Позывной «Грэй»

Мы решили завтра все втроем прогуляться по городу, чтобы немного развеяться и оценить обстановку.

Для меня предстоящая прогулка была не просто времяпрепровождением, а целым событием, ведь эта страна мой второй дом! В каком из городов мы бы не находились, каждый был мне родным, пусть и не так, как Стальной, но все же…

За день я так вымоталась, что казалось, усну, едва моя голова коснется подушки, но сон никак не шел. Воспоминания из детства накатили на меня такой волной, с таким трепетом, что слезы непроизвольно текли по лицу. Я тихо шмыгала носом, боясь разбудить Берту своими сдавленными, почти беззвучными, рыданиями.

Никогда не думала, что меня будет так крыть от возвращения в Кижи. От того мне было в сто раз больнее за судьбу этой страны. Мне ничего не мешало посетить эти места в мирное время, еще до вторжения в нее берлессов, но почему-то не очень хотелось. Если бы Стальной не был опасен для жизни, тогда бы я наверняка сорвалась из Фрогии на побывку, но мой родной дом под пеленой радиации, и мечтать о том, чтобы хоть одним глазком взглянуть на то, что осталось от семейного очага Журавлевых, было глупо и наивно.

Засыпая, я чувствовала теплые руки мамы и слышала голос отца. Я как будто бы была сейчас ближе к ним, чем была там, во Фрогии. Такой тоски по родным я не чувствовала даже в 15 лет, когда их потеряла.

Если бы я увидела тогда тела родителей или хотя бы посетила их могилы, мне было бы легче. Но их тела кремировали, а прах утилизировали, поскольку даже он был радиоактивным. Для меня это выглядело так, будто бы мама и папа уехали, и скоро, а быть может и не скоро, мы обязательно встретимся.

4. Анна

С выходом в город у нас возникли проблемы. Нас просто не выпустили через КПП.

– Где ваши пропуска? Кто вам разрешил покидать часть? – наезжал на нас дежурный с автоматом наперевес. – Устроили тут проходной двор!

Берта попыталась спорить с солдатом, но я ее осадила, понимая, что без приказа свыше, парень все равно нас не выпустит.

Нам пришлось разыскивать командование части, чтобы «отпроситься» в город.

Это «посчастливилось» делать мне, потому что Берта не в полной мере владела кижанским и была очень вспыльчивой по своей натуре, а Марсель, вообще не знающий языка, шел за глухонемого. Выслушав мою просьбу, командир грязно выругался, но все же распорядился выписать нам пропуска, а также выделил для нас двух бойцов для сопровождения.

Нам не нужны были няньки, и я сообщила об этом раздраженному мужчине, но он ничего не желал слушать. Вдобавок ко всему он велел нам всем вернуться в расположение и одеться, как полагается, в каски и бронежилеты.

– Разве в городе настолько опасно? – удивилась я.

Одна только мысль о том, что придется несколько часов провести под гнетом бронежилета, казалась мне невыносимой. Линия фронта была очень далеко. К чему такие меры?

– Дамочка, вы находитесь на территории моей части, а значит делаете то, что я приказываю, без вопросов! И других вариантов не предусмотрено! Если вас что-то не устраивает, уебывайте на хрен в город! – разорался на меня командир. – Вопросы?

Мужчине не нужно было повторять дважды. Я прекрасно его поняла, поэтому вопросов не было.

В сопровождении двух рядовых кижанских солдат, одетых и вооруженных так, будто бы мы идем в атаку, а не на прогулку, мы вышли за территорию военной части. За воротами мы остановились, чтобы подождать, пока солдаты покурят, и Берта вместе с ними, а потом двинулись в сторону автобусной остановки. Военные закрыли лица балаклавами, что тоже показалось мне странным. От кого им прятаться в тылу, я не понимала.

