Страница 7 из 77
— Ты же знаешь, ей в школу надо.
— Не пропала б твоя школа один денечек и без нее.
Мать задремала на мягком сиденье, едва они выехали из Брестика. Сначала, сопротивляясь сну, смотрела в окно, а потом свернулась в уголке и закрыла глаза. Внезапно машина стала, и она проснулась.
— Сбежал, да? Сбежал?
— Кто сбежал? — Вымазанный, нахмуренный Андрия, подняв капот, копался в моторе.
Услыхав доносящееся из багажника похрюкиванье, старуха поняла, что ошиблась, умолкла и высунулась из окошка — посмотреть, чем занят сын.
— Сдох, чтоб ему!
— Да не сдох, Андрия, слышишь, голос подает!
— Слышу! Мотор сдох! Машина!
— Застряли, бес ее возьми?
— Застряли! Уделалась нам с тобой на радость! На мягком ходу, с амортизаторами! Швабский гроб на колесах, в бога ее…
Мать выбралась из машины, подошла к Андрии, нагнулась над черным грязным клубком деталей и всяческих проводков:
— Андрия, не бери греха на душу, не поноси бога! Неужто нас эти железки везли? Слава тебе, господи, хоть досюда-то доехали!
Андрия взъерошил волосы перепачканными машинным маслом пальцами, задумался. Свечи в порядке, аккумулятор тоже. Что-то неладно, а что — непонятно. До подножия горы худо-бедно дотянули, а чуть пошло в гору… И почти у самого села! Черт бы побрал и мотор, и село — кто его только туда загнал, на самую верхотуру! Известно кто: турки! И в войну оно горело — итальянцы подожгли, да только опять же не сгорело!
— Застряли, говоришь?
— Застряли, мама.
— Я как чувствовала! Ладно, тут близко, пешком дойдем.
Андрия налился кровью.
— Пешком, да?! Товарищ полковник с маменькой и с поросеночком на руках, да?
— Сыночек, поросеночка я возьму…
— Не возьмешь! Марш в машину и тихо сиди, носа не показывай, если бога помнишь!
— А может, сходишь в село за волами?
— Никуда я не пойду! Или починю, или подожгу! Мало я их в войну спалил, этих черепах итальянских да немецких! И эту к ним отправлю!
Он сунул голову под крышку капота и погрузил руки в разогретый мотор.
— Надо же засесть именно тут! Первый раз в родное село отправился на машине и — на тебе! Соседи со смеху помрут!
Старуха робко выглядывает из окошка: сказать? промолчать? Все-таки не удержалась:
— Может, керосин кончился?
— Молчи, мать, богом тебя заклинаю!
Бензина, отправляясь в путь, он залил на пятьсот километров. Сколько же они отмахали? Не узнать, счетчик тоже не работает. Тьфу! То ли насос барахлит, то ли нарушена подача бензина… И именно здесь, когда они уже почти у цели! Такую дорогу одолели, могли бы уж как-нибудь протянуть еще сотню метров. Да вот — не смогли.
Вдруг ему пришло в голову, что причина и в самом деле в горючем, в том, что бензин не поступает в карбюратор. Если они двинут в гору задом, он естественным образом потечет, куда следует. Андрия уселся за руль, снял машину с ручного тормоза, включил вторую скорость, выжал сцепление, а потом, сняв ногу с педали, рывком вывел автомобиль с ухабистой дороги на обочину. Машина повернулась багажником к горе, и мотор заработал.
— Андрия, я назад не поеду! Не хочу в город. А я не знала, что и в машине есть водопровод!
— Бензовод, мама.
— Завелась, мерзавка, слава богу!
Андрии уже ясно, что ехать придется пятясь: бензобак должен быть выше карбюратора. Он дал газ и под рычание и вой мотора они двинули к вершине, где стояло село. Гладкие шины скользили по траве, под ними скрипели камни, осыпался песок, «олимпию» заносило то вправо, то влево, она виляла задом, подскакивала, в багажнике верещал перепуганный поросенок, мать кричала, что не хочет въезжать в село раком, разным пакостникам на радость. Андрия честил бога и всех святых и все жал, поддавал газу, мечтая об одном: не останавливаясь добраться до цели.
Так они и влетели во двор кума Дуяна Брекала, чего вдруг у самой околицы потребовала старуха: Дуян присматривал за ее домишком и остатками имущества, которое она, собираясь с сыном в город, не захотела продавать.
