Вэйкенхерст

Через ризницу я вышел в северный конец кладбища. Почему-то вспомнил, что по традиции этот участок оставляли для самоубийц, мертворожденных детей и злых духов — «дьяволова часть», как называла ее Траши.

Темнота воспринималась почти осязаемой — луна еще не взошла, пасмурное небо затянули тучи. По земле тянулась неплотная пелена тумана, и надгробия торчали сквозь нее, точно зубы. Я осторожно шел по тропе, касаясь одной рукой стены церкви. Мне вдруг пришло в голову, что иду я не по часовой стрелке, а наоборот, и это должно навлечь на меня неведомые несчастья (если бы я верил в такие вещи). Траши бы определенно меня отругала! Но хорошо бы перестать вспоминать и ее, и всю ту чепуху, которую она рассказывала.

Когда глаза мои привыкли к полумраку, я с облегчением увидел, что дошел до южного края кладбища. Я разглядел темный массив семейного склепа и крытые ворота для вноса гробов. Внезапно краем глаза я уловил какое-то движение и обернулся. Вокруг ничего не было видно. И все же что-то там было — что-то же я заметил.

В ночи было совершенно тихо. Мое дыхание казалось мне неприятно громким и несколько неровным. Вокруг я различал сгорбленные очертания тисовых деревьев. Они мне никогда не нравились. Я где-то прочел, что уровень нашего кладбища на ярд выше, чем у окрестных земель, из-за того, как много тел здесь было похоронено начиная с саксонской эпохи. Тысячу лет эти тисы питаются человеческой плотью.

Все это пронеслось у меня в голове, пока я стоял на кладбище, прислушиваясь. Церковь нависала темной громадой на фоне угольно-черного неба. Она казалась не убежищем, а пугающим напоминанием о диком прошлом, полном ужасов.

Вдруг в нескольких ярдах слева я увидел, как что-то темное проскользнуло за надгробием. Оно бежало быстро, очень низко пригнувшись к земле, и было крупнее горностая, но недостаточно большим для человека. Я нащупал в кармане складной нож, но не стал его доставать.

Внезапный порыв ветра донес до меня сырой запах гниющей растительности. В болоте за стеной кладбища я услышал, как шелестит сухой тростник. Ветер взбаламутил лежавшую у поверхности земли дымку, и я понял, что видел вовсе не живое существо. Мой взгляд обмануло движение клочьев тумана.

Ветер утих так же внезапно, как и поднялся. Тростник застыл в неподвижности. Тишина пульсировала у меня в ушах. Нечеловеческая тишина болот.

Я снова уловил движение, на этот раз четче, хотя и всего на мгновение: что-то скользнуло через стену кладбища. Через секунду я услышал тихий всплеск — это существо нырнуло в Хэрроу-Дайк. Выдра, значит. Только тут я заметил, насколько крепко сжимаю нож в кармане. Разжав хватку, я вынул руку из кармана и вытер ладонь о пальто.

До дома я добрался без дальнейших приключений, но, к собственному отвращению, заметил, что запах гнили пропитал мою одежду. Я велел Айви наполнить горячую ванну и сразу почувствовал себя лучше. Однако, выходя из ванной, я случайно глянул в круглое окно в конце коридора и определенно увидел, как через канал что-то плывет как раз там, где он впадает в Хэрроу-Дайк. И это определенно не плавучий мусор — что бы это ни было, оно двигалось вверх по течению. В направлении поместья.

Это наверняка выдра.

Хотя я никогда не думал, что у выдр такой длинный мех.

23 марта

С канализацией что-то не в порядке, поскольку этот болотный запах проник в дом, особенно в мой кабинет. У меня от него болит голова.

Сегодня после обеда Айви запоздала задвинуть ставни. Мне пришлось дважды позвонить, чтобы она наконец пришла, а потом прямо приказать ей заняться огнем в камине. Ей следовало самой понять, что надо делать, без дополнительных указаний. Я вернулся за стол, она стояла на коленях перед каминной решеткой, и тут эта проклятая сорока опустилась на крышу. Шум и стрекот так громко отдавались эхом через дымоход, что у меня чуть не повторилась неприятность с чернильницей.

