Страница 29 из 40
Когда Жимерский вышел, вежливо распрощавшись с эсэсовцами, Эрлингер протянул Херсману лежавшие на столе учетные карточки:
- Посмотрите, Вернер, может быть, вам придется с ними встречаться. Стешина я вызвал сюда, к нам. Если эти чертовы партизаны не клюнут на нашу приманку и мы не сумеем подставить им поезд, это должны сделать наши люди! А вот этого - Стешина - мы подадим как русского партизана, специально минировавшего колею для взрыва поезда с гражданским населением! И заметьте, Вернер, никто не сможет опровергнуть его показаний, ведь он действительно был в отряде, знает не только рядовых партизан, но и командиров!
- Что ж, это тонкая игра! Когда вы думаете проводить операцию?
- Если партизаны сами не вылезут на колею до 15 июня, то мы ликвидируем этот поезд, во всяком случае, тогда, когда Стешин будет уже у нас в руках. Вам придется поехать на станцию и еще раз проработать все возможные варианты с Габришем. Завтра свяжитесь с Фрайвальдом, обговорите с ним вопросы взаимодействия на случай, если партизаны выйдут на колею и мы подсунем им поезд. Но только не делайте ничего такого, что бы могло насторожить их. Лучше потом организовать преследование, тем более что я надеюсь получить от Никитенко сведения о партизанских базах. Через день можете выезжать на станцию.
Эрлингер попрощался с Херсманом и выехал в Минск докладывать Хайлеру, что операция «Остайн-затц» вступила в заключительную стадию.
…В толстой тетради с коленкоровым переплетом появилась запись:
«25.V.44. Акция «Остайнзатц» вступает в завершающую стадию. Если до 15 июня бандиты не попадут в нашу западню, мне придется пожертвовать одним из своих людей. Но что может значить его жизнь в сравнении с интересами рейха? В сравнении с тем, что тысячи наших солдат отдают свои жизни на фронте?
Обстановка благоприятствует нам в подготовке и проведении этой акции: русские, видимо, выдохлись и не предпринимают никаких активных действий на нашем участке фронта…»
ОПЕРЕДИТЬ ВРАГА!
Прежде чем выехать на станцию Скрибовцы, Жимерский зашел в офицерское казино. Здесь, как всегда, было шумно. Крепко подвыпившие офицеры вермахта громко разглагольствовали о своих победах на фронте, а те, кто был потрезвее и поумнее, вполголоса обсуждали вопрос, как бы подольше остаться в тылу и не угодить на передовую. Жимерский приобрел две бутылки «Корна» и, возвратившись на станцию, на следующий вечер пригласил к себе в гости Габриша. Когда гость осушил наполовину бутылку «Корна», он начал жаловаться на тяжелую жизнь.
- Приезжают паркетные шаркуны из Минска, командуют, а ты выполняй их приказы, - ворчал Габ-риш. - Если будет успех, они его припишут себе, а если неудача, виноват будет шарфюрер. Ясно, разве может быть виноват штурмбанфюрер, если есть под рукой шарфюрер!
- О каком это штурмбанфюрере вы говорите, Алоиз? Что-то я не видел здесь такого?
- Вы, Густав, видели саперного майора, а это одно и то же. Неужели вы его никогда не встречали в Лиде, куда, как мне хорошо известно, вы наезжаете немножко чаще, чем этого требуют ваши путейские дела? - Габриш рассмеялся и рухнул в кресло со стаканом в руке.
- Могу вам ответить тем же, Алоиз! Уж если вам известно, что я посещаю одну квартиру в Лиде, то зачем же вы морочили мне голову с документами, которые я находил в кондукторском резерве?
- Ну, вы же знаете, что это был не мой секрет. И до вчерашнего дня я не был уверен, что вы посвящены в готовящуюся операцию. А теперь другое дело. Херсман мне передал приказ штандартенфюрера, чтобы я работал в контакте с вами. Но это означает, как мне кажется, что и вы должны работать в контакте со мной!
- Конечно, конечно, Алоиз! Не кажется ли вам, однако, что те, кто наверху, уж очень туго затягивают узел? - Жимерский бросил эту фразу в надежде на то, что Габриш начнет критиковать начальство и раскроет некоторые детали операции, которая хозяину дома не была известна. И он не ошибся.
