Страница 2 из 3
– Надо их убрать и переклеить.
– Зачем? Красивые же обои.
– Надпись прочитай.
– Ты че с утра со своей надписью завелся?!
– Ты ее прочитай!
– Ну, там написано «кофе».
– Да! Там написано «кофе»! На каком языке?
– На английском.
– «Кофе» на английском через «си» пишется!
– Ой, ну надо же, какие мы знатоки. У всех через «си», у нас будет, – она оборачивается, – через «Ка». Какая разница-то? Год висят и еще повисят.
– Ты понимаешь, что этим мы показываем нашу тупость. Дешевые обои и неправильная надпись! Может быть, тебе нравится быть дурой, мне нет. Я хочу, чтобы у нас все было четко!
– До этого ты эту надпись каждое утро читал, а тут, надо же, она неправильная.
– Вот именно, она меня бесит каждое утро. Кофе. Должно быть через «си». Но ты как какая-то дура, выбрала себе…
– Я не позволю тебе так со мной разговаривать! – рассердилась она и встала. – Ведешь себя по-скотски.
«Ведешь себя по-скотски» – это ее последние слова, сказанные мне лично.
В обед она мне позвонила, мы перебросились парочкой малозначащих фраз, вроде таких: «Как дела? Ел? Вовремя приедешь?»
Вовремя приедешь? Если бы я приехал вовремя… Я задержался на четыре часа, подъезжал к подъезду уже около девяти и тогда ощутил нечто странное. Я не знаю, как это объяснить, но я точно чувствовал, что что-то случилось. Позже, когда несколько раз прокрутил эти события в голове, я понял, что свет в наших окнах горел только в комнате, а Аня боялась темноты, поэтому зажигала свет везде, когда была одна.
Я помню, как поднимался на третий этаж, помню запах жареных беляшей из 34 квартиры на втором, помню, как нечто не давало мне открыть квартиру, помню, как вошел и позвал ее, помню мертвую тишину в ответ.
Из комнаты вышла ее сестра, толстая брюнетка.
– Аня умерла, ее машина сбила, – сообщила она. – Мы звонили тебе, но ты был недоступен.
Я сел в коридоре. Просто сел на пол, надеясь, что это все дурацкая шутка.
3.
Почему язык не может запомнить хороший вкус? Почему после хорошего послевкусие наступает такое, как бы выразиться и не повториться, отвратительное ощущение во рту, и приходится снова употреблять этот же продукт.
Именно поэтому за десять минут, что прошли от вокзала, я успел выкурить три сигареты и ступить на мост.
Снег усилился, а, может, виной стал ветер. Почему-то всегда на мосту ветер. Мне приходится поднять воротник куртки, чтобы снег не залетал за шиворот.
Машин почти нет, хотя их вообще нет; только фонари освещают пешеходную дорожку моста, а за перилами в темноте спит река.
Чуть дальше в свете фонаря я замечаю фигуру человека, это девушка, на ней джинсы и длинный плащ, шапки нет. Длинные волосы развеваются по ветру. Ее правая нога висит на перилах, а глаза устремлены в темноту.
Собирается прыгнуть. Я в этом уверен. В принципе, мне нет до нее дела, я не спасатель, я не вмешиваюсь в чужие дела. Но я сталкивался с прыгунами в воду зимой. Выжившими прыгунами, скажу, что зрелище….
Я ускоряюсь, почти бегу.
– Стойте! – кричу ей.
Она оглядывается, немного переносит вес вперед, чтобы перекинуть вторую ногу.
– Вы ошибаетесь! – кричу я.
Одышка. Ну, ничего.
– Я не хочу вас отговаривать от смерти, – говорю я, остановившись возле нее. Выдыхаю.
Она удивленно смотрит на меня.
– Что у вас с лицом? – спрашиваю я. Возле переносицы у нее желтеет синяк.
– А у вас? – она все еще изумленно смотрит на меня.
– А что у меня?
– А у меня?
– Синяк, – отвечаю я.
– Вот видите, сами же знаете ответ, – она собирается отвернуться.
– А у меня-то что с лицом?
– Какой-то вы желтый, – отвечает она и отворачивается в темноту.
– Желтый? – повторяю я, проведя рукой по щекам. – Почему желтый?
– А мне откуда знать!
– Я не советую вам прыгать с моста.