Я приказал Айви завтра же избавиться от птицы. Все еще стоя на коленях, она развернулась и ухмыльнулась:

— Вы вроде нервничаете, сэр. Принести вам чаю, сэр?

Я встал из-за стола и резко приказал ей никуда не ходить — на коленях она меня вполне устроит.

24 марта

Сегодня гораздо лучше. Канализация пришла в норму, болотная вонь исчезла. И рука у меня начала заживать благодаря Айви и лекарственному уксусу ее тетки Бидди Трассел. Кроме того, теперь я наконец могу работать спокойно — с сорокой покончено.

Правда, при слегка неудачных обстоятельствах, но тут уж делу не поможешь. Я вернулся из Или вместе с Мод, и, входя в библиотеку, она случайно заметила висящую в кустах мертвую сороку. Судя по всему, Айви поймала птицу в силки и свернула ей шею, но тут служанку позвали по делу, и она не успела избавиться от тушки.

Мод вскрикнула и подбежала к окну. Она так и стояла, глядя на кусты, пока я давал указание убрать сороку, но вскоре пришла в себя и к вечеру уже обо всем забыла. По природе Мод флегматична и бесчувственна. У нее отсутствует способность переживать сильные эмоции.

Позже

Айви на удивление здраво относится к «Возмездию».

— Бр-р… — сказала она мне, передернувшись. — Они там знали, что делали, когда его замазали.

Да, устами неграмотной селянки глаголет истина. Это не священный образ и не картина ада, а просто неприятная мазня. Больше не буду о ней думать.

Глава 21

— Мне так жаль насчет вашей птицы, мисс.

— Спасибо, Уокер.

— Может, я могу сделать чего?

— Нет, спасибо.

— Хорошо, мисс.

— Э-э-э… Уокер?

— Да, мисс?

— Вообще-то можете. Ее насест. Можете его убрать?

— Сию секунду, мисс.

— Спасибо.

* * *

Мод гордилась тем, как спокойно себя повела. В конце концов, Болтушку уже никак не вернешь, так что разумнее всего было держаться как обычно. И когда Айви гордо украсила свою шляпку хвостовым пером с радужным отливом, Мод отреагировала спокойно:

— Ты разве не знаешь, что убить сороку — это дурная примета?

— Я не верю в дурные приметы, мисс.

— Это неважно, зато они в тебя верят.

Увидев тревогу во взгляде Айви, Мод почувствовала секундную вспышку удовлетворения, хоть и знала, что в ее словах не было особого смысла. Болтушка умерла. Надо было это принять. Ничего тут не поделаешь.

В окна дробью колотил мокрый снег. Время от времени Мод поднимала голову от пишущей машинки и каждый раз вздрагивала от того, что в кусте лавровишни нет насеста. Клем выполнил ее просьбу в тот же день, но теперь она об этом жалела. Слишком уж быстро все вышло, будто Болтушки никогда и не существовало.

Ей хотелось как-то отметить смерть сороки — отрезать волосы в знак траура и бросить их ей в могилу. Но у Болтушки не было могилы. Айви бросила ее в костер.

* * *

Из «Книги Элис Пайетт»

перевод и толкование Э. А. М. Стерна

Несмотря на груз, лежащий у нее на совести, ничтожная грешница не могла заставить себя признаться в своем тайном грехе. И страх ада в ней стал так велик, что…

На дымоход с шумом приземлилась сорока, и Мод нажала не на ту клавишу. Она положила руки на колени. Отцу нравилось, чтобы распечатки были идеальными. Придется начать сначала.

Пока сорока шагала туда-сюда по краю дымоходной трубы, Мод выкинула испорченную страницу и вставила в пишущую машинку новую. Сорока спланировала на газон, стряхнула влагу с перьев и вперевалочку прошествовала перед окном, будто пытаясь привлечь внимание Мод. На самом деле, конечно, не пыталась. У нее не поблескивали глаза тем особенным блеском, а на лапе не было серого шрама. Это не Болтушка. Болтушка умерла.

У Мод начали трястись руки. За глазами накапливалась ноющая боль. Она осторожно и аккуратно встала, вышла из библиотеки, взяла пальто и шляпу и вышла из дома через переднюю дверь, очень тихо, чтобы не побеспокоить отца. В лицо ей ударил мокрый снег. В груди болело так, что тяжело было дышать.