Вовка-центровой 4

– Я…

– Я ещё к тому же женюсь скоро на дочери генерал-полковника Аполлонова ему я сейчас тоже звякну. Стой, стой. Пуговицу оборвёшь. Четвёртое – меня тут Василий Иосифович Сталин пригласил на «Ближнюю дачу» его отцу песни спеть, которые я пел маршалу Иосипу Броз Тито. Ну и Василий Сталин очень хочет меня в свой ВВС переманить в футбол и хоккей играть, и если у меня будут проблемы, прямо требовал, лично ему звонить и не стесняться. Не помогут двое первых, позвоню Василию Иосифовичу. Ах да есть ещё и в пятых. Когда Лаврентий Павлович встречал нас после турне по Югославии, то лично мне сказал, что я молодец и если есть просьбы или проблемы, то смело прямо к нему обращался. Что это с вами?

– Воды. Воды можно. Что-то с сердцем. – Отступил всё же капитан.

Вовка вышел в кухню набрал стакан воды из-под крана и вернулся в коридор. Там никого не было. На полу в подъезде пуговица только лежала блестящая. Когда успел оборвать?

А вообще, кто это был? Фёдор Челенков не сильно в форме современной разбирался: однобортный мундир с малиновым галуном – окантовкой, шестиугольные погоны серебристого цвета, просвет бордовый, звёздочки золотистые, выпушка по краям малиновая, эмблемы войск, вообще, странные – золотые серп и молот, а на них сверху красная звезда, фуражка – околыш малиновый, тулья цвета хаки. Или околыш не малиновый, а краповый. Чем эти цвета отличаются? А краповый – вроде ГБ цвета. Надо как-нибудь попросить Аполлонова плакат с этими самыми формами и эмблемами, есть же наглядные пособия для училищ или школ. Хоть выучить, а то так можно и вляпаться в неприятность. Ну, как на «контору глубокого бурения» наехал. Ну, хотя и у них кишка тонка против Берии идти. Или нет? Что-то же читал про борьбу с Берией именно в это время. С Абакумовым?

Теперь уж чего. Раз капитан сбежал и пуговицу даже оставил, то выходит, напугался. Может, проще всё. Решил под шумок друга подселить или родственника, а может и за деньги эту операции решил провернуть. Чтобы в этом времени такие телеса отъесть, нужно ну, очень хорошо питаться. И это на зарплату капитана? Что-то Хитрый Михей с майорскими погонами и то не больно шикует. Всё забыли. Нужно подумать о другом. А ну как Сам скажет: «Ты, Вовка-Фёдор, молодец, такую душевную и смешную песню спел. Понравилось нам. Есть такое мнение, что тебе нужно ещё одну сейчас такую же спеть».

Глава 2

Событие четвёртое

Запах кофе – это аромат рая.

Утром нужно выпить чашечку кофе. Да, чёрт с ней с чашечкой, пусть будет стакан. Хотя… Пить кофе из стакана в мельхиоровом подстаканнике это всё равно, что лилии нюхать в противогазе. Нужна фарфоровая кружка. С поселением в квартиру генерала у Фомина такая возможность, как пить кофе из специальной фарфоровой чашки появилась, в буфете стоял чуть разукомплектованный чайный сервиз, явно из Фатерлянда, в плен захваченный. Был молочник, был чайник заварочный, но где-то в процессе взятия в плен пристрелили сахарницу, одну чашку и пяток разных блюдец. Их по два к каждой чашке. Было. Если перед гостями баварским фарфором хвастаться, то вопросы гости начнут задавать, где остальные девайсы, а вот пить кофе из приличного размера чайных ёмкостей эта разукомплектованность не мешала, от слова, ну, да вы знаете.

Мешало другое. Мешало третье, а особенно мешало четвёртое. Четвёртым была турка. Про кофемашины даже и думать не стоит. Больше их Челенкову не видать. Когда они появятся, ему не до кофе будет. Давления всякие и прочие подагры с простатитами, будет пилюли пить, а не кофе. Турки в квартире «дядюшки» любимого (самых честных правил) не было. Ещё не было газа и электричества… Настоящего. Радио играет и пару лампочек горит, вот и всё, на что проводки древней хватает. Хоть договаривайся с электриком стадиона «Динамо» и проводи себе, как там это в будущем будет называться – «выделенная линия».

