Имя собственное

Она прикидывала, что необходимо сделать в первую очередь. Перво-наперво – домой. Переодеться. Насколько возможно, привести к присяге бесхозное запустение в квартире и бегом в Отрадное, к Верочке. В шкатулке, помнится, ещё оставались пустячные деньги, нужно что-то ей купить.

А ещё… Бог ты мой, ведь за эти месяцы почтовый ящик наполовину, небось, забит квитанциями по коммунальным задолженностям!

– Оторвина! – выглянула из-за двери молоденькая медсестра. – Зайдите!

Рая поднялась и, маскируя лёгкую хромоту, переступила порог.

В кабинете, кроме заведующего и его помощницы, присутствовала ещё одна колоритная фигура, при виде которой у Раи непроизвольно дрогнула щека и неуверенно замедлился шаг.

– Капитан полиции Ерёмин, – представился офицер, немного приподнявшись со стула – Прошу вас, присаживайтесь. Назовите, пожалуйста, вашу фамилию, имя и отчество.

– Оторвина… Раиса Михайловна. – Голос был какой-то чужой.

– Вот что я должен сказать, уважаемая Раиса Михайловна. Мне поручено осуществлять следственное производство по уголовному делу о гибели небезызвестного вам Хромова Николая Ивановича, скончавшегося в результате дорожно-транспортного происшествия, в котором пострадали также и вы. Следствие было временно приостановлено, пока вы находились на излечении, но вот теперь, как говорится, пришла пора.

Я вас не тороплю, так как понимаю – надо освоиться в новой обстановке, привести в порядок бытовые вопросы, даже, наверное, научиться ходить без палочки. Верно, доктор?

– Надо сказать, она у нас молодец, – улыбался заведующий. – Трость выбросила давно, исходила все коридоры и лестницы бессчётное количество раз и выработала походку почти без хромоты.

– Вот и прекрасно! Но всё же, наверное, потребуется какое-то время, чтобы прийти в себя. Я на машине, подброшу вас до самого дома. Единственно, что следует нам сделать сейчас, – это подписать два документа. – Капитан протянул ей распечатанный лист.

– Что это? – Рая вопросительно взглянула на полицейского.

– Подписка о невыезде. Она подразумевает следующее. Первое. Не покидать город без разрешения следователя. Второе. Являться точно в день и час, указанные в повестке. Третье и последнее. Какими-либо другими способами не препятствовать производству по уголовному делу. – Следователь сделал многозначительную паузу и пристально посмотрел Рае в глаза. – Вот и весь невеликий перечень ограничений. А второй документ – сама повестка. Как вы считаете, недели вам хватит, чтобы освоиться? Замечательно. Распишитесь здесь, здесь и вот здесь.

Ерёмин захлопнул папку, встал и протянул руку врачу:

– Спасибо, доктор, за тёплый приём. Существует поверье, что ни врачам, ни нам, полицейским, не следует говорить «до свидания». По понятным причинам. А стало быть, счастливо оставаться! – И обернулся к Раисе. – Ну что, Оторвина, поехали? Все документы у меня, не волнуйся.

Машина с синей полосой по борту и мигалкой на крыше резво вклинилась в основной автопоток. Молоденький сержант-водитель, вертя головой, то и дело выруливал на встречную полосу, включая сирену. В такие моменты Рая закрывала лицо ладонями. Ещё совсем близко и болезненно ощущение той трагической минуты.

Ехали молча, адрес не озвучивался, но неведомым образом машина затормозила прямо у двери родного подъезда. Капитан, не выходя из салона, протянул Раисе в открытое окно визитку и напомнил:

– Через неделю жду на разговор. Прошу не опаздывать. Адрес отделения указан в повестке. Если возникнет желание встретиться раньше – звоните. До встречи.

Стекло в пассажирской двери поползло вверх, и машина сорвалась с места, растворив красные огни задних фонарей в мареве выхлопного смрада.

Рая повертела в руках коричневый кусочек картона и прочитала:

«Андрей Николаевич. Номер телефона». И ничего более.

В Отрадное к сестре Рая решила ехать на следующий день.

Потому как не вынесла врождённая чистоплотность унылого вида пустой и неухоженной квартиры. Остатки дня и весь вечер до полуночи она скребла, мыла и оттирала различные поверхности, подёрнутые запустением.

