Страница 11 из 14
Глава 75
Лира, и правда, была очень странной, я убеждался в этом снова и снова. С нашей встречи незаметно прошла неделя, эльфийка продолжала путешествовать вместе со мной, довольно быстро окончательно привыкнув к моему статусу нежити и уже не проявляя вообще никаких признаков страха.
И пусть она не прекратила обращаться ко мне на Вы, в остальном её отношение полностью лишилось каких бы то ни было признаков того смущения, что чувствовалось изначально.
А ещё она оказалась очень сильна, по крайней мере, даже без её амулета двадцать второй уровень, в целом, не представлял бы для неё какой-либо угрозы, а это минимум Воитель начальной стадии, по человеческим меркам.
Обычные призраки были ей нипочём. Я же так легко отделался в начале лишь потому, что моё появление привело Лиру в ступор, и она то ли не решилась, то ли не смогла применить свою магию.
Выглядело это, надо сказать, очень зрелищно. Более внушительную магию я видел только у Илоны, чьё чернильно-чёрное солнце до сих пор иногда приходило мне на ум, хотя этот уровень я давно перерос. Накладывая стрелу на тетиву и активируя свою магию, Лира распространяла вокруг себя совершенно непередаваемую ауру странного покоя и умиротворения.
Она действовала даже на меня, если я стоял слишком близко. Сразу хотелось расплыться в улыбке и лечь где-нибудь под деревом на мягкую травку. При этом узоры на стреле начинали светиться нежно-зелёным светом, а после спуска тетивы это свечение оставляло за собой в воздухе лёгкий шлейф дыма. Попав в призрака, стрела вспыхивала, окутывая бестелесную нежить мягким сиянием, в котором призрак и пропадал, словно растворялся.
Я видел и испытывал на себе много разных типов магии, от классических стихийных до магии тьмы Илоны и магии гравитации её правнука, от святой магии паладинов и до магии разложения, которой в меня когда-то запустил Веск.
Однако ещё ни разу не встречал ничего подобного. Сама Лира вдаваться в подробности не захотела, похоже, это было одной из её “Больших тайн”, но сказала, что это одна из разновидностей магии жизни. Ну допустим.
Кстати о тайнах. Таким пафосным названием я обозначил три темы, на которые эльфийка наотрез отказывалась говорить, хотя обо всём остальном могла болтать без умолку.
Во-первых, как я уже сказал, её магия.
Во-вторых, её возраст и некая связанная с ним странность. Дело явно было не в чисто женском нежелании называть количество прожитых на свете лет, тут всё было куда сложнее.
И в-третьих, то, почему она не горела желанием возвращаться к тем, от кого она отбилась. У меня вообще возникло ощущение, что она не потерялась, а сбежала самостоятельно, как только представилась такая возможность.
Однако, как бы она ни старалась скрыть от меня какие-то вещи, опыта в подобных делах у девушки явно не было. И многое мне удалось понять по неким косвенным признакам. Лира, я был почти уверен, была не обычной эльфийкой, а каким-то вариантом их аристократии.
Манеры, качество экипировки, редкая магия, сила, тот факт, что говорила она о своих спутниках, пусть с уважением, но при этом и с долей превосходства — всё это подтверждало моё предположение. К сожалению, книги я в основном читал по монстрологии, об остроухом народе знал очень мало. Помнил, что полноценных государств эльфов то ли вовсе не осталось, то ли они сохранились лишь где-то в глухомани. Но от этого статус Лиры становился лишь интереснее.
Вопрос с возрастом тоже не был покрыт совсем уж непроглядным покрывалом тайны. Во-первых, Лира не могла быть очень взрослой. Конечно, у долгожителей эльфов понятие “взрослый” было сильно размыто, но даже по человеческим меркам, она, по-моему, ещё считалась довольно юной.
Наивность, совершенно детские непосредственность и любопытство, незнание некоторых элементарных вещей плюс достаточное количество мелких оговорок давали понять, что Лире вряд ли было больше тридцати, максимум сорока лет, для эльфов — фактически ребёнок. И такая её сила в столь раннем возрасте, тем более, если вспомнить, что лесной народ, в целом, развивал свою магию медленнее людей, также заставляла задуматься.
А вот в магии, к сожалению, я был полным профаном и каких-то обоснованных подозрений строить был не в силах. И даже Галаста мне помочь ничем не смогла. Фанатично почитающая меня некромантка также ни разу прежде не видела ничего подобного.
Однако подвести итог можно было и без чёткого понимания сути её чародейства. Лира по-своему была уникумом, вполне вероятно, таким же редким, как и я сам. И одно событие, произошедшее дней через десять после нашего знакомства, подтвердило это моё предположение.
Полтергейсты в общем были довольно скучными противниками, и весь уровень, скорее, предназначался для ознакомления людей с ещё одним вариантом бестелесной нежити. Они не координировали свои атаки, не организовывали засад — просто вылетали из-за угла и, завывая могильными голосами, неслись на тебя, при этом сдавливая тело телекинезом, рассчитывая либо убить уже этим, либо вселиться в тело жертвы и уничтожить её, разорвав изнутри.
Единственное, чем они могли реально насолить — это неожиданно выплыть прямо из стены рядом с тобой, когда ты этого совсем не ждал. От этого, вероятно, и правда, умерло немало невнимательных приключенцев, но нам с Лирой так ни разу не удалось испытать какие-либо сложности, бестелесная нежить была для нас обоих слишком слабой.
Так что, когда шататься по лабиринтам этажа нам обоим окончательно надоело, мы решили двинуться дальше. А для этого, как и всегда, нужно было найти и победить босса этажа. На десятый день мы, так и не встретив ни одной живой души, как раз и наткнулись на одного такого.
Босс, естественно, тоже полтергейст, ждал противников посреди вытянутой овальной арены. Причём это не была красивая форма речи, мы, и правда, оказались на самой настоящей, пусть и заброшенной много сотен, а то и тысяч лет назад, арене. Вместо стен — трибуны, вместо каменного пола — песок, тут и там торчали обломки витых колонн, когда-то, видимо, украшавших это место, а сейчас просто мешающих передвижению.
Понятное дело, всё это было не более чем антуражем, и арена никогда с момента создания не имела иного облика. Но ощущение того, что сейчас с трибун послышатся чьи-то крики одобрения или осуждающие вопли, было почти осязаемым.