Страница 41 из 54
— А я за шапкой приехал. И за кинжалом. Ты ведь обещал…
— Я тебе целый мешок шапок дам, только увези ее поскорее, ради живых и мертвых!
— А что случилось? Ты, наверное, обидел слабую девушку, и она…
— Слабую! — завопил жених. — Разве только потоку, что ей не удалось с одного удара разбить мою голову? Увези ее, если в тебе еще есть хоть капля совести!
Тотырбек вошел в комнату, но через минуту выскочил обратно.
— Не хочет уезжать — сообщил он. — Пока, говорит, не наведу здесь порядка, никуда не поеду. Акт на тебя составляет. Я, говорит, за порчу стада на него в суд подам. Иди, подписывай акт. Видно, придется тебе другую невесту подыскивать.
— Голову ему другую подыщи! — посоветовала похищенная, появившись на пороге. — Одевайся, о губитель колхозного стада, пойдем с тобой коровники смотреть. Представляю, что там творится! — и они, повернувшись к брату, продолжила: — А о тебе поговорим в райкоме комсомола. Будешь знать!
— Так ты же сама собиралась сюда ехать! — защищался Тотырбек. — Вот он тебя и привез…
— Спасибо! — ядовито сказала невеста. — Без вас бы никак не добралась… Да оденешься ли ты когда-нибудь? Сколько мне еще ждать? — переключилась она на Тембола.
Тембол, дрожа и не попадая в рукава, стал натягивать пальто.
— «Фарн фацауы»! («Благодать грядет в дом жениха!»), — тихонько пропел Тотырбек слова из свадебной песни. Но, вспомнив что-то, умолк и, понурившись, поплелся к автобусной остановке. Без шапки и без серебряного кинжала.
ДОРОГОЙ ВЫКУП
Те, кто распустил слухи о гордости испанских грандов, видимо, не бывали в Осетии и не встречались со старым Тузаром. Иначе они запели бы другую песню. Уж если речь зашла о гордости, то у одного деда Тузара ее больше, чем у всех ста девятнадцати испанских грандов вместе взятых. До невозможности гордый и надменный старик!
Между прочим. Основания для гордости у него имеются довольно веские. Земляки его называют «Дважды партизан Советского Союза». И это правильно. Первый раз он партизанил во время гражданской войны, а второй — в Великую Отечественную. Еще в ранней юности дедушка проявил революционный дух: девятилетним мальчишкой он украл нагайку у самого пристава! За этот подвиг ему угрожала порка, но он хорошо спрятался.
Однако дед гордился больше всего титулом «кукурузного короля»: его звено с гектара собирало до ста центнеров кукурузы, его не смогла догнать даже комсомолка Диза. Но, скажем прямо, дед сильно опасался, что она когда-нибудь его догонит, и потому относился к ней с прохладцей.
И вот, как нарочно…
Надо сказать, что единственный сын старика, тракторист Заурбек считался завидным женихом. За него пошла бы любая девушка селения. Но он посватался не к любой, а именно к Дизе.
— Почему ты недоволен, дада? — спрашивал Заурбек отца, — разве не пора мне жениться? Разве не нужна в нашем доме хозяйка? Мужчинам трудно без женского глаза.
— Ну и женись, — скучным голосом отвечал дед Тузар.
— Тебе не нравится невеста, я чувствую. Но почему? Ведь она работящая, грамотная девушка и будет тебе хорошей дочерью.
— Эх, сынок, — загробным голосом отвечал дед, — как она может мне не нравиться? Чудная девушка, прямо из нартских сказаний. А я вот о чем думаю. Ведь и старуха моя, царство ей небесное, до замужества была тихая и скромная. Но все то время, что мы прожили вместе, она молчала разве что во время сна. И то не всегда. Заведет, бывало, свою мельницу с утра — и конца не жди. Я только тем и спасался, что убегал на кукурузное поле. Может быть, в том и причина, что я так хорошо освоил кукурузу… А у этой девушки, что ты хочешь привести в наш дом, очень много общего с твоей матерью, сынок. Она тоже не станет молчать, если даже ей за час молчания пообещают слиток золота с лошадиную голову.