Стянув с себя чужое тряпьё, провернула стирку своих и Верочкиных вещей, кое-что погладила, поменяла постельное бельё, приняла душ и… упала, наконец, в свою, уже подзабытую осязательно, кровать.

Нога, не привыкшая ещё к таким перегрузкам, жаловалась хозяйке тягучим, ноющим напоминанием о себе. Рая гладила её, как кошку, успокаивая полусонным бормотанием:

– Ну, ну, ну! Что это ещё за капризы? Давай-ка будем успокаиваться и засыпать. Мы так устали с тобой, надо отдохнуть. Положу тебя повыше, на отдельную подушку. Лучше? Вот и хорошо. – Рая сладко зевнула и перекрестилась. Отдалённо мелькнула последняя гаснущая мысль: «Будильник не завела… Ну да ладно».

Анна Филипповна встретила Раю ещё в коридоре:

– Раечка, ты ли это? Румянец во всю щёку, поступь, что тебе модель на подиуме! Словно только что из Куршевеля, а не из травматологии.

– Добрый день, доктор. Стараюсь изо всех сил, уважаемая Анна Филипповна, держать себя в форме. Я ведь у Верочки одна осталась. Как она, расскажите Бога ради. Ей получше?

– День ото дня отличается, конечно, бывает и лучше, и хуже, но такой уж явной положительной динамикой мы с ней похвастаться пока не можем. – Анна Филипповна отворила дверь, пропуская Верочкину сестру вперёд. – Заходи смелей.

Эта первая минута встречи запомнится Рае до конца дней.

В постели полусидела, откинувшись на подушки, Вера и расчёсывала у целлулоидной куклы рыжеватую шевелюру. Когда дверь отворилась, девочка настороженно вздрогнула, прижав куклу к груди. Молча исподлобья смотрела на вошедших, словно бы не узнавая.

Голубые глаза больной казались огромными от теней, выстеливших тонкие серые веки. Ниспадающие белёсые волосёнки не могли скрыть обострившихся скул и впалых щёк на бледно-матовом лице. Худоба делала её старше. Создавалось впечатление, в постели сидит отчаявшаяся и готовая к любому исходу взрослая женщина с ребёнком на руках. Только очень маленького роста и до крайности истощённая.

Широкий вырез ночной рубашки с обгрызенными завязками открывал взгляду выступающие ключицы, которые пугающе обнажались при каждом натужном вдохе. Всех охватило мгновение какой-то оторопи. И вот тут… Вера размахнулась и, насколько хватало её силёнок, со злобой швырнула куклой в сестру. С ненавистью зыркнула полными слёз глазами на Анну Филипповну и, уткнувшись в подушку, накрылась с головой.

У Раисы сердце ухнуло куда-то вниз. Она упала на колени, разроняв принесённые подарки. Подползла к кровати и, обнимая скрытое под одеялом худенькое тельце сестры, только и могла взывать, рыдая:

– Вера-а, Верочка-а, Вера-а…

Прекращая эту истерику, Анна Филипповна еле сумела поднять Раису на ноги и увести в свой кабинет. А уж успокоить… это стоило доктору немалого труда. Когда страсти немного улеглись, разговор состоялся более предметный. Говорила практически одна Анна Филипповна. Рая внимала её речам, изредка вздрагивая остаточными всхлипами.

– Верочку можно понять. Подросток, четырнадцатый год и… нескончаемые боли, одышка, лекарства, ингалятор, постельный режим. Переживания, что из-за пропусков по болезни осталась на второй год. Коллектив ровесников, к которому привыкла с первого класса, ушёл вперёд, даже не заметив «потери бойца». Ни мамы, ни папы рядом. Как вынести свалившееся сиротство детскому сердечку?

Один светлый лучик в этой беспросветности – сестра. Но и её всё нет и нет! У вас одинаковое положение, но ты уже взрослая и можешь держать эмоции в узде. Не то Верочка. Она сорвалась, но я не вижу в этом никакой озлобленности. Оставленность, которая сродни брошенности, – вот причина её спонтанной обиды на всех сразу.

На подходе физиологические изменения организма, что в какой-то степени извиняет нервозность её поведения. Если не сказать истеричность. Демаршем своим Вера хотела выразить ровно то, что ты только что слышала от меня. Вы помиритесь, конечно, но надо повременить чуть-чуть. Сначала я поговорю с ней, а потом позову тебя. А теперь… Что ты решила с санаторным лечением сестры?