих глазах, лежа вот так…
Он же привык доминировать и держать все под контролем. Ему сложно примириться с ролью, когда все зависит не от него.
Потом мы долго целовались, лежали, обнявшись. Марсель постоянно меня касался с заботой и нежностью, словно я была величайшей в мире драгоценностью.
— Теперь ты скажешь, как решила назвать нашу дочурку?
— Еся, — прозношу с любовью. — Есения. Ей нравится. Я чувствую…
Марсель замирает, переводит взгляд в окно, нахмурившись.
— Что-то не так? Тебе имя не нравится?
— Все хорошо. Отличное имя, Лена. Супер просто…
Какая-то странная у него реакция.
Еще страннее его слова, сказанные напоследок:
— Мой отец тоже где-то в больнице ошивается. Не разговаривай с ним.
— Почему? — удивляюсь я. — Он гад, конечно, но искренне за тебя переживал. Видел, как постарел из-за волнений?
— Видел, — мрачно кивает Марсель. — Не хочу грузить тебя своими сложностями. Просто не общайся с ним. От него никогда не бывает добра. Прошу. Это ради нашего же блага.
Спустя время
Вопреки всем предупреждениям Марселя я ни разу не наткнулась в больнице на его отца. Если Вениамин и был здесь, то сейчас его точно нет. Уехал, отправился прочь. По своим делам.
Не могу сказать, что я буду сильно грустить в его отсутствие. По словам Марселя, именно отец отправил с его телефона те сообщения в конце лета, где предлагал мне денег за секс и хотел, чтобы я приехала в гостиницу. Я считала, что это был сам Марсель. Теперь я понимаю, что Марсель бы так не поступил. Но его отец решил проверить, выполняет ли сын условия договора.
Какой же недоверчивый мужчина, даже неприятно думать, какая встреча меня ждала, если бы я сглупила и поддалась порыву, поехав в тот самый отель. Как говорится, бог миловал.
Что же касается всего остального, надеюсь, все наладится. Не сразу, разумеется.
Пожив в городе, где мы сняли двухкомнатную квартиру на время, родители собираются обратно в Лютиково. Они оставили дом и хозяйство под присмотром соседей, пора возвращаться.
— Не хочется оставлять тебя одну. Но, кажется, все наладилось, — замечает мама. — Тебя из больницы выписали. Любимый твой на поправку идет… Надеемся, что он встанет на ноги раньше, чем ты родишь Есю.
Мама меня обнимает, гладит по животу ладонью, а я снова зацикливаюсь на том, почему Марсель так хмуро воспринял имя, выбранное мной для дочурки. Прямо он мне не отказал, но я же не дурочка и замечаю его реакцию. Ему это имя, как кость поперек горла.
Я не говорила маме, но мы даже немного повздорили из-за этого за день до того, как родители собрались возвращаться в Лютиково.
Наша встреча была легкой и приятной. Если не считать моментов, когда я хотела за Марселем поухаживать, а он пресекал эти попытки мгновенно, не позволял даже упавшую подушку поднять. Он словно злился, что временно ему приходится лежать и с тоской смотрел на календарь.
Когда говорят о реабилитации, мысленно представляешь себе непростой уход за лежачим больным: массаж, много всяких процедур, прием лекарств строго по времени и постоянная диагностика. Но никто не предупреждает, что бороться нужно не только за здоровье, но бороться приходится и с плохим настроением выздоравливающего. Травмы сложные, требуют длительного времени на восстановление. На протяжении почти всего это периода здоровый и сильный мужчина оказывается словно в ловушке, зависим от других, полностью не способен выполнить даже элементарные гигиенические процедуры.
Может быть, именно поэтому Марсель так часто пребывал в не лучшем расположении духа? Или из-за того, что ему приходилось работать удаленно, выполняя задания, не требующие личного присутствия. Теперь он окончательно осел, летать не сможет, и каждый день он получал неоднократное напоминание об этом…
В день, когда мы повздорили, Марсель уже был взвинченным и довольно нервным. Я, как могла, гасила в себе ответные вспышки, пыталась быть милой, шутила, даже хотела побаловать его лаской, но он усмехнулся криво:
— Утешительный приз для лежащего?
Я с трудом сдержалась, чтобы не надавать ему пощечин и заставить немного встряхнуться.
Вдох-выдох, Лена. У Марселя просто плохое настроение. К тому же, когда я пришла, он был завален бумагами и довольно резко изъяснялся с кем-то по телефону.
Просто момент выдался неподходящий, говорила я себе.
— Люблю же я тебя, такого вредного! — выдохнула я и обняла Марселя.
Из-за немного выступающего животика жест вышел неулюжий, я нечаянно уронила листы бумаги. Это был контракт какой-то. Марсель дернулся инстинктивно, но, разумеется, из-за ограничений в движении, ничего поднять не смог и разразился грязной бранью, ударив кулаком по постели несколько раз.
Я подождала, чтобы он остыл, молча собрала бумаги и прилегла рядом с ним. Он обнял меня, поцеловал, кажется, снова стал моим ласковым и горячим мужчиной. От приятных ощущений стало тепло на душе, и дочурка это почувствовала, начала шевелиться, толкаться у меня в животе.
— Она толкается. Как же я хочу, чтобы ты тоже это почувствовал, — тихо сказала я. — Дай сюда ладонь, может быть, получится?
Я опустила ладонь Марселя на живот, накрыла своей ладонью.
— Вот тут, чуть-чуть левее сейчас. Чувствуешь?
Марсель весь напрягся, застыл, даже дышать перестал, потом выдохнул.
— Нет. Походу у меня атрофировались все чувства.
— Ох, не нагнетай, — отмахнулась я. — Просто мамочки чувствуют все-все намного раньше. Уверена, что через неделю или две ты точно ощутишь эти сладкие пиночки нашей Еси.
Марсель судорожно вдохнул и выдохнул через нос.
— Все-таки это имя? — спросил он и плотно сжал челюсти, помолчал. — А, что, другое имя нельзя выбрать?