Страница 13 из 16
Зубы сжались сами собой. Уж, казалось бы, чего проще, предложить пару медяков за фасолевую похлебку. Но нет, гордость и упрямство не позволяли мне пойти на это. Не хотелось еще раз унижаться перед подло обманувшими уродами. Потерплю. Тем более, деньги мне пригодятся в городе: нужно будет где-то жить и что-то жрать.
Однако время шло, и есть хотелось все сильнее. В животе появилась резь, горло казалось пересушенной трубой. Через полчаса мучений стало ясно — не до гордости, не до расчетов. Сгорая от стыда, я вышел из шатра и подсел к торговцам. Они равнодушно взглянули на меня, не прерывая разговора.
— ...нечисто с этими новыми расами, — говорил Румоль. — Совершенно непонятно, что происходит.
— Да, ты прав, они — жуткие создания, — вздохнул Фераам. — Да и Длинноликие особого доверия не вызывают. К олнейгам и мениольцам я добрых чувств не испытываю, но с ними хотя бы все понятно и предсказуемо. А эти…
— Говорят, после встречи с Красноглазыми в живых никого не остается.
— Кто же тогда слухи разносит?
— Так Длинноликие. Чую — они заодно.
Остальные печально покивали, а я, воспользовавшись паузой, обратился к Унтию:
— Ну, хорошо, не хочешь даром кормить, так продай мне остатки похлебки и немного вина.
— Две серебряных монеты, — без запинки ответил караванщик.
Отблески огня мелькнули в удивленных глазах торговцев. Даже они, похоже, не ожидали такой наглости.
— Сколько?!
— Две серебряных монеты! — в голосе Унтия сквозила издевка.
Сволочь, ведь прекрасно понимает, что у меня нет таких денег. Конечно, я лоханулся, поехав в город с единственным яблоком, но нельзя же так хаметь. Двести медяков за миску вшивой похлебки — где это видано?
Если бы взглядом можно было испепелить, то Унтий сгорел бы на месте. С ненавистью посмотрев на него, я вернулся в шатер. Урод хочет, чтобы я сдох. Посмотрим.
Последняя мысль заставила меня задуматься. Интересно, зачем караванщику моя смерть? Возможно, испытывает ко мне неприязнь и хочет покуражиться. Я, кстати, тоже не пылаю к нему симпатией. А может быть, они так издеваются над всеми, кто едет с фермы жемчуга? Если судить по удивленным взглядам Виссона и остальных, когда Унтий назвал цену за жратву, вряд ли. Значит, что-то личное. Чем же я успел разозлить его? Единственная причина, пришедшая мне на ум, была банальна: козни Арсения. Сволочной дядюшка проверяет меня на прочность, а может, просто хочет, чтобы я сдох.
Кстати, а что Унтий будет делать после моей смерти? А ничего, повезет дальше. В отличие от него, я не непись, а персонаж, тут же воскресну. И он это понимает. После возрождения сытость и жажда окажутся на пятидесяти процентах. Не так уж и плохо, с такими значениями вполне можно ехать. И добраться до Мергуса. Бабки есть, не пропаду.
Эта мысль согрела бы меня, если бы так не сводило кишки. Скрипнув зубами, я лег на мешок с соломой. Натянул по уши рогожку, свернулся калачиком и закрыл глаза, стараясь не думать о боли. Терпеть. Надо терпеть. И постараться заснуть. Вдруг повезет, и я сдохну во сне. А проснусь уже здоровым.
Нет, так дальше продолжаться не может! Я должен найти еду, иначе просто свихнусь.
Стараясь двигаться как можно тише, я переполз к закрытому пологом выходу. Сквозь щелку было видно, что котелок по-прежнему висит над огнем. У костра сидел только Виссон. Остальные отлучились то ли к верблюдам, то ли по нужде. Я сжал кулаки и мысленно взмолился, чтобы парень в чалме тоже отошел. Но он сидел как привязанный. Время текло медленно, каждая секунда пульсом стучала в голове. Ну же, вали!
Нет, не уходит. Надо его отвлечь. Сделав пару шагов назад, я скастовал невидимость и вполголоса застонал. Надеюсь, Виссон зайдет в шатер поинтересоваться, что происходит.
Прошло полминуты, но караванщик не появился. Пришлось снова выглянуть — он по-прежнему сидел возле костра. Неважно. Второй раз уйти в инвиз я в ближайшее время не смогу — откат почти час. Так что буду пользоваться тем, что имею.
Осторожно ступая, я выбрался из шатра и направился к огню. Только бы парень не услышал! Перед ним висел над огнем котелок с самым аппетитным в мире варевом, рядом стояла оловянная чаша с вином.
В какой-то момент под ногу попался неведомо откуда взявшийся сучок. Он хрустнул, и Виссон настороженно вскинул голову. Потом вскочил, огляделся и вдруг быстро двинулся в ту сторону, где отдыхали верблюды. Боится оставаться один, что ли? Да пофиг, главное, никого нет. Вперед!
Упав на циновку, небрежно брошенную возле костра, я покосился на вино. Не до него, времени в обрез, лучше подумать о еде. Схватил валявшуюся ложку (она тут же растворилась в инвизе) и потянулся к вареву. Попасть ею, невидимой, в котелок было не так-то просто, но я справился. Правда, произвел при этом некоторый шум. Но мне уже было плевать — побьют так побьют. Никогда в жизни я не был столь голоден и ни о чем другом думать не мог. Лишь жадно и торопливо глотал похлебку (оказавшуюся фасолевым супом с вяленым мясом), которая расходилась внутри теплом и невероятным удовольствием. Где-то на периферии сознания мелькнула мысль, что фасоль немного горчит, но я отогнал ее. И с легкой тревогой смотрел, как количество варева в котелке неуклонно уменьшается. А ну как заметят?
Мне все-таки удалось оставить немного похлебки и не скрести ложкой по дну. Сытость приблизилась к максимуму, жажда уменьшилась, по жилам растеклась нега, веки отяжелели. Безумно захотелось спать, силы как-то разом покинули меня. Я смог отползти на несколько метров, чтобы не быть застигнутым на месте преступления, когда спадет инвиз. Но до шатра добраться не успел. Глаза сами собой закрылись, сон накрыл меня тяжелой волной, придавил к земле, и я мгновенно улетел в страну грез.
Проснулся я оттого, что кто-то щекотал мою голую пятку. Приподнялся на локте, глянул — мною заинтересовался небольшой скорпион. Черный, пластинчатый, с изогнутым хвостом, он внимательно исследовал ступню, щекоча ее клешнями. Я торопливо отдернул ногу, одновременно заорав:
— Э... отвали!
Скорпион внял и действительно отвалил, а я осмотрелся вокруг. И обомлел: ни шатра, ни торговцев, ни верблюдов.
— Унтий! Мужики! Але, вы где?!
Тишина. Я вскочил, завертелся волчком, пытаясь найти хоть что-то. Но увидел лишь присыпанные песком остатки ночного костра. Бред какой-то. Куда все делись? Как могли уйти столь тихо, что я не проснулся?
Сверился с интерфейсом — четверть одиннадцатого. Солнце палило, голова кружилась, в горле было подозрительно сухо.