Страница 20 из 93
— А как же иначе, — развел руками Гностикус, — Я же не могу просто поддаться. Это было бы неуважением к соперникам. А я их уважаю. Только надеюсь встретиться здесь на Играх с достойным соперником, который меня и убьет.
— Почему ты так хочешь умереть?
— Я заслуживаю смерти, господин. Я — плохой человек. Великий грешник. Я воровал. Я убивал. Я мучил. Я убил ребенка — маленькую девочку. Одиннадцать лет назад. По приказу вашего дяди, кстати. Ваш дядя потом расчленил эту девочку и сделал из её органов какой-то экспериментальный препарат для пилюль. Гностический Либератор этого хотел. Вот почему я его ненавижу. Он сломал мою жизнь. Гностический Либератор — Сатана. Но и я тоже заслуживаю смерти. За то, что я выполнял его приказы.
Я, кажется, начал понимать, что к чему.
Меня охватило волнение, я осознал, что нашел нужного мне человека, возможно даже самого нужного мне сейчас.
— Настоящее имя у тебя есть?
— Василий. Василий Чуйкин. Барон. Я — поганая пария, господин. Я — дерьмо. Наша родомагия Чуйкиных — читать людей, их настроение и характер. Головины видят мысли, Корень-Зрищины — недостатки, а мы, Чуйкины видим самую суть человека. Видим, хороший человек или нет, можно ли ему верить. Но все три этих клана магократы ненавидят лютой ненавистью. Ибо никто не любит, когда ему лезут в голову.
Поэтому нас гонят — и Головиных, и Корень-Зрищиных, и Чуйкиных. Поэтому мы и парии. И я ничего плохого не скажу про Головиных, господин. А про Корень-Зрищиных — скажу. Они служат Либератору, как и многие парии. Все обиженные и обездоленные идут служить Либератору, ибо он обещает месть и справедливость. Вот только он лжец. Он — монстр. А мы, Чуйкины, хуже всех. Самый поганый и мерзкий клан. Слава Богу, что я последний в роду, и детей у меня нет, господин. Я надеюсь, мой род на мне прервется.
Я внимательно выслушал этого безумного мазохиста, потом кивнул:
— Ладно, барон. Как считаешь, можно мне верить?
— Можно, господин. Я же сразу сказал. Вам я верю. Вы — хороший человек. В отличие от меня, ибо я — лишь дерьмо на ваших сапогах...
— Я хороший человек? — я улыбнулся, — Смешно, барон. Впрочем, плевать. Мало времени, Чуйкин, очень мало. Так что давай говорить буду я. А ты если что — поправляй меня.
Чуйкин кивнул.
— Итак, ты радикальный масон. Бывший. Одиннадцать лет назад ты служил Либератору. Потом тебя схватили и бросили в каземат Петропавловки...
— Не так, господин. Простите недостойного, что перебивает вас. Но все было не так. Меня не хватали. Я сам сдался. Груз моих грехов был слишком велик. Душа моя скорбела. Так что я пошёл в Охранное Отделение и сдался.
— И рассказал Охранке про моего дядю?
— Нет, господин. Я рассказал только о своих грехах и преступлениях. Я надеялся, что меня повесят. Еще больше надеялся — что перед этим меня будут пытать. Ибо я заслуживаю самой суровой пытки! Но чужих имен я Охранному Отделению не называл. Стукачество — это бесчестие. Я не хотел добавлять к своим грехам еще один, господин! Так что про вашего дядю я ни слова Охранке не сказал. И про других тоже не сказал.
— И тебя сунули в каземат Петропавловки на пожизненное, и надели на тебя железную маску. Ту самую, которую ты держишь сейчас в руках?
— Нет, господин. Это просто копия. Та маска была другая, зачарованная. Она высасывала из меня разум и силы. Темное колдовство — вот чем была та маска! Вечной мукой она была. А эта маска — просто символ моего мученичества, знак того, что я пришел на этот турнир ответить за свои грехи и умереть.
— Ясно. Как ты сбежал из каземата? Ты же сбежал? Это случилось, когда туда притащили Павла Павловича?
— Верно. Господин умен, господин все знает. Как и положено доброму Государю. Да, ко мне в каземат пришли мои старые «друзья» — радикальные масоны. Я не ожидал их увидеть, я надеялся, что не увижу их больше до конца жизни и умру в том каземате. Но радикалы пришли. Оказалось, что они посадили на престол своего Императора — алхимическую копию настоящего наследника. А настоящего наследника решили сунуть в мой каземат. И надеть на него мою маску. А меня убить — за то что я предал их идеи и сдался Охранке. Вот только я вырвался и сбежал...
— Хм, но ты же вроде хотел умереть...
— Так, господин! Но умереть не от руки сатанистов, не от руки служителей Либератора! Эти подонки решили поразвлечься — снять с меня маску и помучить меня перед смертью. Но они не учли, насколько я силен. И когда с меня сняли маску — я раскидал их и сбежал. Потом я прятался, радикалы до сих пор ищут меня, чтобы убить. А потом приехал на этот турнир. А здесь со мной зачем-то захотел беседовать сам Император Всероссийский. Чудные дела.
— Такое бывает, Чуйкин. А откуда у тебя тридцать миллионов рублей, чтобы оплатить право на анонимное участие в турнире?
— Я ограбил вашего дядю, господин.
— Что?
— Я ограбил вашего дядю. Сразу после того, как сбежал из Петропавловки. Ваш дядя хранил в арендованной квартире в Питере кассу радикальных масонов. И он её не перепрятал, так что я знал, где она, еще с тех времен, когда сам служил Либератору. Я влез в квартиру вашего дяди, разломал всю магическую защиту и взял деньги себе. Пятьдесят миллионов рублей, господин. Двадцать я пожертвовал на лечение больных детей во искупление грехов своих. А тридцать миллионов заплатил, чтобы анонимно приехать сюда и умереть здесь.
Я от души расхохотался:
— Клянусь, Чуйкин, ты самый веселый мужик, из всех кого я знал!
— Да? Вот веселым меня еще никто не называл, господин. Но раз вы говорите — так и есть. Господину виднее. Кто я такой, чтобы спорить?
— Ладно, Чуйкин, мало времени. Моя сестра в плену у радикальных масонов. Ты знаешь, где она?
— Когда вашу сестру схватили?
— Пару дней назад...
— Тогда, боюсь, мне нечем вам помочь. Я уже одиннадцать лет как не радикальный масон. А последняя встреча с радикалами у меня была неделю назад, в Петропавловке, когда они пришли туда меня убить. Про вашу сестру мне ничего неизвестно, господин. Мне жаль. Я готов оказать вам любую помощь, но сказать вам мне нечего.
— Паршиво...
Я был на самом деле разочарован. Я надеялся на эту встречу, а по мере беседы с Чуйкиным моя надежда всё росла... Но по итогу меня обломали.
— Знаешь, что мой дядя мертв? — спросил я Чуйкина.
— Нет. Но это отличная новость, господин. Ваш дядя был нелюдью. Это вы убили его?