Вовка-центровой 4

– Прости, я не специально, – пискнула девица.

– Бывает. Держитесь за меня, – изобразил из себя женьтельмена Вовка.

– Спасибо, – бамс и носительница шляпного искусства схватилась за ремень Вовкиных штанов бостоновых. Тот опешил. Думал, возьмётся за локоть, а тут такой радикальный метод. И в это время, по мановению волшебной палочки, ну или расписания, машинист начал тормозить. Девица была довольно высокой, Вовке выше плеча даже, и когда вагон стал тормозить, её бросило на Фомина. И рука кучерявой соскользнув с ремня, провалилась гораздо глубже. Ну, в общем, вам по пояс будет.

– А-а!! – это оба два закричали. Девица от ужаса, нащупав чего-то, за что можно схватиться, а Вовка от неожиданности.

– Твою же налево!

– Ой, простите. – И вся пунцово-красная. Только волосы чёрные и глаза. Глаза с таким чуть неправильным разрезом. Еврейка?

– Ну, теперь как порядочный человек я обязан на вас жениться, – попытался рассмешить и успокоить девушку Челенков, прямо покатываясь, правда, про себя от хохота, такого с ним за две жизни ещё не было.

– Ирина.

– В смысле?

– Меня зовут Ирина. Прежде чем идти в загс нужно познакомиться.

– Фомин, а ну да, Владимир.

– Отпустите меня Владимир Фомин, я выхожу, – точно и не заметил Вовка, как поезд остановился.

– Я тоже.

Вышли на улицу, тихую и пустынную после грохота метро. Там всё кричать приходилось.

– Я вот тут живу. С родителями, когда будете знакомиться? – чёрные глаза смеялись.

– Понятно, что сейчас. График у меня напряжённый, следующий раз не знаю, когда свободный вечер выпадет.

– Пошли.

– Пошли.

Подъезд пах мочой. Кошачьей, мышачьей и человечачей. Ну, не специалист Челенков, но воняло противно.

Папа точно был еврей, да и мама. Папа был похож на Макаревича в поздние годы или на Эйнштейна. Густая такая копна мелких седых кучеряшек.

– Папа, мама, Володя сделал мне предложение! – и почти ведь не смеётся.

– Ой, молодой человек, а что вы весь в крови. Это вас Ирина била и заставляла делать предложение. Не смогли отбиться. Не та пошла молодёжь!

– Руки были заняты.

– Ой, вей. И чем настолько важным были заняты ваши руки, что вы разрешили избить себя до крови.

– Да, нет, это Бесков, пнул коряво.

– Ой, вей. Вам какой-то бес пнул в ухо. Вы бесоборец?

– Я футболист, Бесков – это наш динамовский нападающий. Он низко мяч послал, и мне пришлось гол ухом забивать. Разодрал, – Вовка заглянул в зеркало, что висело в прихожей. Да, тот ещё видок, видимо Ирина сковырнула запёкшуюся кровь и та накапала на шею и рубашку.

– Исаак, отпусти мальчика, Володя проходите на кухню, я медсестра, обработаю вам рану. А то ещё нагноится. – Мама решительно взяла его за руку, а дело в свои руки.

– Конечно, Розочка, вылечи мальчика, зачем нам нагноившийся зять.

– Какая у вас интересная рубашка, Володенька. Кто это шил? Я не встречал ничего подобного. Это из-за оттуда? – Папа отвернул воротник, осмотрел, как сделаны погончики и кармашки, расправил на животе и посмотрел на пуговицы в три ряда. – Нет, материал наш, и оверлок совсем плохой. Так кто вам шил эту замечательную рубашку?

– Папа закройщик в ателье «Радуга», – поспешила оправдать ощупывание будущего зятя отцом Ирина.

– Понятно. Ой!

– Потерпите, Володенька, сейчас станет ещё больней. Нужно смыть запёкшуюся кровь. Там может быть грязь. Зачем вам грязь в ухе? – Прижала его к стулу «будущая тёща».

Портной. Вовремя-то как, а то Вовка уже из всей своей одежды вырос, особенно из пальто модного порезанного. А «Зима близко». Портной – это хорошо.

– Исаак…

– Для вас просто – папа. Шучу, вы так мило краснеете, Володенька. Исаак Яковлевич Розенфельд – старший закройщик ателье «Радуга» к вашим услугам. Так кто вам шил эту рубаху великолепную?

Глава 3

Событие шестое

Вытирать руки о штаны некультурно! Это вам объяснит любой, чьи штаны вы выбрали.

