Вэйкенхерст

Мод втайне была на стороне Коула. Для нее болото было запретным царством, полным волшебных созданий, и она отчаянно и безнадежно стремилась туда попасть. Летом с того берега канала пахло болотной бузиной, а в камышах громко квакали лягушки. Зимой Мод слышала, как потрескивает лед на озере, а все небо заполняли стаи гусей. Как-то днем они пролетели прямо над садом, и от звука их крыльев Мод почудилось, будто она и сама летит. Больше всего на свете ее печалило, что она не может открыть окна и слушать, как шумят их крылья.

Когда Мод исполнилось семь, Коул принес ей на день рождения подарок из болот — сброшенную кожу гадюки. Под кроватью у Мод одна панель обшивки стены слегка отходила, за ней она и спрятала кожу. Дороже этой змеиной кожи для Мод ничего не было.

И теперь, слушая, как стонет мать, она поняла, что пришла пора ее использовать. Если залезть на стул у окна, будет видно болото. Она помолится болоту на змеиной коже и попросит его позаботиться о маме.

Она вылезла из постели и, поглядывая одним глазом, не проснулся ли ужасный Ричард, отодвинула панель, чтобы достать свое сокровище. Брат все еще спал. Мод тихонько подошла к стулу, подобрала подол ночной рубашки и залезла на него, потом нырнула под штору и выглянула из-за краешка ставней.

И тут у нее перехватило дыхание. На карнизе сидела сова.

Сначала Мод видны были только сложенные на спине крылья. Потом сова развернула голову, и Мод увидела ее белый, как луна, лицевой диск и бездонные черные глаза.

Няня говорила, что если в твое окно постучит клювом птица, то это к смерти. Но сова никуда не стучала, она просто сидела, уставившись на Мод.

«Пожалуйста, защити маму! — безмолвно умоляла ее девочка. — Пожалуйста, пусть больше не будет младенцев».

Сова отвернулась и взлетела, беззвучно скользя сквозь ночь. Болота были залиты голубым лунным светом. Ни один листочек на ивах по берегам канала не шевелился, а тростник был неподвижен, словно воткнутые в землю копья.

Няня говорила, что совы не к добру, но Коул сказал, это только если пристрелить одну из них. Мод знала, что эта сова принесла ей весточку с болот. Сова ведь сидела на карнизе напротив ее кровати, а не Ричардовой, и смотрела именно на нее.

Значит ли это, что ее молитва услышана и мама в безопасности?

* * *

Во время стенаний Мод не разрешалось выходить из детской, но ей обязательно надо было узнать, все ли в порядке с мамой. Пройти по верхнему этажу было не так уж страшно — кроме Ричарда и Мод тут спали только слуги. Лестница вниз была куда страшнее.

Мод перешагнула скрипучую ступеньку и осторожно приоткрыла дверь внизу.

На другом конце коридора дверь в спальню родителей была открыта. В желтом свете лампы папа в халате из китайской парчи стоял неподвижно, словно высокая пунцовая колонна.

К счастью, он стоял спиной к двери и разговаривал с кем-то, кого Мод не видела, — наверное, со старым доктором Грейсоном. Слов отца Мод разобрать не могла, но тон у него был спокойный. Уж конечно, если б случилось что-то плохое, папа не был бы таким спокойным. Прислуги было не видать — наверное, Дейзи и Валери с мамой в будуаре, стенания обычно случались там. Мод набралась храбрости и прокралась вперед по коридору.

Да, с папой говорил именно доктор Грейсон.

— Мне начинает казаться, что это наследственный недостаток… — произнес он негромко.

— Наследственный? — резко отозвался папа. — В нашей семье никогда ничего подобного не было.

— Дорогой мой, я имею в виду семью миссис Стерн.

— А, понятно. Но у нее могут быть еще дети?

— Вполне. Хотя не мешало бы… передохнуть.

Мод чувствовала по тому, как папа молчит, что он недоволен. И доктор тоже чувствовал, но тут он как раз заметил Мод.

— Смотрите-ка, у нас слушатели.

Папа развернулся, и Мод чуть не потеряла сознание от страха.

— Что ты делаешь внизу? — сказал он резко. — Где твоя няня?

