Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 70 из 78

Глава 38

Глава 38

Лена

Я двигаюсь в сторону палаты Марселя крохотными шажочками.

Каждый из них мне с трудом дается. Если так со стороны посмотреть, можно подумать, словно я вовсе не хочу видеть Марселя. Но это совсем не так. Напротив, хочу слишком сильно. Это чувство душит, оно иррационально и занимает большую часть меня. Совсем не думает о последствиях, а оставшуюся часть занимает страх.

Чего боюсь? Да всего на свете!

Мне никогда не было так страшно. Пожалуй, только в моменты, когда мы искали Марселя, и я была ни в чем не уверена.

Теперь я боюсь потерять его снова. Но уже по совсем другим причинам.

Вот она дверь.

Перед моим носом.

Ручка двери на ощупь холодная, гладкая. Нервы на пределе.

Мне же запретили нервничать!

Делаю вдох-выдох. Снова вдох-выдох. Позволяю воздуху размеренно и непринужденно наполнять легкие.

Но сколько бы я ими не работала с целью успокоиться, сердце стрекочет, как сумасшедшее. Под ребрами с левой стороны ломота разливается от нетерпения и напряжения на пределе.

Последний вдох.

Я нажимаю на ручку, она поддается легко.

Всего один шаг. Это как в прорубь нырнуть. Ныряла же… Как положено, три раза под воду, перекрестившись!

От напряжения я почти слепну, ничего совсем не вижу. Светлая обстановка палаты пятном расплывается. Это все нервы и слезы. Щеки обжигает.

— Лена… — слышится голос со стороны кровати.

Я смаргиваю слезы, вытираю их кончиками пальцев, снимая влагу с ресниц. Наверное, уже часовые старания испортила! Но тушь вроде водостойкая, сразу потечь не должна.

Наконец, я заставляю себя посмотреть в сторону кровати. Марсель сидит полулежа. Кровать приподнята. Нога на вытяжке.

Марсель держит осанку. Волосы немного растрепаны, но видно, что он их укладывал, но разворошил от волнения пальцами. Губы сжаты, глаза напряженные. Лицо разукрашено, мамочки… Он и синеватый, и местами желтый, и даже фиолетовый…

— Привет, — мне хватает сил только на это.

Ноги сами несут меня к нему. Слова вязнут в горле комком противным. Я о стольком хотела Марселю рассказать, много речей заготовила.

Это же я, Ленка Шатохина, у меня язык подвешенный, на любую тему могу поддержать живую беседу! Однако сейчас все мои слова не просто теряются, они рассыпаются, как сухой песок выскальзывает между пальцев, так и от меня ускользает смысл того, что я хотела Марселю сказать. Я словно потеряла дар речи.

Только застыла возле кровати, рассматривая его молча и глотая немые слезы.

— Временно я не самый привлекательный мужчина из твоего окружения, — говорит он нервно и усмехается. — И не самый мобильный, — кивает на прооперированную ногу.

— Ты… все равно самый-самый для меня.

Чтобы сказать это, мне потребовалось столько усилий, как будто я гору руками сдвинула с места. Меня трясти начало, лихорадить, бить от крупных слез, заскользивших по щекам.

— Простиииии! — закрываю лицо ладонями.

— Лен… Лен, ты чего?

Голос Марселя полон удивления. Он тянется ко мне, насколько это позволяет его поза, цепляется за край рукава кончиками пальцев и с усилием дергает на себя. Я почти падаю, но он крепко меня обнимает и притягивает, уложив на себя.

— За что мне тебя прощать, скажи? За то, что ты дурочка самоотверженная и перемерзла, пока меня искала?

Марсель гладит меня по волосам и спине, целует волосы. Я рыдаю в его грудь. Приходится присесть на кровать. Все так естественно, просто.

— Это моя вина! Все это моя вина, — бормочу, глотая слезы, но их так много, я даже языком их с губ могу снять и ощутить, насколько они горячие и горькие.

— Не ты же меня сбила.

— Ты понял, о чем я. Надо было иначе. Не корчить из себя невесть что.

— Ты не виновата. Слышишь?

Марсель встряхивает меня за плечи, снова обнимает и целует, на этот раз настойчиво покрывает поцелуями лицо и ищет дорожку к губам, которые от рыданий трясутся.





