Страница 14 из 14
Глава 76
Несмотря на рассказ Лиры, а отчасти и благодаря ему, я мог с почти полной уверенностью сказать: эльфов на поверхности, и правда, осталось совсем мало. Девушка, ей было всего двадцать семь, даже по человеческим меркам ещё юная, а по эльфийским ещё только-только выбравшаяся из детства, большую часть этих лет провела в “Лесном королевстве эльфов”.
И хотя я вполне допускал то, что эльфы предпочитали таиться от людей по вполне естественным соображениям, слова Лиры свидетельствовали не просто об изолированности, а о самой настоящей параноидальной скрытности, принятой среди эльфов этого королевства за норму.
Не приближаться менее чем на две сотни километров к границе леса. Не использовать никакую, даже самую простую, магию ближе чем в пяти сотнях километров от границы. При малейших признаках приближения незнакомца, не важно, кто это, спрятаться и, когда неизвестный пройдёт, прямой дорогой идти домой и незамедлительно сообщить старшим. И так далее и тому подобное.
Как я и предполагал, девушка с самого рождения жила в абсолютно тепличных условиях. Ей не говорили ни про оккупацию всего гигантского континента людьми, ни про систематическое и ставшее совершенно естественным рабство эльфов в человеческих странах, ни даже про сам факт существования развитых и куда бо́льших по силе и территориям людских цивилизаций. О людях моя знакомая, конечно, знала, но примерно столько же, сколько среднестатистический человек, какой-нибудь земледелец или пекарь, знал об эльфах.
Всю свою сознательную жизнь она провела либо в столице эльфийского королевства, либо в окрестных леса, не забредая дальше чем на сотню километров и всегда в сопровождении минимум двоих стражей. Естественно, не стоило полагать, что все юные эльфы получали столь бережное отношение. Всё дело было в особой магии Лиры, а точнее в том самом дереве, что я видел.
Моё предположение было не совсем верно изначально, родилась Лира во вполне обычной семье рядовых граждан эльфийского королевства. И первый год её жизни никто и не думал проявлять к ней особое внимание. Однако потом всё резко поменялось.
Из-за их врождённого долголетия человеческий праздник дня рождения у эльфов не был распространён. Лишь дважды за свою жизнь на возрасте того или иного эльфа акцентируется внимание. Второй — в возрасте ста лет, по достижению которых эльф считается достаточно зрелым, чтобы иметь право активного участия в политике, занимать высокие посты и так далее. А первый всего в годовалом возрасте, когда ещё не научившийся говорить малыш проходит примерно через то же, что в людской церкви именовалось бы Обрядом Очищения.
В разговорах с Лиоратом о человеческой церкви меня прежде всего интересовали практические вопросы: особенности святой магии, подробности внутренней кухни, в основном связанные с паладинами и инквизиторами — всё, что могло повлиять на меня лично в краткосрочной перспективе.
Так что в вопрос самой веры: кому люди молятся, во что именно верят — я не слишком вдавался. Бог вроде бы был, и не один, а три, но вот как они выглядели или хотя бы как их звали, я до сих пор не знал. С эльфийскими верованиями пришлось разобраться более внимательно, иначе половина рассказа Лиры прошла бы мимо моего сознания.
Остроухий народ, испокон веков куда более близкий к природе, чем человечество, как не сложно понять, почитал именно её. Однако от человеческих представлений об эльфах, мирно лежащих на травке и впитывающих силу окружающих деревьев, которых я слышал немало, реальность отличалась также, как мой Гуйар от барабанной палочки.
Природа, как не сложно догадаться, если немного подумать и как эльфы знали многие тысячелетия — хозяйка вовсе не добрая. Даже если забыть о множестве глобальных катастроф, вроде извержений вулканов, землетрясений и ураганов, даже если отбросить менее масштабные, но всё равно невероятно опасные явления вроде лесных пожаров, наводнений и засух, оставался совершенно естественный, но от того не менее жестокий закон джунглей.
Выживает лучший: самый сильный, самый быстрый, самый незаметный, самый приспособленный. Слабость не просто не приветствовалась, она была равносильна смерти. И эльфы прониклись этой концепцией сполна.
Их вера в Природу с большой буквы не просто не была мягкой и терпимой, она в некоторых аспектах по жестокости превосходила даже человеческую церковь Света. Хотя казалось бы, последние в своих святых войнах и бесконечных казнях еретиков зашли очень и очень далеко.
Одним из таких жестоких элементов эльфийской веры и был тот самый “праздник” первого года жизни. В кавычках, потому что атмосферой веселья и радости в этот день даже не пахло.
Суть была в следующем: эльфы, несмотря на своё долголетие и, в целом, меньшую, чем у людей, подверженность разного рода болезням, всё-таки не были застрахованы от самых разных недугов. От банальной простуды до каких-то совсем уж серьёзных, вроде опухолей внутренних тканей или заражения крови. Встречались также и врождённые дефекты: уродства, недоразвитость, слабоумие.
Вот только люди, даже захватывая эльфов в рабство тысячами и десятками тысяч, никогда не видели ни одного представителя этого народа с подобными аномалиями развития. Отсюда, кстати, и сформировалось представление об остроухих как о неизменно прекрасных и бессмертных существах.
Реальность, однако, была куда прозаичнее и кровавее. После года жизни, который давался на устранение возможных последствий неудачной беременности: недоношенности или проблем при родах, детей относили к священному древу, имевшемуся в каждом поселении, и отдавали дитя на суд бесстрастных и неподкупных сил природы.
Если малыш был здоров и не показывал никаких признаков опасных заболеваний, всё заканчивалось удачно: ребёнок возвращался родителям и официально признавался одним из народа эльфов. А вот если имелись какие-то слишком серьёзные проблемы, в будущем способные обернуться не только против самого ребёнка, но и против его сородичей и, в особенности, его собственных детей, то приговор был однозначен и жесток. Смерть. Без исключений и компромиссов.
Если бы подобное решение выносили сами эльфы, пусть даже их короли, народ бы давно взбунтовался против подобного. Но человек, а точнее эльф, не имел в принятии решения ни малейшего права голоса. Всё решала великая магия священного древа, одинаково оценивавшая и ребёнка обычного охотника, и ребёнка короля. Так что, пусть попытки сокрытия детей от проверки и были довольно обычным явлением, столь кровавые порядки сохранялись в обществе эльфов уже многие тысячи лет.
Конец ознакомительного фрагмента.