Шипы и розы

— Нехорошо, Ромашкин, — вежливо остановил его Иван Акимович. — Ведь это мои друзья, сослуживцы… Под влиянием коллектива их надо перестроить, воспитать. Не могу же я их обижать… Впрочем, поговорю завтра.

Но на следующий день Пращуров растерял всю решимость. Он лишь с неприязнью косился на щебечущую по телефону Тосю. Улыбчивая физиономия Петушенко вызвала у Ивана Акимовича острый приступ изжоги, а лохматые брови Дзыбы — тайное и почти неодолимое желание выругаться.

Ромашкин, заходя в кабинет председателя общества, смотрел на него с подчеркнутой укоризной.

Разбирая вечером последнюю почту, Пращуров наткнулся на срочную телеграмму. Иван Акимович всполошился. В депеше говорилось. «Предлагаю провести воскресенье тренировку кроссу участием аппарата».

До воскресенья оставалось два дня. После экстренного совещания работники аппарата начали готовиться к кроссу. Дзыба, Петушенко и Тося тихо шептались в углу:

— Ах! Это гибельно, это смертельно для меня, — со слезами на глазах говорила Тося. — Что скажет мама?..

— У меня ишиас, — мрачно заметил Дзыба. — И потом я этих палок сроду в руках не держал.

Он с ненавистью посмотрел на стоящий в углу лыжный инвентарь. Петушенко только молча икал… И вот пришло воскресенье. У стартового стола с секундомером и красным флажком в руках стоял сам Пращуров. Дюжие тренеры и инструкторы, перемешавшиеся с рядовыми спортсменами, ждали команды. Мороз крепчал.

— Еще минуточку, — успокаивал их Пращуров. — Сейчас все подойдут.

И верно. Из-за раздевалки гуськом показались опоздавшие. Тося, Петушенко и Дзыба — почему-то без лыж. В руках у каждого вместо палок белели какие-то бумажки.

— Справочки от врача, — ехидно заметил Ромашкин.

Троица размеренным шагом подошла к старту и молча положила на стол испещренные Тосиным почерком листы. И снова гуськом с достоинством удалилась.

«Прошу Вас освободить меня от занимаемой должности ввиду несоответствия квалификации. Дзыба», — прочитал вслух Иван Акимович первую бумажку. Остальные две не отличались оригинальным слогом и, видимо, были написаны под копирку.

— Наконец-то! — облегченно вздохнул Иван Акимович и поднял флажок. — Старт!

Когда последний участник тренировочного похода скрылся за поворотом, Иван Акимович потрепал Ромашкина по плечу и весело сказал:

— Как я раньше не догадался!

— Хорошо, что у вас догадливые помощники, — так же весело ответил ему Ромашкин и бережно вытащил из кармана квитанцию за посланную телеграмму…

М. Семенов

ТЕЛИК

Не подумайте, что телик — это имя собачки или какого-нибудь другого животного. Телик — предмет неодушевленный, это деревянный ящик с хитрым механизмом внутри. Если говорить строго, то велик — тоже предмет неодушевленный. Но, по совести, Вовка с этим не может согласиться. Вот папа — живой человек, значит вполне одушевленный, а попробуй заставить его рассказать что-нибудь про войну, ни за что не допросишься. Телик же не только рассказывает, но и показывает. А про велик мама прямо говорит:

— Вова, оставь велосипед, дай ему отдохнуть!

Какой же это неодушевленный предмет, если он нуждается в отдыхе?

Телик тоже работает определенное время, в основном с семи вечера. И это очень неудобно, потому что к этому времени Вовка часто не справляется с уроками. Тогда мама не разрешает Вовке заходить в комнату, где стоит телик. Но Вовка пробирается тайком, и из-за этого происходит острый жизненный конфликт, как выразился один дядя с большой лысиной, выступавший по телику с лекцией об искусстве театра.

То, что передачи по телику ведутся допоздна, тоже не совсем хорошо. Как только будильник покажет девять часов, мама говорит:

— Ребята, идите спать, сейчас выключу телевизор.

Но Вовка хорошо знает, что это предупреждение, собственно, относится только к нему. Так бы и надо говорить, нечего кривить душой! Ведь Наташке, поскольку она еще не ходит в школу, разрешают смотреть даже до десяти, У мамы получается довольно нелогично, когда она заявляет: «Ребята»!