— Что это за ревушка? Где моя Сирена? Моя воинственная и языкастая, гордая, солнечная, добрая… Где она?

— Нету-нету, я не такая! — трясу головой.

— Ты — именно такая! — с нажимом произносит Марсель и обнимает крепко. — Обними меня хорошенько.

Я цепляюсь за него изо всех сил, но потом разжимаю руки, вспомнив, что у него были сложные травмы.

— Аррр… Обними меня! Поцелуй… Мне это так нужно, неужели не понимаешь? — произносит Марсель с отчаянием.

— Что?

Проморгавшись, смотрю ему в лицо, оно расплывается мутной пеленой из-за моих слез.

— Я хочу понять, нужен ли я тебе.

Я не верю своим ушам. Выпрямившись, тянусь к салфеткам, что стоят на тумбе, вытираю лицо, глаза, нос…

— Что ты такое говоришь? — спрашиваю севшим голосом. — Дурак!

— Я прикован к больничной кровати. Из-под меня так-то уточки выносят, — кривит губы. — Еще долго я не смогу передвигаться самостоятельно. Считай, инвалид. Никогда себя таким слабым, беспомощным не чувствовал. Да, я сомневаюсь. Нужен ли я тебе. Я даже не хотел, чтобы ты видела меня таким…

— Ах ты! — возмущаюсь и шлепаю его по губам кончиками пальцев. — Не хотел он! Я вся извелась. Места себе не находила. Эти запреты на встречи… Оказывается, ты не хотел со мной видеться?!

— Не так все! Ты перевернула.

— А как мне не переворачивать?! Я трясусь от страха, а ты…

— Чего ты боишься? — Марсель перебивает.

— Я…

— Говори.

— Я боюсь, что ты меня не простишь. Возненавидишь…

— Блять. Блять, да за что?! — воздевает руки к потолку. — За что мне тебя ненавидеть?

— За то, что из-за меня ты не сможешь летать. По крайней мере, в ближайшие месяцы.

Взгляд Марселя вспыхивает и гаснет.

— Аааа… Ты про это.

— Да, про это. Ты как-то сказал, что ни на что не променяешь чувство, когда небо принадлежит тебе одному. Я не знаю… Просто не знаю, что могу предложить тебе взамен?Мне кажется, всего, что я могла бы тебе дать, а это очень и очень немного, будет недостаточно. Всегда…

После моих слов повисает тишина. Мне кажется, я попала в цель, в яблочко! Попала и впервые не рада собственной меткости.

Марсель вздыхает, отводит взгляд в сторону. Я выпрямляюсь медленно на его кровати и осторожно встаю, пересев в кресло.

Как бы он меня ни убеждал в обратном, я чувствую себя виноватой. Я не стала бить тревогу ночью, когда Марсель не пришел.

Я просто обиделась на него, подумала о самом плохом.

Как я могла не подумать о плохом, когда он то и дело меня обижал?! Он приехал в Лютиково и начал говорить о том, что хочет быть со мной, но ни слова не сказал, что любит, только размытые утверждения выскальзывали из его губ.

Мне же было этого мало. Мне всегда мало! Я, наверное, самый жадный человек. В особенности в том, что касается его любви! Наверное, все исходит издалека, с тех самых лет, когда он меня соблазнил на свадьбе, а потом бросил и заявил, что я для него лишь развлечение на одну ночь.

Этот болезненный рубец так и остался шрамом на сердце. Подкрепленный недавней ситуацией, он лишь стал еще более грубым и заныл болезненно. Оттого я и не поверила. Я втайне ждала подвоха со стороны Марселя и, как только он оступился, решила, что мы вернулись к прежнему.

Все по-старому…

Однако все было не так.

Пока я лежала в постели, рыдала, проклинала и материла красавчика-пилота, похитившего мое сердце, он мучился и лежал без сознания на морозе.

Андрей сказал, что травмы были сложные и, если бы не угроза обморожения, восстановление шло намного легче. Теперь, увы, придется работать с тем, что есть. Марсель не обморозился, но был на грани этого…

Кто знает, если бы я сразу же забила тревогу, вдруг все сложилось иначе…

Вдруг бы ему не пришлось прощаться с любимой профессией?!

Не знаю, что я за человек такой!

Он похитил мое сердце и разбивал его несколько раз, а я ненарочно, но словно в отместку, отобрала у него крылья.