Страница 32 из 78
Уже так не бомбит! Откровенно говоря, вообще не бомбит. Есть только осадок по отношению к поступку отца.
— И?
— Что “и”? Он даже не остановился, когда я вошел! Потом ему хватило наглости заявиться ко мне в комнату и рассказать, что это был очередной урок от папани. Мол, девку я выбрал себе меркантильную и слабую на передок. Она ему глазки строила, и была не прочь замутить за спиной у своего парня с его более перспективным отцом. Он и взял предложенное.
— Мне жаль, — шелестит голос Лены.
Глаза у нее стали как чайные блюдца. В шоке, наверное, с нравов в моей семье.
— Может быть, он и был прав. Нормальная девушка бы не согласилась на это все, да? Знаю, что он никогда не прибегает к силе и не вынуждает. Ему и не нужно. Соблазном он владеет намного лучше. Но тогда я очень сильно психанул и той же ночью сбежал, но перед этим поджег дом.
— Охренеть! — тихонечко охает Шатохина, прижав обе ладони ко рту. — Никто не пострадал?
— Пострадало самолюбие отца, гостиная, которая выгорела почти целиком, и наши отношения. Я бросил учебу в экономическом, куда он мне советовал отправить учиться, и решил жить отдельно. Поступил в летное. Дальше наши пути разошлись… Было еще несколько попыток вернуть меня в лоно семьи и увлечь семейным делом. Доходило до скрытых угроз, но до шантажа он не опустился и не использовал свою власть, хотя мог с легкостью вышвырнуть меня. Скажем так, прямо не толкал палки в колеса, но пытался повлиять на мое решение. Это если вкратце пересказать нашу историю отношений.
— О черт… Я даже не представляю, каково тебе было! Мне так жаль…
Шатохина подсаживается поближе и гладит меня по плечу, утешает, смотря со слезами. И чего меня утешать? Не у меня куча проблем, а у нее…
— Я видел, как отец глазел на тебя на вечеринке. Плюс подогнал тебе целый гардероб. И когда ты сказала, что хочешь поговорить о моем отце…
— Ты мгновенно решил, будто он меня купил или соблазнил деньгами! — заканчивает за меня Шатохина. — Ничего подобного! Но теперь я понимаю, почему ты так подумал и не обижаюсь.
Она меня обнимает за плечи и всхлипывает, поглаживая по шее и по спине.
— Ты расстроена?
— Конечно. Родители — это самые важные люди в жизни, а ты рано остался сиротой, еще и отец учудил. Мне так жаль, так жаль… — повторяет она.
— Эээ…
Не знаю, как реагировать на сочувствие. Я ему не обучен. Нет такой установки. Отец всегда говорил, что выживает только сильнейший, а слабакам в этой жизни не место. Сочувствие — это слабость.
Поэтому сейчас у меня в груди возникают странные ощущения, как будто сердце застыло, а мир, напротив, грохочет и раскачивается, сходя с привычных мест. В горле першит немного. Я пытаюсь остановить вихрь неожиданных чувств, разложить их по полочкам, обуздать ураган.
Кажется, удается понемногу.
Я отстраняюсь первым. Шатохина вытирает слезы, как будто ее мой рассказ потряс до глубины души.
— Я, что, такой жалкий? — выдаю немного грубо.
Несколько раз моргнув, она вытирает слезинки.
— Нет. Ты снова не так все понял. Я просто подумала, какие бы решения я ни принимала, сколько раз с места на места переезжала, перескакивала… Родители всегда меня поддерживали, даже если я косячила и подводила. Звонили, спрашивали, как дела? Это так важно, когда кому-то не плевать, как у тебя дела. И, даже если все очень плохо и обо всем не расскажешь, на душе становится немного легче. Мне просто обидно, что у тебя не было такой поддержки… Это не жалость. Это сочувствие. У тебя плохо с разбором эмоций.
— Да, наверное. Не очень. Но насчет поддержки ты не права. У меня есть друзья. Давно вместе… Примерно с тех самых пор, как я ушел из семьи.
— Мне захотелось позвонить и сказать своей семье, что я их очень сильно люблю. Всех.
— Звони…
— Телефон оставила в комнате. Потом позвоню, обязательно позвоню! — вытирает остатки слез. — Мне кое-что рассказали. Может быть, ты в курсе, конечно. Но все же скажу.
— И?
— Звонила Марго.
