Страница 6 из 18
Ситуация вырисовывалась не ахти. За побои, да еще и перед литургией, могли запретить в служении и даже лишить сана. Могло попасть и настоятелю за то, что разрешил служить своему священнику после драки. «Эх, как знать, – думал отец Николай, помахивая кадилом, – не совершаю ли я сегодня свою последнюю Евхаристию?»
Служить было тяжело. Во время этой литургии, запомнившейся ему на всю жизнь, батюшка вполне ощутил правоту Церкви в ее запрете священникам бить людей. Да, нельзя теми же руками, которыми только что проливал кровь, брать чашу с Телом и Кровью. Невозможно, ударив в лицо человека – образ Божий, – через час молиться словами: «Милость мира, жертву хваления»…
Хотя что же он должен был делать, когда его машину угоняли? Сложно все в нашем падшем мире…
В понедельник батюшка стоял перед дверью в кабинет архиерея. Сказать, что он волновался, – значит, ничего не сказать. Отец Николай совсем не знал нового владыку. Епископ был молодой, и епархия, в которую входил храм священника-спортсмена, числилась его первой кафедрой. «Молодой и неопытный… Конечно же, с амбициями… Сейчас будет строить… Небось и орать. Ему ж надо себя показать», – думал отец Николай, рассматривая портреты в приемной архиерея.
– Вас просят войти, – сказал секретарь.
«О, приглашение на казнь. Все. Грядет расплата за мои грехи», – подумал отец Николай. Он перекрестился и на негнущихся ногах вступил в кабинет.
Владыка сидел перед компьютером и что-то писал. Он несколько секунд не поднимал головы, заканчивая какое-то предложение.
За эти мгновения отец Николай успел рассмотреть его. Спокойное, но живое лицо. Круглые очки. Фигура стройная, даже аскетичная. В целом чувствуется человек умный, целеустремленный, конкретный… Вспомнилось, что новый архиерей имеет два высших образования и степень доктора богословия.
«Что ж… Этот, может, орать и не будет. Будет уничтожать морально. Унижать будет», – мелькнуло в уме отца Николая.
Наконец владыка оторвался от клавиатуры, встал, благословил священника. «С чем пришли, отец?» – спросил он после всех деталей приветственного этикета.
Отец Николай начал свой грустный рассказ. Епископ слушал внимательно. Когда священник закончил, владыка задумался.
«Решает, как поставить меня на место. Снимать с меня сан или запретить в служении. Интересно, на сколько. На год? На полгода? Уж точно не меньше. Да… И спорт запретит. Прощайте, тренировки…»
Архиерей вдруг оживился, как будто что-то его осенило.
– Греко-римская борьба, говорите?
Отец Николай с опаской смотрел на епископа. Он не понял вопроса. «Так. Наверное, сейчас выведет к тому, что это языческое искусство. Типа как православный священник может заниматься…»
– Вы занимаетесь греко-римской борьбой, отец?
– Да, владыка.
– Это где используются захваты, броски, где противника можно положить на землю и слегка придушить?
– Да.
«О, все понятно! Тема насилия. Будет предъявлять мне, как же это вообще можно людей на землю укладывать. Сейчас скажет: отец Николай, вам людей на небо надо возводить, а вы их на землю валите…»
– Итак, борьба. Вы бой Александра Карелина с Маедой смотрели?
«Господи, это что ж такое… Сейчас скажу, что смотрел, а он скажет: “Вы все время жестокости и агрессию смотрите? А когда же вы святых отцов читаете?” Это ж надо, так долго подходить. Это не владыка, это гестаповец какой-то».
– Кхм… Смотрел, владыка.
– Да? И как вам?
«Нет, это невыносимо. Он же просто издевается. По идее, я должен сейчас осудить этот поединок и в целом всю борьбу за жестокость… Сказать, что это неправославно… Как же ответить? Уффф… Святой Николай, помогай!»
– Ну… Оно, конечно, может, и жестоко. Я против жестокости. Это неправославно…
Владыка приподнялся со стула.
«Все. Началось», – подумал отец Николай. И как-то непроизвольно, инстинктивно перекрестился.
