Страница 5 из 18
Палец, повернувшись, манит Парамедика. Он сопротивляется, изгибается, но втягивается в стену. Дверь со стуком падает, остаётся в комнате.
Алексей некоторое время сидит; затем поднимается, забирает картину и уходит.
Идёт по улице с картиной, назад в свою мастерскую.
В толпе, переходящей перекрёсток, БС ведёт за руку (и поддёргивает) маленького мальчика в чёрной накидке со множеством складок и в диковинных сапожках. С Алексеем на миг встречается взглядом. Приподнимает посох.
Алексей: машинально ответный жест, чуть не роняет картину, подхватывает, снова смотрит… но БС и мальчик исчезли – хотя те, с кем рядом они шли, ещё не достигли тротуара.
Алексей продолжает путь – к своей мастерской. Его ждёт Юля.
Солнышко. Тихий, светлый, пастельно-мягкий день начавшейся осени.
КОНЕЦ
ВИЛЬЯМ!..
Заворожённый странным звуком, неслышным больше почти никому, режиссёр безуспешно пытается вставить его в спектакль – но когда наконец тайна звука раскрыта, нам становится не по себе.
Дело было в 90-х. Мой давний приятель сумел подключиться к источнику денег и заказал мне сценарий. Идею он сформулировал так: «Гамлет. ХХ век. С потолка свисает голая электрическая лампочка». Я написал совсем не то, чего он смутно ожидал, но он увлёкся. Он любил и чувствовал театр, а я в театре просто работал. Дважды: сперва осветителем, потом завлитом. Через год, когда уже шёл кастинг, его нашли мёртвым на 4-м километре МКАД. Из всех наших режиссёров, фильмы которых я видел, он остаётся единственным, у кого монтаж грациозен.
Спустя несколько лет я попросил прочесть этот сценарий Алексея Германа-старшего (выдался случай – на лестнице в ЦДК). Ничего обо мне не зная, но ни о чём не спрашивая, он спокойно принял папочку. «Позвоните через две недели». Через две недели он был так же краток: «Ну, что… Давайте искать деньги». «А кто режиссёр?» – я взволновался. У Германа были ученики, и я изначально надеялся – или мечтал – или рассчитывал, – что он отдаст снимать кому-то из них под своим присмотром. Курация Германа – вот что мне виделось пиком удачи.
«Ну, режиссёр найдётся», – ответил он уклончиво, и больше о сценарии не было ни слова, хотя потом мы говорили долго. Он рассказывал, как идут съёмки «Трудно быть богом». Они шли тоже трудно – вплоть до бандитских наездов, препятствовавших работе; бандиты свободно появлялись в ленфильмовских павильонах. (Он объяснил, почему свободно.) Защищаться от них пришлось самим – вооружившись в ответ.
Денег я, разумеется, не нашёл, а Герман в ту пору сам их искал повсюду на продолжение съёмок; шаг за шагом продвигаясь, он вёл борьбу за свой главный фильм, и напрочь забыл он вскоре, я уверен, о разговоре. Мне бы надо было о себе напоминать, да не с чем было. И так и заглохло, а позже уже всё.
В наступившем изменившемся времени я вновь и вновь показывал «Вильяма» – и студиям, и в группах в фейсбуке, и конкретным режиссёрам, известным и весьма известным, – не нашлось никого, кто бы взялся. При этом я не прекращал обнаруживать в тексте возможности уточнений и улучшений; то, что вы видите здесь, – не могу сказать, какой уже драфт. Я решил, что он последний.
НАТ. РЫНОК – ДЕНЬ
В сером будничном утре входят в ворота рынка первые ПРОДАВЦЫ.
Они тянутся с мешками, коробками, тележками, сумками невероятных размеров; и кажутся они меж грузов своих – маленькими.
(Начинаются вступительные титры.)
Утро развивается, и усиливаются краски;
одеваются в товары, обрастают товарами ряды;
и уже не идут, а протискиваются ПОКУПАТЕЛИ;
и вещи свисают над головами Продавцов – массой.
Продают всё.
Продают бесконечно-горизонтально:
ряды тянутся и тянутся, и тянутся – непрекращающейся панорамой.
Продают ярусно-вертикально:
с газетки на асфальте –
с рук у живота –
с прилавка в ряду –
с перекладины над прилавком –
и из-под крыши навеса, откуда доставать одежду приходится шестом.
Толпа кишит-колышется – червеобразно, студнеобразно.
Всё становится чрезмерным, переливается через край. Цвета из скудных делаются яркими, затем едкими.
Бесконечные ряды вдруг ускоряют своё движенье – словно бы в ответ замедлившимся Покупателям, –
и ещё ускоряют, и побежали, и вдруг пересеклись, и вновь пересеклись, цвета совсем неестественны, ряды бегут влево, вправо, туда, обратно, сходясь, расходясь, вверх и вниз, быстрей и быстрей, и титры кончились; и возникает шум города.
Нарастая, доходит до fortissimo – и обрывается.
НАТ. ДВОР-КОЛОДЕЦ – НОЧЬ
Ночь. Замкнутый двор-колодец. Дом частично разрушен. Пробоины окон, перекрытия, одинокие тусклые лампочки. Шум дождя.
На дне колодца у стены стоят ГАМЛЕТ, ГОРАЦИО и МАРЦЕЛЛ.
ГАМЛЕТ
Который час?
ГОРАЦИО
Должно быть, скоро полночь.
MАРЦЕЛЛ
Уже пробило.
ГОРАЦИО
Значит, близко время,
когда виденье примется бродить.
Дождь сечёт лужи. Высоко, в окне какого-то этажа, мерцает свет.
Сильный хлопок.
Все трое прислушиваются.
MАРЦЕЛЛ
Что это значит, принц?
ГАМЛЕТ
Король
сегодня тешится и кутит.
Из обломанной трубы стекает по стене вода. Сквозь звуки дождя всё явственней гул – подземный, страшный.
Все трое прижимаются к стене.
ГОРАЦИО
Смотрите – вот он!.. Принц! Смотрите!..
Из темноты появляется ПРИЗРАК. Он медленно ступает по мокрым плитам.
Дождь не задевает его. Его плащ и шлем – сухие.
Он уже близко.
Манит Гамлета.
Гамлет шагнул от стены.
Марцелл хватает его за руку.
MАРЦЕЛЛ
Не надо, принц! Зачем?..
Гамлет отталкивает Марцелла.
ГАМЛЕТ
(кричит)
Чего бояться?..
Мне жизнь моя – дешевле, чем булавка!..
А что он сделает моей душе,
когда она бессмертна, как и он?..
Дождь бьёт ему в лицо.
ГОРАЦИО
Нет, принц… Вы не пойдёте… Нет…
ГАМЛЕТ
Мой рок взывает!..
MАРЦЕЛЛ
Нет!..
Но Гамлет уже на мокрых плитах – в нескольких шагах от Призрака.
ГАМЛЕТ
Веди! Я за тобой!
Призрак повернулся – и неожиданными скачками уходит к противоположной стене колодца.
Гамлет, спотыкаясь, бежит за ним.
ИНТ. ПОЛУРАЗРУШЕННЫЙ ДОМ – НОЧЬ
Лестничная площадка внутри полуразрушенного дома. Дальше лестница обрывается – но Призрак продолжает подниматься по невидимым ступеням.
ГАМЛЕТ
Я дальше не пойду.
ПРИЗРАК