Несмотря на ранний час, солнце уже припекало. Под бронежилетом все вспотело, от каски чесалась голова. Хотелось снять с себя эту защиту, но тогда пришлось бы тащить ее в рюкзаке, да и нарушать приказ командира части не хотелось. Вдруг солдаты по прибытию обратно, нажалуются на меня? Я не могла знать, какие санкции военные могут применить к гражданским, но в первую очередь мы у военных гости, нельзя злоупотреблять их гостеприимством. Да и ни к чему ругань и скандалы. Если нас выставят из части, как мы попадем на фронт? Будем дежурить у ворот и ждать, когда колонна с военными выдвинется оттуда, а потом проситься, чтобы нас взяли с собой? Такие осложнения были против нас, и никак иначе.

Только когда к нам подошел кондуктор, я спохватилась, что мне нечем рассчитаться за проезд. У меня не было кижанской валюты, как и у Марселя. Берта оказалась более практичной, у нее нашлись кижанские рубли, чтобы заплатить за нас троих. К военным кондуктор вообще не подошел, из чего я сделала вывод, что для них проезд был бесплатным.

– Везде говорите, что вы тоже военные, – подсказал мне один из сопровождающих. – При каждом удобном случае. У нас льготы. И вообще, с военными никто не хочет связываться.

– Хорошо, – ответила я, приняв этот лайфхак к сведению.

Из окна автобуса город выглядел вполне себе мирно. Тут текла обычная жизнь: люди ехали на работу, гуляли дети, работали кафе, рестораны и офисы, но военных было достаточно много. Несколько людей в кижанской форме заходили и выходили из нашего автобуса, а по дороге к центру города нам попалось три колонны всевозможной военной техники, в том числе фрогийской и бургедонской.

Марсель сидел у окна, фотографируя через не совсем чистое стекло здания и людей.

Выйдя на какой-то площади, первым делом мы отыскали банкомат, принимающий международные карты и сняли побольше наличности в кижанских рублях.

– Бургедонские доллары больше ценятся в Кижах, – дал мне очередной совет солдат. – Даже берлесские рубли берут охотнее, чем это дерьмо, – кивнул он на купюры в моих руках, которые я с интересом рассматривала.

Я не стала второй раз снимать наличку, а вот Марселя и Берту заинтересовала эта информация, поэтому они сняли еще и по пачке бургедонской валюты.

Чтобы не гулять порожняком, Марсель предложил взять интервью у кого-нибудь из прохожих, и узнать, как им живется в условиях военного положения. Мой жених, не говорящий по-кижански, вызвался побыть оператором, а мы с Бертой вооружившись портативными микрофонами принялись «отлавливать» прохожих. Солдаты курили в сторонке, о чем-то лениво переговариваясь между собой. Их не сильно радовала их сегодняшняя миссия, поскольку они бы предпочли бездельничать в расположении части, а не шляться по городу, охраняя иностранцев.

С желающими дать нам интервью, возникли сложности. Люди просто обходили нашу компашку стороной, а одна пожилая женщина даже плюнула в сопровождавших нас солдат, осыпая их всевозможными проклятьями, обзывая предателями. Те никак не отреагировали на вопли старушки, продолжая свою беседу. Видимо, для них это было нормой, я же была в шоке от поступка этой неблагодарной женщины. Разве эти парни воюют не за нее в том числе?

– Сумасшедшая какая-то! – вырвалось у меня.

Я уже отчаялась поговорить хоть с кем-то, когда возле нас остановился дедушка. Я, Марсель и Берта мигом оживились, окружив старика со всех сторон.

Он прищурился и убрал руки, в которых он держал тряпичную сумку, за спину.

– Здравствуйте, – обратилась я к пожилому мужчине на кижанском. – Я могу задать вам несколько вопросов?

– А вы кто такие будете? – ответил он мне на чистом берлесском.

Боже, единственный, кто осмелился остановиться возле нас и поговорить, был берлессом! Я же говорила, что Берта преувеличивала насчет ненависти к берлессам?Вот, даже старый дед не боится разговаривать на родном языке!

– Мы корреспонденты, – перешла на берлесский и я, чтобы быть с собеседником на одной волне. – Скажите, как вам живется в условиях военного положения?

– Как всем. Жду, когда наши победят!

– Есть ли проблемы с продуктами или медикаментами?

– Конечно есть! В магазинах все втридорога. Лекарства завозят редко. Но я все понимаю, война есть война! Я потерплю! Лишь бы поскорее все закончилось!