– Отец, а как он его вверх тормашками-то поднял, а? Японца-то. Как таракана! Какая сила у него, это же просто невероятно! Эх, борьба… В юношестве ходил немного. Хороший вид спорта, мужской. Да… Кхм…
Владыка взял со стола стакан с водой и немного отпил.
– Батюшка, так вам нужно было поступать по правилам классической борьбы. Сделали бы бросок прогибом или разворотом или захватили бы преступника «петлей»; перевели бы его в партер и подушили бы немножко, чтоб ему запомнилось. И крови никакой не было бы. А?
– Виноват, ваше преосвященство.
– В следующий раз – преступника на землю и придушить. Вот как Карелин. Поняли?
– Да, владыка!
– А сейчас ступайте, отец. У меня тут дела посерьезней ваших угонщиков. Хотя, честно, вот весь день с вами про борьбу говорил бы. Но увы – дела, дела…
Отец Николай не поверил.
– Я могу идти, владыка?
– Ну да.
– Идти… и все?
– И все. Отец, не сочтите за дурной тон, но вы уже должны были выйти. Простите, занят как никогда.
– Спаси Господи, ваше преосвященство!
– Помогай Бог.
Отец Николай шагнул было по направлению к выходу, но остановился. Нет, он не мог так просто уйти. Не совсем отдавая себе отчета в том, что он делает, священник резко обернулся и спросил:
– Владыка, а почему вы меня отпускаете так… без наказания?
Архиерей поднял голову от какой-то бумаги, в которую он уже успел углубиться, и внимательно посмотрел на отца Николая. Чуть помедлив, он ответил:
– Понимаете, батюшка, вот такие необычные случаи, которые в жизни с нами происходят, попущены Богом для того, чтобы мы что-то поняли. Вы – священник и должны все понять сами. И я не собираюсь вас как-то поучать и тем более наказывать. Не люблю эти игры. Идите с Богом.
Отец Николай вышел из кабинета. У него кружилась голова. Секретарь-семинарист что-то сказал ему. Священник кивнул, не разбирая речи, и вышел на улицу.
Солнечные лучи ударили ему в лицо, свежий ветер растрепал бороду и волосы на голове. Ощущение блаженства и какой-то свободы наполнили священника. Он ощутил, как же прекрасно быть прощенным. И понял, что от всего сердца прощает тому… странному угонщику.
Ему подумалось, что вот такие беседы, как сегодняшняя, – это редкие встречи с настоящим христианством. Они согревают сердце, как свеча – замерзшие ладони. А еще отец Николай почувствовал, как же хочется в спортзал – размять мышцы и отработать пару бросков. Через минуту он уже был в машине и мчался на тренировку, попутно рассказывая Диме про нового архиерея.
Чудо произрастания волос
Еду в метро. Рядом, пошатываясь, стоит пьяный верзила. Вращая по сторонам мутными глазами, явно ищет, к кому бы прицепиться. Пытался пошутить с какой-то девушкой – она промолчала и вышла на следующей станции. Громко прокомментировал рекламный плакат, висящий на стенке вагона, – но никто не обронил ни слова. Посматривал пару раз и на меня, но я спокойно читал что-то с мобильного, не обращая внимания на попутчика. В конце концов пьяный приуныл и задумался о чем-то, склонив голову.
Поезд выехал из туннеля, вагон наполнился солнечным светом. Вдали засверкали купола монастыря. По привычке я перекрестился. Среагировав на мое движение, нетрезвый попутчик тут же поднял голову, оживился, и придвинулся ко мне. Очевидно, он нашел мишень для атаки. Начался разговор.
– Веруешь, значит?
– Значит, верую. А что?
– А то, что плохо ты веруешь.
Не понял. Озадаченно смотрю в пьяные глаза. Что значит «плохо верую»? Что он имеет в виду, этот выпивоха? Увидев мое замешательство, попутчик удовлетворительно крякнул и продолжил свою странную речь.
– Ты голову свою видел?
– Допустим, видел. А чего с ней такого?
– Да того, что ты наполовину лысый, – вот чего. Молодой парень, а лысина, как у профессора Преображенского.
Люди вокруг начинают смеяться. Я по-прежнему ничего не понимаю. Ну, положим, я лысоват – но при чем тут моя вера? И какая разница ему, пропойце? К чему его слова?
– Посмотри, – говорит, – на мою голову. Что видишь?