И вообще теликом заведует мама, папа в это дело не вмешивается, тем более что вечерами он всегда бывает на работе. Если чем-нибудь не угодишь маме, она говорит:

— Вовка, противный мальчишка, имей в виду, я не разрешу тебе смотреть телевизор.

И бывает, что не разрешает. Просто так, назло. Или скажет иногда:

— Вовка, сбегай в булочную, в воскресенье будешь смотреть телевизор, можешь даже Саханыча позвать.

Саханыч — это Сашка Агеев, он живет в пятьдесят четвертой квартире. С ним, конечно, смотреть интереснее, чем с Наташкой, по крайней мере человек с понятием, у Сашкиного папы есть заводной катер.

Одним словом, с помощью телика мама управляет Вовкой, как хочет. И ему приходится подчиняться, тут уж ничего не поделаешь. Телик — такая вещь, что с ней шутить нельзя.

Настоящее раздолье бывает Вовке по воскресеньям. Особенно когда мама с папой уходят в гости, — смотри сколько хочешь, никто не мешает. Вовка просмотрел все учебные передачи «Автомобиль», благодаря телику прекрасно разбирается в железобетоне и многих отраслях сельскохозяйственного производства.

Правда, по поводу передач для работников сельского хозяйства у Вовки вышел спор с тетей Машей, мамой Саханыча. Однажды шла передача «Ящур у крупных рогатых животных и борьба с ним». Тетя Маша сказала:

— Зачем москвичам такую чепуху показывают? Какие уж у нас работники сельского хозяйства!

И Вовка возразил, что это неверно, в Москве работников сельского хозяйства не мало. Например, в одном нашем доме целых два: дядя Неходов, у которого на даче замечательная делянка, и потом дядя Кутько из второго подъезда. Его даже хотели послать на работу в деревню, но дядя Кутько заявил, что страдает хроническим гастритом, и от него отстали.

Вот насчет утренней гимнастики действительно зря передают. Ведь про гимнастику и по радио говорят, и в «Советском спорте» печатают, а Вовка еще не видел ни одного человека, который бы по утрам гимнастикой занимался.

Мама как-то сказала папе:

— Ты бы, Сеня, гимнастикой занялся, полнеешь очень.

А папа ответил:

— Ну, знаешь, мне сон дороже. Потом я и на работе так намахаюсь, что только бы до постели добраться. — И добавил, вероятно, специально для Вовки: — Хотя, конечно, гимнастика — дело полезное.

Вот и пойми взрослых: говорят одно, а делают другое.

И вообще мир устроен не очень справедливо. Взять хотя бы те же передачи по телику: для взрослых передают целых три часа, а для детей — пятнадцать минут. Только войдешь во вкус, как появляется тетя и объявляет:

— Детская передача окончена. Следующую передачу для детей смотрите завтра…

А чего смотреть, ведь почти каждый день одно и то же: «Валидуб», «Лесная быль», «Семеро гномов», «Огни на реке»… Можно по пальцам пересчитать. «Огни на реке», например, Вовка уже наизусть знает.

И потом как только начнут по телику что-нибудь интересное показывать, то обязательно объявят:

— Эту передачу детям до шестнадцати лет смотреть не рекомендуется.

Значит, взрослым рекомендуется, а детям нет. Тогда почему же взрослые смотрят детские передачи? Например, тетя Маша. Разве это по правде?

Вовка часто думает, что если бы он был министром, то приказал бы выпустить специальные телики для детей и чтобы взрослые к ним совсем не касались. Вот это была бы красота!

Теликом увлекается вся семья: и Вовка, и Наташка, и мама. И соседи увлекаются, они всегда по вечерам приходят. Особенно тетя Маша, она ни одного вечера не пропускает. То соль ей потребуется, то лавровый лист, то спички, то лук.

— Я только на минутку, — скажет тетя Маша. — Суп варю, а в доме ни одной луковицы.

Возьмет лук и сидит целый вечер. А когда в телике что-нибудь испортится, то у тети Маши всего оказывается вдоволь и она не приходит.

Только, когда встретит Наташку во дворе, обязательно спросит: