Страница 30 из 40
Габриш ушел, а Густав Генрихович, убрав все со стола, начал записывать содержание беседы. Завтра он должен вложить донесение в тайник; для этого придется выехать с рабочими на участок.
Получив донесение Жимерского о встрече с «инженером Эттингером» и беседе с Габришем, Киселев немедленно передал его содержание в Центр. От себя он добавил, что оценку фактов и предложения он сообщит в Центр после личной встречи с «железнодорожником». Единственное, на чем настаивал Киселев, - допустить, чтобы Никитенко покинул расположение отряда и мог встретиться с «железнодорожником». Лучше держать этот канал связи, проходящий через Жимерского, под своим контролем, чем вынуждать агентуру Эрлингера искать другие пути связи с ним. Задержка Никитенко в карантине или его арест могли привести к тому, что гестапо начнет подозревать Жимерского, через которого проводилась выброска агентуры в расположение партизан.
Центр согласился с этим предложением Киселева и дал соответствующие указания. Начальник разведки отряда вызвал к себе Никитенко и поручил ему отправиться в дальнюю разведку, чтобы проверить график движения поездов на участке Мосты - Лида. Никитенко показали полученные через своих людей в Скри-бовцах расписание и сводку о прохождении грузов. Формулировка задания, данного Никитенко, не оставляла сомнений в том, что партизаны клюнули на гестаповскую приманку и сейчас ведут разведку перед проведением операции. Выбор Никитенко для такой разведки тоже не был случайным: он работал на этом пути, знает местность и ему будет легче выполнить задание.
Обо всем этом позаботился в Центре Тулин, который, не имея еще предложений Киселева, решил, что лучше пока в чем-то подыграть немцам, независимо от того, как будет решено действовать дальше.
Киселев встретился с Жимерским после того, как тот устроил на работу в аппарат заместителя начальника станции Барановича. Оформление прошло без осложнений: видимо, слово Эрлингера сыграло свою роль. Выслушав рассказ инженера о его встрече в Лиде и разговоре с Габришем и сделав для себя пометки, Киселев спросил его мнение относительно замысла немцев.
- Мне кажется, что немцы собираются круто изменить свои планы, не дождавшись нападения партизан на линию железной дороги, - сказал Жимер-ский. - Именно с этим связан вызов Стешина из отряда, который я должен передать через Никитенко. Руководство в Минске, видимо, требует от местных властей ускорить проведение операции. Инженер Эт-тингер, по всей вероятности, решил провести эту провокацию собственными руками и в самое ближайшее время, не случайно он требует, чтобы Стешин был у него не позже 15 июня. Может быть, он хочет его руками осуществить диверсию, а потом свалить всю ответственность за взрыв поезда на партизан?
- Не исключен и такой вариант, - согласился Киселев. - Не понятно только, для чего надо в этом случае жертвовать своим заброшенным к партизанам агентом? Ведь можно использовать для этого любого подонка, сотрудничающего с немцами здесь!
- Да, в этом деле еще немало загадок, и я, откровенно говоря, не вижу, как мы можем помешать гестапо осуществить задуманное преступление.
- Один выход, как мне кажется, есть, Густав Ген-рихович. Мы можем упредить немцев!
- Самим взорвать поезд?!
- Нет, зачем же, ведь гестапо только этого и ждет! Нам надо…
- Простите, Николай Андреевич, что я перебиваю вас. Но судите сами, не в наших силах остановить гитлеровцев, если они захотят уничтожить поезд с гражданским населением, ведь все движение в их руках и они могут сделать это очень просто.
- А вы вспомните, Густав Генрихович, что этот простой способ предлагал начальству и Габриш. Однако его начальство почему-то избрало сложный, я бы сказал, окольный путь. Значит, взрыв поезда должен произойти в совершенно определенных условиях и так, чтобы в нем были замешаны партизаны. Мы их можем лишить такой возможности.
- И тогда они сделают это сами!
- Пожалуй, вы правы, но, несмотря на это, мы должны найти выход из этого положения. Я, кажется, его вижу, но боюсь, что после этого и вам, и всем нашим товарищам на станции придется уходить в лес. А жаль, ведь они так хорошо легализовались!