Совершенно случайно эти слова услышала проходившая мимо соседка Косер. Та самая, которая всем желает добра. И она сообщила об этом Дизе. Та немедленно взорвалась:
— Ах, так! Значит, я болтушка и не могу ни минуты помолчать? Хорошо же! Ладно. Я ему покажу. Старый кукурузный кочан, сам будет просить, чтобы я с ним говорила, а я буду молчать. Со всеми родичами Заура буду разговаривать, а с дедом — нет!
— Да стану я твоей жертвой, Диза, неужели ты будешь обычай молчания соблюдать? — радостно удивилась Косер. — А что тебе скажет твой комсомол?
— Я не по обычаю, — спохватилась Диза, — я просто так буду молчать. Год помолчу, а там видно будет… Ничего. Выдержу. Дома через Заура буду с ним объясняться, а в поле у нас звенья разные, обойдемся без разговоров.
Если говорить начистоту, то нынешним молодым снохам очень нелегко было соблюдать обряд молчания. Как быть, если и молодая невестка, и все родственники мужа работают в одном колхозе? То тебе деверь на ферму корма не завез. То племянник мужа ветеринара забыл вызвать. То дядя твоего благоверного поленился и не покрыл крышу коровника. Как тут утерпеть и не поругаться с нерадивыми?
Нет, не могли молчать молодые колхозницы колхоза «Рухс», они пускались (на всякие хитрости и принимали в качестве выкупа за разговор — «уайсадагкаг» какой-нибудь пустяк. Говорят, что Еличка Кусова начала разговаривать со свекром, когда он принес ей с огорода редьку. Другие утверждают, что свекор принес не редьку, а тыкву, и что первые слова Елички свекру были: «Зря ты, отец, сорвал эту тыкву. Она еще совсем зеленая».
Да. По мнению некоторых стариков, молодые невестки начинали разговаривать слишком скоро и говорили слишком много, а потому следовало давать им подарки не за разговор, а скорее за молчание. Но разве можно устанавливать такой обычай?
А тут такая история. Диза — самая говорливая и острая на язык девушка — добровольно обрекает себя на годовое молчание. И добро бы с каким-нибудь дальним родственником, который живет в… ну, скажем, в Хумалаге, или Чиколе. Но ведь тут человек, с которым живешь под одной крышей, встречаешься каждый день! И вот, послушайте, что из этого получилось.
Этой осенью звено Дизы собрало по 152 центнера с гектара. А звено ее свекра — только по 148. Обогнала-таки сноха!
— Ну, Диза, соберем собрание, и расскажешь всем о своем опыте, — решил председатель колхоза Арсен Дзгоев.
Диза была не против, почему бы и не поделиться опытом? Польза-то будет для всей артели.
— Хорошо, — сказала она. — Но только уговор. Чтобы нашего деда там не было. Я при нем не говорю.
Но дед тоже был не лыком шит.
— А я тоже хочу послушать, — заявил он председателю. — Ты не беспокойся, Арсен, я сяду в уголочке, она меня и не увидит.
Попробовали. Но глазастая Диза тотчас же заметила спрятавшегося за чужими спинами деда и моментально умолкла.
Этот случай вывел из себя даже незлобивого Арсена.
— Да подари ты ей какой-нибудь пустяк! — обрушился он на Тузара. — Черт с ними, с обычаями, для пользы дела пойдем на такой компромисс. Ведь у нас передача передового опыта срывается!
— А я при чем? — разъярился дед. — О каком пустяке ты толкуешь? Я ей и элитную телку давал, и часы золотые, и импортный отрез на пальто. А она мне через сына передает, мол, сама куплю и часы, и пальто. Не такой, мол, мне выкуп нужен. А чего она хочет — не говорит. Какой беды, какого несчастья ей нужно, самому Сырдону не догадаться.
И Заурбеку, мужу Дизы, несладко приходилось. Как вернется с поля домой — только и дела, что разбирать домашние конфликты. Да еще переводчиком служи между женой и отцом.
— Скажи ему, что суп в печке, — шепчет бывало Диза. — Хлеб в салфетку завернут. Да не оставляйте мне тут грязных тарелок, а то мухи заведутся. А я пошла на собрание.
А тут новая беда. Вычитала Диза в газете, что на Украине в колхозе «Красный партизан» с гектара собирают до двухсот центнеров. И узнала она, что там есть какой-то высокоурожайный сорт «Партизанка».
С той минуты не стало житья председателю колхоза. Женщины Дизиного звена не давали ему покоя — где хочешь, а достань этих самых семян. Хоть немного, на пробу.