Ещё кофе самого не было. Вовка шмон на кухне произвёл. Горох был, нелущённый. Манка была. Даже рис в стеклянной баночке. Бурый, наверное. За таким в будущем гоняться будут, тут, должно быть, гоняться не надо, другого не бывает. Были цветы ромашки и ещё какая-то сушёная до чрезвычайной ломкости трава горько пахнущая. С кофе побежали. Спасла Фомина Стеша. Он при ней посетовал, что кофе хочется, и она, сверху вниз посмотрев на гиганта безусого, он как раз, стоя на коленях, печку разжигал, молвила:

– За углом есть кондитерская коммерческая. Дорого там.

Вовка по дороге с тренировки в кондитерскую зашёл. Запах. Прямо с ног валил. Лохматый мужичок с большущим носом и чёрными, как смоль усами и бровями, священнодействовал. Он брал совком специально обученным, небольшим таким – деревянным, из мешка джутового зёрна зелёного кофе и высыпал их на сковороду, которая раскалялась на электроплитке. Вот, в соседнем доме можно же было электричество наладить! Сковорода была с высокими стенками. Большая такая, чуть почерневшая снаружи, прямо чувствовалась массивность чугуна. Высыпал южный носатый мужичок зёрна на сковороду и деревянной лопаточкой помешивал их. При этом всякие эфирные масла и прочие фитонциды от жара сковороды покидали трупики кофейных зёрен и, воспаряя, окутывали большеносого. Покрутившись вокруг освободителя, души кофейные пускались в путешествие. Они хороводом, даже невооружённым экстрасенсорными способностями глазу видимым, кружились вокруг грека, грузина или армянина и потихоньку всё расширяли этот свой танец освобождения. Хоровод захватывал людей зашедших в кондитерскую, проникал им в ноздри, и душа угрюмых москвичей тоже воспаряла и уносилась в тропические леса Бразилии или оазисы Марокко. Прямо слышался щебет попугайчиков, хрустели костями белых путешественников – первопроходцев пираньи в Амазонке, свистели стрелы бедуинов. Стоило только глаза закрыть, и души кофейных зёрен подхватывали твою серую душонку и увлекали за собой на недосягаемую высоту. Человек, вовлечённый в этот хоровод смерти и жизни, останавливался, его ноздри расширялись, и он, сделав глубочайший в своей жизни вздох, замирал в блаженстве.

Соврал Иван Васильевич, с балкона любуясь на серые панельные многоэтажки. Не там лепота. Здесь.

– Лепота! – Вовка даже пошатнулся от удара обонятельного.

– Чэго изволыт молодой человэк? – сделал тайный знак иллюминатов, покрутив перед носом Вовки специально обученным совочком для трупиков кофейных зёрен, греко-грузинский армянин.

– Этот чэловэк изволит кофе приобрэсти, – зачем-то спародировал греко-грузина Вовка.

– Йасас! Сколько вам, юноша? – точно грек. Их приветствие. Бывал Челенков в Греции со «Спартаком» и сборной. О, сейчас удивит товарища. Одну фразу заучил. Посланный с ними в одной из игр переводчик научил. Когда они по магазинам решили прошвырнуться.

– Посо костизи? (Сколько это стоит?) – нет, не округлились глаза, зато улыбнулся товарищ грек. Акцент, наверное, чудовищный или как-то исковеркал фразу. Давно ведь было. Лет… Да, хрен сосчитаешь с этой двойной бухгалтерией.

– Шэсдэсят рублэй за банку и шэсдэсят рублэй за кофе. – Вовка посмотрел за спину грека. Точно, там стояли банки. Из жести, закрывающиеся крышками. Явно ручная работа. С чеканкой каких-то гор. Чего там, в Греции, не Арарат же? Олимп! Где-то жестянщик не покладая рук трудится. А чего, ненавязчивый сервис. Хочешь кофе – покупай банку. Жестянщик, точно родственник. И всего сто двадцать рублей за… Ну, граммов двести – триста влезет в такую банку. Правду, сказала Степанида Гавриловна – дорого здесь. Ну, хотя одна-то банка нужна. Кофе же хранить в чём-то надо. Не в кульке же бумажном. Он выдохнется. Ни вкуса не останется, ни аромата.

– А турка есть? – ну, не в кастрюльке же варить.

– Джезва. Медэдная. Кованная. Сто восемьдэсят. Всэго трыста.

Ну, ни хрена себя, зашёл за кофе. Триста рублей!!! Это у него год назад, когда он кладовщиком работал в Куйбышеве, зарплата месячная меньше была. Обманула Стеша. Дорого, это другое понятие. Это называется – писец.