Клубок со змеями

— Надо сказать, чтобы... — начала, было, Бастет, собираясь встать, но я нежно усадил ее обратно.

— Я уже обо всем распорядился.

— Ты... чего сделал?

— Приказал схоронить все трупы, проверить снаряжение и добычу, не оставить следов пребывания каравана, а вечером отправиться назад в наш лагерь. Ночью передвигаться будет легче — нет палящих лучей солнца.

Она смотрела на меня широко распахнутыми глазами.

— Что? — спросил я.

— Удивлена.

— Тем, что твои люди меня послушались?

— Нет, — изумление спало с ее лица, — тем, что такие здравые мысли пришли тебе в голову.

Я поцокал языком:

— Ай-яй-яй, вы зря сомневаетесь в моих умственных способностях, — а затем, уже серьезно, спросил. — Как рука?

Она сморщилась:

— Жжет, словно к ней приложили раскаленную кочергу.

Я хмыкнул:

— Ну, примерно так вчера и было. Но по тебе не скажешь.

— Я стараюсь не показывать боль, — пожала плечами Бастет.

— У тебя хорошо получается.

— Не очень, я же все равно кричала вчера.

— Вчера ты кричала по другой причине, — усмехнулся я, за что тут же получил сильный удар ногой в бедро. — Ну, спасибо. Теперь на моем теле точно живого места нет.

Бастет тихо рассмеялась. Ее повязка на лице побагровела в месте, где она соприкасалась со сломанным носом, но пятна, по большей части, уже были засохшими.

Я аккуратно дотронулся до бинтов:

— Полагаю, скоро можно будет это снять.

— И найти костоправа, — твердо добавила она.

— Ты мне и так нравишься.

— И слышать ничего не хочу! Я вправлю себе нос, это не обсуждается. Если хочешь, то можешь ходить горбатым.

— Ну, уж нет. Раз будет такая возможность, то пусть и меня подлечат.

Бастет положила голову мне на плечо, и мы какое-то время сидели, молча, наблюдая за игрой света на лезвии клинка, лежащего на столе.

— Помнишь Тарару, молодого паренька? — внезапно вспомнил я.

Она нахмурилась:

— Вроде.

— Он требует отпустить его домой.

— Пусть дальше требует. Сейчас не до него. И потом, это невозможно. При встрече скажи ему, чтобы заткнулся, иначе я прикажу его выпороть.

— Будет не очень хорошо настраивать кого-то против себя, вот так, сразу, — мягко сказал я. — Давай хотя бы сделаем вид, что нам не все равно на его проблему, а потом вернемся к этому разговору.

— Почему он хочет вернуться?

— Я подозреваю, что его решение присоединиться к разбойникам повлекло за собой печальные последствия для семьи Тарару. Я рассказал ему, что встречал его отца в Вавилоне...

Бастет отпрянула:

— Зачем?

— Чтобы заручиться поддержкой против Азамата, — я вздохнул, — правда, из этого ничего не вышло.

Глаза Бастет сузились, ее лицо слегка побагровело. Мне даже стало не по себе.

— Надеюсь, ты понимаешь, что это невозможно? Отпустить его, дабы он все выболтал первому же стражнику?

— Знаешь, — с улыбкой на лице, начал я, — когда ты злишься, то напоминаешь разъяренную тигрицу, но это совсем не портит твою красоту. Скорее, она приобретает некий чарующий оттенок.

Несколько секунд она продолжала метать искры из глаз, но затем черты ее лица смягчились, и я понял, что попал в цель.

— Правда? — подозрительно спросила Бастет.

— Правда, — не отводя взгляда, подтвердил я.

— Ладно, — похоже, она решила сменить гнев на милость, — по поводу Тарару. Обсудим это позднее, когда полностью решим собственные проблемы.

Я кивнул:

— Именно это я и предлагал.

— И ты мне расскажешь все, — добавила она, — я ведь до сих пор почти ничего не знаю о твоем прошлом.

— Мне бы не хотелось ворошить неприятные воспоминания. Это все равно, что копаться в выгребной яме голыми руками.

— Между нами не должно быть никаких тайн, — она посмотрела мне прямо в глаза, — уверена, ты сам это понимаешь.

Я понимал, поэтому не стал спорить:

— Да, ты права. Расскажу все, как только прибудем в лагерь и отдохнем.