В дверь опять тарабанили. И звонили одновременно. То есть, капитан не унялся и милиционера с собой прихватил. Вовка потянулся на кровати генеральской семейной. Коротковата будет. Длинной панцирно-скрипучее чудо передовой буржуазной мысли была метр восемьдесят. Благо, что прутья в спинке были на существенном расстоянии друг от друга и ноги можно вытащить сквозь них. В первый день, правда, чуть не сломал, то ли ноги, то ли прутья. Забыл об этом просачивание сквозь спинку и решил соскочить, проснувшись, на пол. Соскочил, вдарившись плечом об пол, и чуть не перевернув скрипучее чудо. Еле выпутался.

Потому, сейчас извлёк по очереди все ноги из-за решётки и затопал босыми этими ногами в прихожую. Хорошо «Стеше», она почти глухая. Вовка, однако, одну странность заметил, так-то с ней надо разговаривать, повышая голос, а вот по телефону с какой-то подругой она вполне нормально разговаривает. Сейчас Стеша не услышала, и пришлось идти открывать. Взглянул на часы в огромном длиннющем коридоре. Половина седьмого. Оборзел капитан. Точно надо Аполлонову пожаловаться.

Спрашивать «Кто там?», не стал, отдёрнул засов, такой приличный, на который Степанида Гавриловна всегда на ночь дверь закрывает и распахнул створку. Капитана не было. Милиционера не было тоже. Перед дверью стояла в курточке бежевой Наташа Аполлонова. Стояла и смотрела на его сатиновые трусы и майку алкоголичку. А где взять другую?

– Ой. – Отвернулась.

Вовка посмотрел на трусы чёрные. Ну, утро, естественная реакция организма. Поднял глаза на посетительницу. Не одна пришла. Взяла, наняла эскорт. Любой другой девице недёшево бы обошёлся. Позади, стояли в полной парадной форме с кучей орденов и медалей, два генерала. Молодых довольно, без седин и усов будёновских. У того, что поменьше ростом была «Золотая Звезда Героя» на сине-зелёном кителе.

– Ты, Фомин, вообще оборзел? – маленький и сказал. Генерал-лейтенант.

– Да, Володька, ты срам-то прикрой, девушку привели. – Тот, что постарше показал Вовке кулак. Этот вообще – генерал-полковник.

– Заходите, я мигом, – метнулся Вовка прочь.

А чего одеть? Треники с отвислыми коленями? Домашние штаны, которые малы и с заплатами из старых отцовых армейских бриджей выкроенные? Бостоновые постирала вчера Степанида Гавриловна, дождь же был, пока добирался от родичей «невесты» все устряпал-забрызгал. Есть только штаны от костюма бежевого, что сшили по спецзаказу для команды юношей «Динамо» перед их турне в Югославию. Но они висят в шкафу в большой комнате, а туда уже гости набились. Опять в труселях семейных выцветших дефилировать.

Спас положение Василий Сталин, заглянул в спальню и головой мотнул, типа, чего телишься. Пора, труба зовёт.

– Василий Иосифович, у меня в шкафу в той комнате бежевые брюки висят, не принесёте? Пожалуйста. – Сталин хмыкнул, присвистнул и громко специально гад спросил:

– А носки вам, Владимир Палыч, не постирать? – поржал, но брюки через пару минут принёс, – Детям будешь рассказывать, что тебе сам Василий Сталин штаны надевал, и нос вытирал. Платок нужен? Стой, а чего у тебя ухо в крови и зелёнке. Платок нужен?

Вовка про ухо почти забыл, ну саднило. Видимо когда на кровати изворачивался, ноги из прутьев вынимая, опять содрал коросту. Блин блинский. Сегодня же ехать на «Ближнюю дачу». Как с таким зелёным кровавым ухом?

– Мяч вчера головой забил. Ухом. Надо прижечь зелёнкой снова. – Вовка в большое с резной рамой зеркало попытался ухо рассмотреть. Да, ещё и опухло. Не вовремя.

– Пойдём. Я на фронте даже раны сам перевязывал ребятам. Справимся с твоим ухом. – Василий Иосифович кинул ему брюки и пошёл в ванную комнату, там Фомин зелёнку видел.

Пришли генералы не просто так. Как уж у музыкантов это действо называется. Финальный прогон? Генеральная репетиция? Контрольный выстрел? Вот, перед поездкой на дачу к Самому и заочковали генералы, а ну как дуэт чего не того споёт, ну, или не так. Не понравится «лучшему другу детей».