Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 19 из 93

Глава 238 — Кающийся грешник

«Начальнику Имперской службы ПВО по городу Павловску полковнику Ухватову:

Через несколько минут прибудет вертолёт — некая поставка для Его Величества Императорской ЧВК.

Сбейте его.

Просто на всякий случай.

Секретарь Его Величества княжна Дубравина»

Михаила притащили в ангар совсем пьяным и теперь пытались привести в чувство.

Полётов позвал целителей, магократы потешались над Булановым, который настолько накидался, что теперь никак не мог взять в толк, что ему сейчас предстоит стать живым божеством...

На мой вкус, из божеств Михаил сейчас мог стать максимум Дионисом или Бахусом.

Но у меня в любом случае не было на него времени. Уже было ясно, что передать Михаилу МОЩЬ в ближайшие полчаса не успеют.

А мне через двадцать минут уже надо быть в Царском селе, чтобы поспеть на вертолёт в Павловск.

Полётов похоже все запорол. Один из его кандидатов в рукотворные Рюрики оказался Крокодилом, другой — алкашом.

Нет, я в принципе понимал чувства Михаила. Само собой, его только что жестко унизили на Земском Соборе, я сам его и унизил, но тем не менее...

Мужчина, заливающий горе алкоголем, очень скоро окажется в полном дерьме. Даже в большем, чем он был до того, как решил залить свое горе. В этом я уже успел много раз убедиться на своем богатом жизненном опыте и чужом примере...

Я вышел из зала, где моделировалась аура Рюрика, в коридор и свернул направо в другой коридор помельче.

Здесь Полётов разрешил мне встретиться с неизвестным магом-анонимом, выступавшим под ником Gnosticus Liberator.

Великий Князь даже убрал из этого закутка всех своих наёмников, которыми был плотно набит ангар, чтобы мне никто не мешал.

И я был благодарен Полётову за это.

Встреча была предельно важной. Я не забывал о моей сестре Тане ни на секунду, ни в моменты триумфа, ни в моменты, когда меня таращило от моей крокодильной сущности.

И этот аноним был единственным моим шансом выйти на радикальных масонов и спасти сестру. Так что я решил перетереть с ним, а уже потом двигать в Павловск свергать ложных Императоров. Тем более что двадцать минут у меня и правда были.

Гностикус Либератор прибыл в сопровождении Шамановского наёмника, который его и привел.

Я же явился на встречу с ним один, даже верного Шаманова я оставил в центральном зале ангара. Мне нужны были свои глаза там, на случай, если начнется что-то интересное.

— Отличная работа, парень, — поблагодарил я наёмника.

— Благодарите Наяк Шаманову, сестру вашего друга, господин, это она его нашла, — ответил наёмник.

— Ладно, иди погуляй, брат.

Наёмник удалился.



Гностикус Либератор в принципе выглядел также, как на том видосе с Общего Побоища, который я смотрел в машине.

Высокий, исключительно крепкий, широченные плечи, мышца такая, что видна даже под одеждой...

Одет во все черное, на плечах черный плащ. На лице уродливая и жуткая железная маска. Точно такая же, в какой был Павел Павлович, когда я достал его из каземата Петропавловки.

Я решил играть ва-банк. В основном потому что спешил.

— Я Александр Нагибин-Рюрикович, Император Всероссийский, — представился я, — И это не шутки. Земский Собор избрал меня на царствие час назад.

Я подал Гностикус Либератору руку:

— Если хочешь поцеловать её — придется снять твою маску. Ну или можешь ограничиться рукопожатием. Но маску все равно сними.

Я ожидал, что мой странный собеседник растеряется, или засмеется, или начнет быковать, или даже нападет, если он правда радикальный масон...

Но ничего подобного не произошло.

Гностикус стащил с головы маску, развязав тесемки из грубой кожи. Под маской оказалось бледное и умное лицо.

Взгляд у Гностикуса был пронзительным, нос — крупным и мясистым. Глаза все в красных прожилках, как у быка. Башка вся заросла длинным черным волосом и растрепанной бородой.

Больше всего Гностикус напоминал какого-то средневекового опричника. Явно суров, тут к гадалке не ходи.

Но неожиданно он склонился и на самом деле поцеловал мне руку.

— Рад знакомству, — произнес Гностикус, голос у него был хриплым, с надрывом, — Боюсь, что я совсем не интересуюсь политикой, Ваше Величество. А Императоров у нас в стране стало слишком много. Но кто я такой, чтобы отрицать вашу царственность? Я — человек маленький. Но вижу, что вам можно верить. Я вообще вижу людей насквозь. Так что я в вашем распоряжении.

Судя по говору, Гностикус явно был русским. И не просто русским, а петербуржцем. В этом мире городские говоры явственно различались, в отличие от моего родного.

— Ты Гностический Либератор? — спросил я напрямик.

Плести словесные кружева у меня просто не было времени. Да и кроме того, я уже осознал, что говорю с человеком прямым, как Имперская автострада. С таким иначе беседовать и нельзя.

— Нет, господин, — поклонился мне Гностикус, — Я просто взял себе такое имя на турнире. Я заплатил тридцать миллионов рублей, чтобы выступать анонимно. Так что мог выбрать себе любое имя.

— Но выбрал ты Гностикус Либератора. Почему? И зачем ты называешь меня господином? Так обычно говорят неодаренные. А ты — магократ.

— Да, я магократ, — Гностикус отвесил мне очередной поклон, — Но я хуже грязи, хуже червя, хуже самого жуткого злодея. Поэтому я называю господами всех. Я — быдло. Я — тварь и великий грешник, господин. И я хочу умереть. Но при этом желаю смерти Гностическому Либератору. Вот две вещи, которые я ненавижу больше всего — Либератора и себя. Поэтому я решил одним выстрелом убить двух зайцев. Я назвался Либератором и приехал на этот турнир, чтобы меня здесь убили. Не буду скрывать — я надеюсь на смерть в бою. И когда я умру — символически умрёт и Либератор. И в бюллетене турнира напишут «погиб Gnosticus Liberator». Вот почему я взял себе такое имя. Надеюсь, я не слишком запутал господина.

— Да нет, — я хохотнул, — Логика в твоих словах определенно есть, брат. Но если ты так хочешь убить себя — почему не покончишь с собой?

— Самоубийство — грех, — объяснил Гностикус, — А смерть на турнире — достойная и почетная. Будь сейчас война — я бы пошёл на войну, господин. Не для того, чтобы убивать других, не дай Бог! А для того, чтобы меня самого там убили.

— Мда, понимаю... Но на Общем Побоище ты раздавал люлей — мое почтение. Вел себя, как боец, а не как жертва.