— Договорились, а теперь, — она заигрывающе улыбнулась, — сделаешь мне приятно?

Я почувствовал, как сердце сильно забилось в груди, а тело захлестнул знакомый жар:

— Да? И как же?

Она провела здоровой рукой по волосам:

— Сходи за вином.

Увидев мое искреннее разочарование на лице, Бастет буквально покатилась со смеху. В порыве безудержного веселья, она случайно задела перебинтованной рукой о стол. Смех тут же сменился едва сдерживаемым стоном, а затем посыпались проклятия.

— Ты в порядке? — спросил я.

— Нормально, — процедила она, тяжело дыша, — не стоит постоянно спрашивать! Мне нянька не нужна!

— Зато слуга, похоже, нужен, — хмыкнул я, вставая.

— А шел бы ты... за вином!

Теперь настала моя очередь смеяться:

— Как скажете, госпожа, — и отвесил шутливый поклон.

Уверен, будь у нее под рукой что-нибудь тяжелое, непременно запустила бы в меня. Но злости на лице нубийки не было. Скорее нетерпение.

— Принеси этот проклятый кувшин, или я сдохну от жажды!

— Ладно, но помни, его надо беречь.

Она произнесла сквозь сжатые губы что-то, похожее на «да», и закрыла глаза, в ожидании, пока боль в руке утихнет. Я не сразу сообразил, что вновь засмотрелся на нее. Мягкие и правильные черты лица, которые не могла скрыть даже плотная повязка. Пышные черные волосы, спадающие на плечи. Стройное, в меру мускулистое, тело и упругая грудь. Прекрасные длинные ноги.

Залюбовавшись ею, я не заметил, как Бастет открыла глаза:

— Мне безумно приятно, когда ты так на меня смотришь, но, во имя Осириса, ты не мог бы принести сюда этот проклятый кувшин?!

Я расхохотался до боли в руке и вышел из шатра.

Глава 3

С угрюмым выражением на лице, я окинул взглядом то, что осталось от некогда внушительных запасов вина. Воистину это было жалкое зрелище. Всего лишь пять кувшинов на десятерых человек, двое из которых ранены и нуждаются в поддержании сил.

— Проблема куда весомее, чем казалась, — пробормотал я вслух, склоняясь над сосудами и забирая один из них, — похоже, придется нелегко.

Вытащив зубами крышку, я сделал один маленький глоток. Сухость во рту немного спала, но до конца не прошла. Я с трудом удержался, дабы не выпить еще. Вздохнув, уже, было, собрался выходить из шатра, как вдруг услышал приглушенные голоса снаружи.

— Мы закончили?

— Да. Осталось только разобрать палатки и можно выдвигаться.

— Я слышал, у нас напряженная ситуация с водой.

— Именно. Поэтому нельзя тут задерживаться. Пять кувшинов с вином на десятерых это маловато.

— Так, может, стоит решить эту проблему?

— Каким образом? Пить мочу? — раздался нервный смешок.

— Не совсем. Представь, что нас станет меньше десяти. Тогда и вино беречь не придется.

Я весь напрягся. Тихо, стараясь не выдать своего присутствия, подошел к стенке шатра и встал на колени, пытаясь ловить каждое слово.

— И кого же предлагаешь пустить на корм стервятникам? Может себя самого?

— Прикончим Бастет и ее дружка-калеку.

— Ты перегрелся на солнце? — разговор перешел на шепот, так что пришлось максимально напрячь слух.

— Вовсе нет. Раненые потребляют слишком много жидкости.

— И ты думаешь только об этом?

— А о чем мне еще сейчас думать?

— Например, о том, что только Бастет знает, где спрятаны сокровища Азамата.

— Я ожидал, что этой тайной располагают больше людей.

— Располагали. Но, вот незадача, позавчера они все дружно отправились на службу к Нергалу[72], и теперь в живых из посвященных осталась лишь она.

— Проклятие. Я, конечно, люблю приносить жертвы Нергалу, но в этот раз он забрал слишком многих.

— Похоже на то.

— Можно выпытать из нее сведения.

— Что?

— Сведения. У Бастет. Насчет тайника.

— Попробуй. Она не из тех, кто выдает тайны, даже под угрозой смерти. Бастет прекрасно понимает, что убив ее, мы не получим ничего.

72

Нергал — в аккадской мифологии владыка преисподней.