Спятивший автомобиль, задом въезжавший в его двор, вверг Дуяна в ужас, какого он не испытывал никогда в жизни. В белых кальсонах, почесывая мохнатые голени, сидел он на крылечке, дожидаясь, пока жена выгладит ему брюки для похода «вниз» — за табаком и прочими мелочами. Машина замерла у самого порога; он едва успел вскочить, спасая ноги.
— Чуть было, чуть было не задел… — бормотал Дуян. — Ну вот, а я — в кальсонах… Добро б еще были чистые — еще туда-сюда… А то ведь утром ловил рыбу, измазал… Добро б еще рыба была…
— Здорово, кум! — окликнул его из машины Андрия.
— Какой я тебе кум, мать твою! Мара, неси штаны, машина у порога!
Только сбегав в дом и переодевшись, Дуян понял, кто приехал. Он вышел к гостю, широко улыбаясь, радостно раскрыв объятия. Обхватив Андрию своими ручищами, он приподнял его над землею.
— И куда только революция и техника не добираются! Автомобиля в наших краях сроду не видывали, ни целиком, ни по частям. Нет, вру: по частям видывали. Притаскивали, бывало, старые шины, мастерили из них постолы да и скакали потом по горам, как дикие козы.
Он перевел дух:
— Как живешь, кум? Да о чем я, придурок, спрашиваю, когда вижу и сам: на автомобиле прибыл!
— Хватит, черт паленый, языком молоть, остановись! Ишь, распялил пасть, захлопнуть не может! — крикнула старуха, выбираясь из машины. — Скажи-ка лучше, как тут моя Дикуля?
Дуян только шире раскрыл рот: чудеса продолжались. До этой минуты он не замечал старуху.
— Сплю я, что ли! Ты ли это?!
— Ишь, нехристь, а кто же еще!
— А прошел слух, она, мол, копыта откинула, а ты вон что, разъезжаешь на машинах, как министерша!
— То-то бы ты, вражина, радовался, если б и впрямь откинула!
Дуян обнял ее за узенькие костистые плечи.
— Скажешь тоже! Очень я тебя жалел. Живи себе на здоровье! Да как ты живешь-то, что поделываешь?
— Как Дикуля моя, спрашиваю?
— И не спрашивай!
Старуха схватилась за сердце и стала клониться к земле, вот-вот рухнет.
— Ох, беда-беда, говори скорей, что стряслось!
Дуян, испугавшись, кинулся к ней, опередив Андрию.
— Кума! Да что с тобой, побойся бога, дослушай, потом опрокинешься! Дикуля твоя — первая на селе! Отелилась бычком, швейцарцем!
— Ох, чуть не убил, право!
— Поставил я ее под искусственного, прости господи, быка. Теперь, знаешь ли, не как встарь, все хозяйство — у ветеринара, в кожаной сумке. Ты мне три сотни должна.
— Да за что ж это?
— За искусственное осеменение!
— Врешь. Не получишь ты таких денег!
— Выложишь, кума, когда увидишь стокилограммового теленка под своей коровой.
— А своих-то ты коров ставил под ветеринара? — весело поинтересовалась бабка.
— Нет. Пусть, думаю, на твоей потренируется. Теперь жалею.
— А куры? Жива хоть одна?
— О курах Мару спрашивай. Она за мелочью смотрела.
Андрия, уже не раз тщетно пытавшийся прервать их то и дело высекавший искры диалог, шлепнул Дуяна по широкой спине.
— Доставай ключи от нашего дома и садись с нами в машину!
— Мара, подай-ка ключи, кума возвратилась!
Мара через окошко протягивает ему ключи, стараясь спрятаться от взглядов гостей, которые и ее застали врасплох, непричесанной, неубранной.
— Садись. — Андрия распахивает перед Дуяном дверцу автомобиля.
— Не запачкать бы, разрази меня гром, — смущается Дуян и на всякий случай вытирает руки о только что отутюженные штаны. Высокий, крупный, он с трудом влезает в машину.
Перевод с хорватскосербского Н. Кореневской.
ЖИВКО ЕЛИЧИЧ
Ж. Еличич родился в 1913 году в Сплите (Далмация). Прозаик, поэт, эссеист. Академик. Закончил философский факультет Загребского университета. Участник народно-освободительной войны 1941—1945 гг. Опубликовал книгу рассказов «Капля стыда» (1957), романы «Теплая кожа» (1960), «Летними вечерами» (1966), «Дурацкая луна» (1973), несколько сборников статей о современной хорватской прозе.