При упоминании этого имени лицо Шатохиной неуловимо меняется, застывает, кожа становится чуть бледнее, а на шее выступает быстро бьющаяся венка.
— Что хотела? Я ей уже заплатил.
— Просто она считает нужным контролировать. Напоминает, что нельзя разочаровывать клиента. Любит держать руку на пульсе. Она сказала, что твой отец неизлечимо болен. Сведения из проверенных источников. У кого-то из ее знакомых есть доступ к медкартам…
— Что?!
Я шокирован. Мой отец выглядит бодрым, полным сил. Конечно, у нас дерьмовые отношения, но он все же мой отец, и я до сих пор помню, как он учил меня кататься на велосипеде, как собирал со мной миниатюрные модели яхт, автомобилей, самолетов… Больше всего мне нравились именно они — резвые железные птицы, способные унести в небо.
— Значит, ты не знал. Послушай, я точно не знаю. Но Марго говорила так уверенно! К тому же она начала раздавать советы, и сказала, что я ничего не должна ей за сгоревшее дизайнерское платье, а она не из тех, кто тратится по пустякам.
— Какие еще советы?
— Сам подумай. Говорит, что если Кречетов-старший болен, то скоро все достанется тебе. Марго советовала держаться за тебя старательно и учиться получать желаемое, управляя тайком.
— О как…
Марго. Как же меня бесит ее имя. В голове всплывают слова, брошенные вскользь Леной.
Контроль. Держать руку на пульсе. Подсказки… Наказание… Было что-то про наказания. Промелькнуло. Надо будет уточнить.
Бесит меня эта Марго. Рука она на пульсе любит держать! Выискалась рабовладелица… Надо избавить Шатохину от ее ига. Но сначала нужно узнать, чего хочет сама Лена.
— И ты собираешься следовать ее советам?
— Вот еще… Ага. Сначала тебе рассказала все, а потом буду делать то, что рассказала.
— Плохая из тебя шлюшка, Шатохина. Оооочень плохая. Мамку не слушаешь. Разочаровываешь меня постоянно. Не любишь совсем… — вздыхаю. — Не сосешь, так хоть поцелуй меня.
Глава 18
Глава 18
Лена
— Поцеловать тебя в качестве утешения?
— Поцеловать меня в качестве всего, — отвечает Марсель не сводя с меня взгляда.
Губы, глаза, скулы, снова глаза, губы…
Там и останавливается, дыша тяжело.
Расстояние между нами сокращается против моей воли. Я же хотела проучить его, думаю запоздало, когда пальцы рук ложатся на его плечи.
Но оказалось, его не за что проучить. Только сожалеть, что так произошло с ним и его отцом. Теперь ясно, почему Марсель не верит в отношения, а предпочитает иметь все, что движется. Чтобы не привязываться и не сталкиваться с болью и разочарованием. Он этого не сказал, но мне и без слов стало ясно. Нашелся тот самый элемент, которого не хватало, чтобы сложить полную картину.
Теперь не могу злиться на Марселя и обижаться на сказанные им слова в прошлом и все, что он сделал. Он потоптался по моему влюбленному сердцу и светлым чувствам в прошлом, а оказывается, у него самого вырвали из груди веру в людей. Причем, сделал это самый близкий человек — родитель, оставшийся в живых. Может быть, цель была благородной, но метод ее достижения — самый грязный. Говорят, цель оправдывает средства. Нет, не всегда. Не такие средства. И я точно знаю по себе, что не всякая цель достойна жертв, которые приходится нести.
Не могу больше злиться на Марселя. Все равно, что злиться на слепого за то, что он не может найти красный цвет среди рассыпанных цветных бусин.
Пересаживаюсь к Марселю поближе. Всего лишь поцелую. Больше ничего.
Но он быстро перехватывает меня за талию и рывком затягивает к себе на колени. Платье натягивается на бедрах.
— Эй, потише…
— Что? Мы здесь одни? Целовать меня будешь? — обжигает разогретой до кипения сталью взгляда. — Или как?
— Ты требовательный.
— Я в курсе.
Мои пальцы чуть-чуть дрожат на плечах Марселя. Я сдвигаю пальцы, обхватываю его за шею, чувствуя короткие и жесткие волоски. Он крепче опускает руку на мою талию, вынуждая сесть еще ближе. Вторая рука задевает мои волосы, перехватывает пряди, пряча их за спину.