- Туго затягивают узел, говорите вы? - живо откликнулся шарфюрер. - Да по мне, так там не узел, а перепутанный клубок! Ждать, пока партизаны поставят мины для подрыва военного эшелона, и пустить на эти мины поезд с гражданскими! Да этого можно ждать месяцами! Уж вам, Густав, хорошо известно, что на нашем участке партизаны перестали шалить, то ли сами ушли, то ли их после этого дела в Песках угнали далеко от линии! А ведь мы им открыли специальный участок, почти сняли там охрану. Каждый вечер мы задерживаем на ночь поезд с цивильными в надежде, что партизаны выйдут ночью на этот участок и заминируют его! Мы подсовываем им расписание, где утром со станции отправляется эшелон с боеприпасами или техникой, а их нет и нет!
- Простите, Алоиз, но ведь я не слепой и вижу, что утром первыми со станции уходят воинские поезда, а этот цивильный поезд идет уже днем. Значит, расписание, которое вы подсунули, как вы считаете, партизанам, отвечает действительности?
- Боже мой! Конечно, отвечает, в этом-то и заключается вся «мудрость» высшего начальства! Но если ночью партизаны выйдут на линию и заминируют ее, а мы позволим им это сделать, то утром первым пойдет гражданский состав!
Чтобы скрыть свое волнение, Жимерский встал с дивана, подошел к столу и наполнил свой стакан легким вином. Вернувшись на диван и думая о том, что разгадка странного поведения гестаповцев и путевой охраны, над которой и он и Киселев немало поломали головы, теперь у него в кармане, он спросил шарфю-рера:
- И что же вам не нравится в этом плане?
- Да то, что так можно ждать бесконечно. А по мне, уж если кому-то в верхах понадобилось пустить под откос поезд с этими белорусами, литовцами и прочими представителями низшей расы, то мы сами можем это сделать не хуже партизан. И ожидать не надо!
- Может быть, вы и правы, Алоиз, - протянул Жимерский, думая в то же время, зачем немцам надо уничтожать поезд с гражданским населением, да еще руками партизан.
- Конечно, прав! Мне кажется, что и штандартенфюрер, а он человек дела, а не паркетный шаркун, пришел уже к тому же выводу. Чем ждать, лучше сделать это самим, а на партизан свалить будет не так уж трудно!
- Тебе об этом сказал саперный майор, или это твои предположения?
- Я сам так думаю! А штурмбанфюрер, запомни, Густав, штурмбанфюрер, а не саперный майор, подсунул мне новое дельце, черт бы его побрал!
- Штурмбанфюрера?
- Нет, дело! Да и штурмбанфюрера тоже! - Габ-риш уже основательно нализался. Бутылка «Корна» была пуста, и он налил себе стакан «Рейнвейна». - Он делает из меня няньку для каких-то идиотов-журналистов. И не только из наших добрых немецких газет, но и для недочеловеков из этого белорусского листка, который издается в Минске!
- Что ж, вы поедете в Минск, чтобы нянчить их?
- Как бы не так! Поехать в Минск было бы неплохо! Да только не я поеду к ним, а они приедут к нам! Кстати, один уже прибыл сегодня вечером, остальные приедут завтра и послезавтра.
- А для чего же?
- Кто-то в Минске решил показать прессе, как хорошо работают для рейха белорусы, если им не помешают в этом партизаны. Ведь ты же сам, Густав, видишь: стоило отогнать от линии партизан, и все население очень лояльно работает с нами, нет ни саботажа, ни диверсий! Вот об этом и будут писать корреспонденты, которым я должен показать весь участок!
Посмотрев мутными глазами на стол и увидев, что все бутылки уже пусты, шарфюрер встал, нахлобучил фуражку:
- Спасибо, Густав, за угощение и прекрасный вечер. В разговоре с тобой время летит незаметно! Сейчас, однако, пора спать.
- Послушай, Алоиз, когда я могу зайти к тебе по вопросу оформления нового работника - это сын моего старого знакомого.
- Знаю, знаю, штурмбанфюрер передал мне просьбу штандартенфюрера! Приводи его ко мне послезавтра. А завтра я весь день буду заниматься с корреспондентом, который уже здесь. Я сам его представлю шефу.