Князь Рысев

— Наглеешь, пацан, — прищурившись, ответил он мне, но замолк. Интересно, от меня разило опасностью точно так же, как от Егоровны? Нет, ответил я самому себе, гораздо, в десятки раз меньше. Окажись где глава инквизаториев, так черти бы здесь и сейчас перед ней ходили по струнке. А клыкач бы подавал прохладительные напитки…

— Не хочешь говорить? Тогда давай я тебе помогу, — сделал второй шаг, и вновь ничего не произошло. Третий и четвертый дались гораздо проще. Тяжело дышала за моей спиной Биска — если в ее небольшой груди и колотилось что-то подобное человеческому сердцу, то оно готово было выпрыгнуть у нее изо рта. Мне же представилось, что ее можно выжать, словно мокрую тряпочку — и я надеялся, что буду тем самым выжимальщиком.

— Давай сыграем.

— Сыграем? — Он часто захлопал глазами. Если он и ждал от меня предложения, то уж точно не такого безумного. Мне ненароком вспомнилось, что проигравшийся мне в карты сержант говорил, что мне бы с самим дьяволом карты раскладывать. Что ж, он оказался недалек от истины.

Я кивнул, подтверждая услышанное клыкачом.

— Сыграем. Разве бесы не любят хорошую игру?

Я видел, как он заерзал на одном месте. Чуял в моем предложении подвох, но никак не мог понять, где же и в чем он притаился. Я на миг оглянулся — круглые глаза Биски и чуть приоткрытый рот краше всех слов молчаливо вопрошали: что же я вытворяю?

Когда мы шли сюда, я велел ей молчать и доверить мне все остальное. Когда в голове родился столь гениальный план? Не знаю, наверное, сразу же после того, как я швырнул книгу на съедение трусишкам. Что там говорила мне импровизация? Игра, механика, паттерн?

Тогда не получилось, но на сейчас у меня были определенные планы.

Он затарабанил когтистыми пальцами по гладкой макушке черепа, утонув в потоке собственных размышлений.

— Сыграем, — продолжил я, раздвинув руки, словно желая принять обитателей ада в объятия. — Ты ставишь девчонку, если она еще жива. Я поставлю все, что ты только пожелаешь.

— Сдурел? — Биска нарушила молчание, снова дернула меня на себя. Зашипела змеей: — Если ты проиграешь ему душу, я попаду в его услужение! Ты хоть знаешь, что он будет вытворять со мной?!

Я не знал и знать не желал, потому что собирался победить. Не снимая с лица улыбки, будто не слыша, что мне сказала демоница, хитро ей подмигнул — молчи, деточка. Все прошлые разы ты предпочитала прилагать как можно меньше усилий, так прояви же последовательность и сейчас.

— А если не жива?

— Тогда сотворю с тобой то, что обещал сделать. Видишь ли, я сейчас стою к тебе гораздо ближе, и мне хватит мгновения, чтобы прикончить тебя, пока эти джентльмены соизволят помочь твоей уже мертвой тушке. Итак?

Он помялся, скривился, но стол перед ним вырос почти из ниоткуда, как в сказке. Скелет когтистыми пальцами разрывал землю, выбираясь из собственной могилы, зло клацал зубами. Закончив свое откапывание, он вдруг собрался во второй стул — только для меня, Биске же предстояло стоять. Нифига себе у них тут Икея! Достойно удивления, вот только я буду букой и его не покажу.

— Отзови своих псов. Отзови-отзови. Заключим сделку, как демон с полудемоном. Чуешь же ведь?

Он потянул носом и понимающе кивнул. Мне интересно, что сделают призванные им дьяволы, когда он их отпустит? Вновь взроют землю под собой, нырнут в нее, что навозные жуки?

Я прогнал неуместные мысли — главное, что Майя жива. По крайней мере, драться с этими поганцами мне не пришлось.

— В дурачка? — Колода, явившаяся на столе, тасовала саму себя. Крапленая, конечно же — играют ли черти другими? Я словно чуял, как сейчас со всех углов любопытные глаза выглядывают в надежде узреть, что же будет дальше. Демоны ушли, чертята остались — жадные до чужих поражений, они ждали.

Бися чувствовала себя не в своей тарелке — это ее-то поставила Егоровна для того, чтобы вести нас с Майкой? Хах, пожалуй, с куда большим успехом я подходил на эту роль.

Плюхнулся на стул, откинулся на спинку сидения. Протянул клыкачу ладонь — он смотрел на мою руку, будто на злейшего врага.

— Тебе даже не интересно, зачем мы ее похитили?

— Разве это так уж важно? — Я засунул язык собственного любопытства куда поглубже. Бес, немного подумав, принял мою точку зрения и ударил своей когтистой лапой.

И расхохотался. Былая неуверенность сгинула из него, ушла с порывом ветра. Разрывая тонкую кожу оболочки, из тщедушного, больного тельца выбирался огромный, почти в два раза больше демон. И как только он поместился в этой крохотной тушке?

Так, сказал я самому себе, не убирая улыбку с лица — это стоило мне немалых усилий. Ясночтение, выходит, не настолько уж и ясно, раз не смогло разглядеть под оболочкой эту бестию. Впрочем, он не собирался нарушать только что заключенный меж нами договор.

— Юрту сделаешь, срам вход будет? — пророкотал он зычным басом, хлопнул себя по коленям. — Посмотрим, что я сделаю из тебя, живчик. Я выбью нахальность сразу же, как только твоя жалкая душонка шлепнется мне под ноги. Подумай лучше над тем, какие мольбы и славохвалы будешь возносить, выпрашивая моей пощады. Ведь все, что отделяет тебя от ничтожной участи — три поражения.

Три поражения. Чувствовал ли я страх? Не знаю, но волнение пробежало мурашками по коже, я нервно сглотнул. Клыкач одно, но вот этот черт выглядел куда более массивным, способным к игровым диалогам персонажем. Я попытался вклиниться в его нутро ясночтением, но то засбоило, решив на этот раз показать мне фигу.

Паника в который раз проснулась, надоедливым ребенком вопрошая то у здравого смысла, то у рассудка, не настало ли ее время.

Взмыв над столом, карты одна за другой ложились на стол. Будто желая доказать свою честность, улыбчивый черт жестом предложил мне подснять колоду. Воспользуемся, если так.

Бубны легли на стол козырем. Я стопкой сложил свои карты, краем глаза глянув, что мне направила судьба.

Судьба, может, и желала направить мне побольше козырей, но нещадное жулье демонов накидало мне одной лишь швали. Ебаный рот этого казино с такими-то картами. Облизнул губы, посмотрел в лицо своему поражению — карта за картой оно ползло ко мне, не обещая ничего хорошего. Мои шестерки нещадно терпели поражение под старшей мастью, что на руках бывшего клыкача. Он булькал, клокотал, лыбился, радовался тому, как узорно и легко на стол легли два последних туза.

На погоны, проговорил во мне игрок, навсегда задушенный еще в армейской казарме. Не играй, убеждал меня прапор, будто собственного сына, никогда не играй, слышишь? И я слышал.