Страница 19 из 76
Тут и золотозубый командир нарисовался. Местный эскулап, от которого толку было меньше чем ноль, быстренько исчез, будто его тут и не было никогда. Понимание важности вертикали власти у них, наверное, из мамкиной сиси впитывается. А я задержался слегка, нанося завершающие штрихи. К тому же я тоже немного начальство, хоть и мелкое, да и Царандой мне ни разу не указ. Поэтому и услышал новости про вертушку, которую снарядят за нами в самое ближайшее время.
А остальное мне и неинтересно было. Поэтому я вежливо попрощался и отбыл для приема водных процедур и пищи.
Если честно, то обратно в вертолет залезать было стремно. И, похоже, не одному мне. Девчата тоже переминались с ноги на ногу и смотрели на зеленый корпус с опаской. Но я наступил на горло собственной песне, первым полез внутрь. Всё равно другого транспорта нет и не предвидится. Трофеи и без нас загрузили два прапора с суровыми лицами хозяйственников. И фельдшер с чемоданом там тоже имелся, хотя делать ничего и не пришлось: клиент обезболен, транспортная иммобилизация присутствует, и не из подручных материалов, а из лестничной шины имени товарища Крамера, довольно ловко согнутой по размерам афганцем Рашидом.
И внутри женская часть нашего коллектива сбилась в кучку, все как одна сцепили зубы и сохраняли напряженное выражение лиц. Фурцева даже смочила щечки слезами. Тоня, заметив — достала платок и вытерла, попутно попеняв.
— Ты в армии!
Ага. «You in the Army Now», — пропел я про себя. Прям все как в песне — vacation in a foreign land. То бишь «отдых» в чужой стране. Ни в чем себе не отказывайте.
— Я домой хочу! К маме.
Блондинка опять залилась слезами.
Я посмотрел на Ким. Та терпела все стоически. Даже умудрилась мне подмигнуть.
— Не вздумай маме ничего сообщать! — воспитывала Фурцеву Тоня. — Она с ума сойдет. Только хуже будет.
— А я хочу уволиться!
— Демобилизоваться.
— Да, демобилизоваться!
Дегтярева что-то зашептала медсестре на ухо. Не бином Ньютона что именно… Жалуйся врачам на все сразу, боли в груди, животе, глядишь, как и Арашева комиссуют. Только тут поди местные врачи собаку съели на любителях косить…
Прапорщики, глядя на это, лишь головами качали.
Ох, как я их понимаю. Это даже покруче, чем в автомобильной аварии побывать. Хотя и это по-разному переносят. Я же подбирал мужика, у которого машина в хлам разбилась, а у него цель была — в роддом к жене попасть, так что сел и поехал.
Но никаких сюрпризов полет нам не преподнес. Трясло, шумело, но буднично и даже скучно, наверное. Пейзаж внизу разнообразием не радовал — пятьдесят оттенков серого, желтого и коричневого. Мне довольно быстро надоело, и я по примеру Арашева закрыл глаза и попытался помедитировать.
Только приземлились — и нас сразу разлучили. Майор, Фурцева и Тихонов отправились в госпиталь. А мы с Тоней Дегтяревой и Женей Ким были признаны годными и нас повели в комендатуру. Для пресс-конференции, как я понял. Предварительно поселив в офицерской общаге при аэропорте, и поставив на довольствие в пятидесятом отдельном смешанном авиационном полку. Финансист посокрушался насчет продаттестатов, но так, для вида больше.
Догадка оказалась верной. Только интервью мы давали порознь и совсем не журналистам.
Первым за жабры меня взял представитель военной прокуратуры. Капитан юстиции Фролов. Вернее, он обнял меня нехотя, даже не скрывая своего отношения к рутинному занятию. Хмыкнул только один раз, узнав, как я вообще попал в армию.
— По какому приказу, говорите, они вас призвали? — спросил он, слегка удивленно посмотрев на меня.
Я и оттарабанил вколоченные в память даты с номерами и пунктом. Это как зэк, в любое время дня и ночи автоматом сообщающий статью, начало и конец срока.
— Вот ведь придурки, — сказал он, почесывая кончиком карандаша где-то у себя за ухом. — Его же отменили. Ладно, к нам это не относится, — и продолжил опрос, записывая, кто, как, и куда.
Удовлетворенно отметил, что оружие я не потерял, и оно в целости и сохранности при мне. Минут двадцать он меня мурыжил, не дольше. А мне всё не давала покоя его реплика по поводу военкоматовских деятелей. Я не выдержал, спросил при прощании у капитана, что он имел в виду, но тот только буркнул: «Служите, товарищ лейтенант». Надо дать ценные указания уточнить всё при первой же возможности.
Зато после Фролова приперлись двое из ларца, хоть и не одинаковых с лица. Один наш, целый майор из особого отдела, некто Демченко, и товарищ из местного комитета глубокого бурения, который тут называют ХАД. Вроде присадку к маслам такую выпускали, в их честь назвали, что ли? Фамилию афганца я даже не пытался запомнить, что-то жестоко-заковыристое.
Очень скоро мне стало не до шуточек. Деятели копали споро и дружно. Я быстро достал их тем, что каждый ответ начинал словами «Согласно приказу майора Арашева», и Демченко велел опустить эту присказку, мол, они уже поняли, что даже по малой нужде все ходили исключительно по воле майора.
Но мне было предложено вспомнить всё поминутно — кто где сидел, что делал, как вел себя. Милостиво разрешили только пропустить ту часть, где мы тащили Арашева по камням. А то я готов был вспомнить, кто за какую ручку носилок держался. Очень скоро у меня разболелась голова, да так, что перед глазами темнело. О чем я и сообщил своим мучителям. В отличие от дебила Карамышева эти никаких эмоций не проявили. То есть вообще, даже бровью не повели. Отпустили, и афганский товарищ любезно подсказал дорогу к офицерской общаге, где нам предстояло ночевать.
Я даже на ужин не пошел, помылся — и в момент отрубило. Мне снился долгий и бестолковый сон, в котором военкоматчик отправляет меня еще куда-то, ссылаясь на приказ от сорок третьего года, дескать, согласно ему я должен служить до конца жизни. Проснулся в темноте, поворочался, послушал чье-то тревожное сопение на соседней койке, перемежаемое долгими паузами апноэ. Вспомнил, как на скорой у нас был фельдшер, у которого вот такие задержки дыхания чуть не по минуте случались. Мы все привыкли, а один новенький доктор пытался реанимировать коллегу. Ожидаемо загрустил, и надумал вставать. Сейчас мне грусть-тоску развеют, и следа не останется.
И правда, вчерашние ребята решили не откладывать в долгий ящик разборки, и приступили почти сразу после завтрака. Вежливые, собаки, о самочувствии справились, водички в стакан налили. Попеняли, что доктор о своем здоровье не переживает, надо было сходить в медчасть. Потом сочли предварительные ласки достаточными — и понеслось.