– Пошел на хер!
– Во-первых, это страшная смерть. А во-вторых, можно и не умереть зимой.
Последние слова ее заинтересовывают, она убирает ногу с перил.
– В чем проблема зимы? – недоумевает она.
– Я знаю, по крайней мере, четырех человек, которые выжили после прыжка именно с этого моста. Трое – овощи. А четвертый ходить не может.
Она смотрит вниз, пытаясь оценить высоту.
– Да не может этого быть!
– Может, – говорю я, подкрепляя свои слова жестикуляцией. – Когда вы прыгаете в воду с такой высоты, то от падения чаще всего теряете сознание, а потом захлебываетесь. Но здесь лед. Вы ногами ударяетесь об лед, проламываете его, ломая позвоночник. Ваши руки непроизвольно разлетаются в стороны, – я поднял обе руки. – Вот так. Руки лежат на льду и не дают уйти вам в воду. Вы умрете от переохлаждения или превратитесь в чайник.
Она смотрит на меня, я закуриваю, выдыхаю дым.
– Если честно, мне плевать, прыгнете или нет. Но лучше выберите другой способ.
Я отхожу от нее.
– Погоди! – останавливает она меня.
Мы уже на ты?
– Угости сигаретой, – просит она.
Я подхожу к ней, достаю пачку, подаю ей зажигалку. Она закуривает.
– Ну а какой, по-твоему, лучший способ умереть? – спрашивает она, выдыхая дым.
– Застрелиться, – отвечаю я. – Пуля влетает тебе в мозг, и на этом все.
– Осталось только найти чем.
– Меня очень удивляют люди. Они бросают все свои силы на поиски способов себя убить. Наркоман пойдет на все, чтобы найти дозу. А алкаш – чтобы достать на бутылку. Но никто не готов применять те же способы, чтобы жить.
– Ненавижу философов, особенно таких умников, – говорит она.
Я пожимаю плечами, бросаю бычок в реку. Яркая искорка летит вниз.
– Именно поэтому пытаешься утопиться?
– Возможно.
– Ну, удачи тебе.
Нас освещают фары легковой машины. Синяя «Хонда» останавливается прямо возле нас.
Ее глаза наполняются ужасом, это я замечаю по расширенным зрачкам, или мне кажется. Она разворачивается, спиной прижимаясь ко мне.
Из машины выскакивают трое.
– Вот шлюха, – кричит водитель, – уже нашла себе нового.
До меня доходит, откуда у нее синяки.
– Паша, ты не понял! – кричит она.
– Как раз все понятно!!!
Они идут прямо на нас: водитель (крепкий толстяк) – впереди, двое других – чуть позади него.
Я делаю шаг назад, думаю вытащить пистолет. Говорят, что мысль быстра. Наверное, это так? Но вот действия…
Я тянусь правой рукой во внутренний карман, чувствую холодную сталь, и в этот момент вижу перед собой кулак, на среднем пальце печатка.
Сильный оглушающий удар валит меня на землю, правая рука непроизвольно откидывается в сторону вместе с пистолетом. Он катится по асфальту.
4.
Это моя вторая драка за всю мою сознательную жизнь. Я никогда не избегал драк, но они всегда обходили стороной меня. Я думаю, что многие боялись связываться со мной, потому что слышали о том, как я ходил несколько лет на карате. Да, наверное, они думали, что я сильный.
Моя реальная первая драка произошла на следующее утро ровно год назад.
Тогда, после смерти Анны, я решил сходить в полицию и узнать, что они собираются делать дальше, как они будут искать водителя, который ее сбил.
Было раннее утро, около восьми, меня усадили в коридоре возле девятнадцатого кабинета и велели ждать.
Напротив меня уже сидел один невзрачный мужичок, в куртке и джинсах. У него тряслась правая нога, создавалось ощущение, что он жмет на педаль газа. Его глаза бегали по белой стене, будто бы он следил за убегающим кухонным тараканом.
Мое состояние было очень скверным. Опять в голове возникла картина вчерашнего дня.
Ее сестра сидит на диване, за окном ночь, в комнате горит лишь настольная лампа, я стою в проеме двери и курю, все надеясь, что Аня упрекнет меня в этом.
– А ты точно уверена, что это она?
– Она… Я на опознание ездила.
– Как все случилось?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».