Так и не найдя единого решения, Киселев распрощался с Жимерским, предупредив его, что к нему в самое ближайшее время явится Никитенко.
- Все, что он вам передаст, вы так же точно сообщите инженеру Эттингеру. Если он будет передавать точные координаты расположения отряда, вы не доводите их до Эрлингера. Скажите ему, что отряд не имеет постоянной базы и что Никитенко должен встретиться с группой партизан уже за Неманом после того, как выполнит свое задание… Все остальное - максимально точно, поймите, что это может быть и проверкой вас со стороны немцев.
В тот же вечер Никонов, с которым Киселев теперь остался на болотном островке вдвоем, передал в отряд для передачи в Центр большую радиограмму - план срыва фашистской провокации.
«ПОРА НАЧИНАТЬ!»
Жизнь на станции Скрибовцы в последнее время складывалась для оккупантов на редкость спокойно. Габриш не преувеличивал, когда говорил Жимерско-му, что он остался без работы: ни в поселке, ни на станции давно уже не было ни фактов саботажа, ни попыток совершить диверсию. На линии тоже было все спокойно, и служба движения уже разрабатывала новый график прохождения грузов по участку, максимально насыщенный. Правда, транспортные органы гестапо все еще не давали разрешения на пропуск эшелонов в ночное время.
Ремонтные работы на путях были почти закончены. Только в одном месте, на запад от станции Скрибовцы, недалеко от западной границы участка, на котором обходчиком работал Пролыгин, все еще велись работы по подбивке балласта. Охрану там несли полицаи, и только ночью выделялись два патрульных солдата, которые, прошагав по путям километра три туда и обратно, заваливались спать в будке путевого обходчика.
Вначале эти визиты патрульных насторожили разведчика, но уже через неделю отношения с ними наладились. Миша варил для них картошку, они наливали ему несколько глотков шнапса, которым они обычно заправлялись перед тем, как выйти на линию, и допивали его, когда ложились спать, возвратившись после обхода колеи. Утром они снова шли на запад, встречались с патрульными, которые шли к ним навстречу с соседнего участка, возвращались в будку обходчика, откуда звонили на станцию по телефону, и уже уходили совсем, до следующего вечера.
Эти посещения не помешали Пролыгину заминировать путь около будки. Достаточно было снять небольшой слой балласта, вставить запал, и поезд мог взлететь на воздух. В самой будке тоже был изрядный запас взрывчатки, доставленный мелкими партиями с помощью Жимерского в ящиках с инструментами, а один раз прямо в канистре, в которой обычно обходчикам возили керосин для их фонарей. Пролыгин почти на глазах у немцев сумел заминировать и неохраняемый переезд, на котором он сам восстановил шлагбаум. Заряды были размещены на дороге, в том месте, где перед шлагбаумом останавливался транспорт, а контакт замыкался тогда, когда начинал подниматься один из шлагбаумов. Проводка от заряда к выключателю на шлагбауме была тщательно замаскирована. Для того чтобы система сработала, достаточно было включить в сеть батарейку, которую Миша хранил дома. Мастер-немец не мог нахвалиться работой старательного обходчика, который привел в полный порядок все сооружения и знаки на порученном ему участке.
Кашин старательно налаживал систему водоснабжения станции, а вместе с тем подобрал места, куда бы можно было заложить магнитные мины, доставленные ему недавно из леса. Работал он старательно,- и его начальник неоднократно выражал удовлетворение его старанием в разговоре с Жимерским, который рекомендовал ему такого работника.
Баранович обслуживал своего шефа, лейтенанта Шорна, переводя его приказы и распоряжения путейцам и движенцам, не знавшим немецкого языка. Пожилой, призванный из резерва лейтенат очень дорожил своим местом в глубоком тылу, педантично выполнял свои обязанности, но боялся партизанской пули и поэтому предпочитал отсиживаться на станции. В связи с этим документы коменданту станции Лида часто возил Баранович. Поездки эти устраивали разведчика, и он внимательно изучил весь маршрут. Шутя он говорил Жимерскому, что его беспокоит только возможность взлететь на воздух на партизанской мине, так как ездил он всегда в воинских поездах с бригадой кондукторов или охраной эшелонов.