Он подошел поближе и навис над ней. Лицо у него было таким же сурово-прекрасным, как у гипсового рыцаря в церкви, а зрачки холодных голубых глаз казались черными дырочками.

Мод не пошевелилась, тогда он взял ее за плечо и чуть подтолкнул:

— Беги отсюда, а то простудишься, — он впервые к ней прикоснулся, и хотя это было не больно, Мод поразило, какие сильные у него пальцы.

Но даже отец не мог ей помешать узнать про маму, так что она не пошла наверх по лестнице, а притаилась на нижней ступеньке.

Вскоре она услышала шелест юбок и увидела, как из будуара выходит Дейзи. Старая горничная несла накрытый крышкой горшок, лицо у нее было нахмурено.

Отойдя поглубже в тень, Мод услышала, что Дейзи идет в ванную комнату. Потом до нее донеслось булькание и рычание ватерклозета, и она почувствовала сладковатый запах, как в тот день, когда забили свинью.

Мод выдохнула с облегчением. Болота услышали ее молитву. У маминой болезни наступил лучший возможный конец — полный крови горшок.

* * *

На следующее утро перед завтраком папа вызвал к себе няню. В детскую та вернулась мрачнее тучи и отлупила Мод жесткой щетинной щеткой. Мод так плакала, что, когда пришла пора спускаться в столовую на утреннюю молитву, глаза у нее всё еще были красные.

Папа начал читать ежедневный отрывок из Библии, а Мод опять переключилась мыслями на сову. Если украсть мышь из мышеловок в кладовой, может, удастся приманить ее обратно.

— Да будет воля Твоя, — произнес наконец папа. К облегчению Мод, он не посмотрел на нее, а перевел взгляд на скамью прислуги. — Стирз, — сказал он дворецкому, — Ада выглядит ненадлежащим образом. — За спиной у Мод охнула и заплакала Ада.

С отстраненным интересом спасенного к осужденному Мод заметила, что у судомойки выбилась из-под чепчика прядь волос. Жалко, Ада ей нравилась. Но Ада знала правила — никаких распущенных женских волос в Вэйкс-Энде. Именно поэтому няня заплетала Мод волосы так туго, что у нее болела голова. Косы у Мод были до пояса, и ужасный Ричард любил за них дергать. Мод не прочь была бы их обрезать, но это тоже явилось бы нарушением правил.

Правилам подчинялась вся жизнь Мод, но вообще их существовало два разных вида. Те, что имели отношение к низшим классам, назывались предрассудками, и папа их не переносил, поэтому слуги следовали своим правилам украдкой. Дейзи оставляла молоко и хлеб для ведьм за дверью кладовой для обуви, а кухарка вешала на столбик кровати «ведьмин камень», чтобы отогнать неудачу (так поступал даже папа, хотя у него камень просто остался с детства).

Кроме этих правил еще были папины — гораздо более важные, потому что папа опирался в своих требованиях на авторитет Бога. Эти правила требовали не бегать в саду и молчать на первом этаже. Больше всего Мод ненавидела правило, не разрешавшее держать животных. Красотку и Маргаритку папа терпел, потому что кто-то должен был возить карету, но собаки в Вэйкс-Энд не допускались, а Джессопу приказано было топить любую кошку, которая забредет в усадьбу.

Самое опасное в этих правилах было то, что, если их перепутать, тебя накажут, но не всегда понятно было, какое правило к какому виду относится. Если просыплешь соль, надо бросить щепотку через левое плечо, но почему? Чтобы ослепить дьявола, как говорила няня, или потому, что Иуда Искариот просыпал соль на Тайной вечере?

Мод представляла себе эти два вида правил как две нависающие над ней гигантские стены, покрытые шипами. Она совершенно точно знала, что подразумевается в Евангелии от Матфея под словами: «Узок путь, и немногие находят его».

Глава 2

Как и особняк Вэйкс-Энд, церковь святого Гутлафа была одновременно и враг, и друг.

Снаружи она в основном была врагом. У башни были прищуренные глаза, на водосточных трубах сидели оскалившиеся чудовища. Ужасней всего была каменная ворона возле крыльца. Она сидела на голове кричащего от боли человека, вонзив когти ему в глаза.