Клубок со змеями

— Простите, командир.

«Лучники, значит? А я их даже не заметил...».

— И не смейте пить воду из колодца, — добавил Ассис прежде, чем уйти, — пусть Хазин раскроет кувшины с вином. Только не переусердствуйте. На рассвете все должны быть трезвы, как на марше.

— Слушаюсь, командир! — хором ответили стражи, после чего Ассис направился в сторону лагеря.

Пока длился разговор между наемниками, я продолжал лежать, отрешенным взором уставившись в синее небо. Снова. То вязкое чувство полного безразличия и равнодушия ко всему, в том числе и к самому себе. Я вновь начал ощущать эти волны, и на этот раз они были куда сильнее и погружали намного глубже, нежели тогда, в Вавилоне, за несколько мгновений до моей ожидаемой казни. И лишь тогда, когда меня ухватили за подмышки и поволокли в сторону палатки, словно куль с дерьмом, я стал выплывать из оцепенения. Наемники особо не церемонились.

«Да и с какой стати им это делать?»

Поэтому рука снова заболела, причем с такой силой, что я с трудом сдерживался, дабы не закричать.

Когда меня начали связывать, я вспомнил, что хотел пить. Жажда усилилась с тех пор в разы, и мне казалось, что я начинаю постепенно сохнуть изнутри. Я попытался сглотнуть слюну, но она перестала выделяться.

Как бы ни противно это было, я произнес:

— Воды.

— Хах, — хмыкнул стражник, связывающий в этот момент мне ноги, — может, сразу вина подать или тарелочку с фруктами? Лучше заткни свой поганый рот, пока я не выбил тебе все зубы.

— Посмотри, какая красавица, — донесся за моей спиной голос второго, — наши друзья неплохо с ней развлеклись. Почему бы и нам не отхватить кусочек этого темного пирожка?

— Ты слышал, что Ассис сказал? Нам запрещено более ее трогать.

— Вроде речь шла только об этой недобитой собаке?

— О ней тоже. Она должна сохранить товарный вид, дабы караванщик смог продать ее подороже.

— Да мы аккуратно, никто не узнает.

В яростном порыве я хотел дернуться, но крепкие путы, которые к тому моменту уже наложил наемник, не дали сделать хоть какого-то заметного движения. Веревки туго оплели ноги в районе лодыжек. Правая рука была заведена за спину и прижата другим канатом, обмотанным вокруг груди, что слегка затрудняло дыхание. Поврежденная конечность продолжала безвольно покоиться на перевязи.

— Заткнись, и заканчивай быстрее! — рявкнул первый наемник.

Второй издал короткий смешок и наигранно вздохнул.

Когда Бастет была связана по рукам и ногам, они двинулись к выходу, но прежде, чем уйти, второй спросил у первого:

— Эта мразь воды испить хотела? Так давай почерпнем ему тот божественный нектар из колодца! Я думаю, он нам даже «спасибо» скажет.

— Ты слышал, что сказал командир? Почему ты такой тупой болтун?

Второй стражник вновь загоготал, выходя следом:

— Эх, и почему ты всегда против моего удовольствия?

— Потому, что оно у тебя больное.

— Не строй из себя невинного праведника, — послышалось, как тот сплюнул на песок.

— Ты и впрямь тупой, — голоса стали медленно удаляться, как и шаги, — дело не в жестокости, а в несоблюдении прямых приказов...

Больше разобрать мне ничего не удалось, ибо мозг стал постепенно отключаться. Жажда становилась нестерпимой, поэтому забытье казалось настоящим избавлением, однако Бастет не дала им насладиться.

— Ушли.

— Что? — прохрипел я.

— Они ушли.

— Неужели? И как я этого сам не заметил.

Она не стала отвечать на мои выпады. Вместо этого я услышал, как нубийка ерзает за спиной.

— Что, спина зачесалась? — решил подшутить я, чтобы отвлечься от жажды и боли в челюсти.

— Ты можешь развязать веревки?

— Конечно, могу!

— Правда?

— Разумеется. Сейчас, только за мечом сбегаю.

— Хватит, Саргон, — зашипела она, — я серьезно.

— А как, по-твоему? — огрызнулся я, — и без того все плохо, а ты тут еще задаешь дурацкие вопросы!

— Может, они тебя не слишком туго затянули? Ты же калека все-таки.

— Спасибо, что напомнила.

— Они думают, что ты калека, — голос Бастет принял угрожающие нотки.

Уверен, не будь она связана, то непременно избила бы меня до полусмерти.

С трудом заставив себя забыть о боли и желании выпить воды, не особо веря в успех, я повернулся на левый бок и попробовал высвободить руку или хотя бы ослабить путы. Бесполезно. Веревки были завязаны накрепко.

— Ничего, — выдохнул я.

Бастет не ответила.

Какое-то время мы лежали молча. Жар дневного светила, проникающий сквозь стенки палатки, вкупе с гнетущей тишиной, удручающе действовали на меня. Уверен, на Бастет тоже. Вся ситуация в целом выглядела полностью безысходной. Голова раскалывалась, словно накануне я беспробудно пил несколько дней, но одна идея в ней, все же, промелькнула.

— Можно попробовать, — прошептал я одними губами, переведя взгляд на раненую руку.

От одной мысли, что я собираюсь сделать, тело кидало в дрожь, но другого выхода я не видел.

Заранее приготовившись и сделав глубокий вдох, я попробовал приподнять раненую руку. Нестерпимая боль тут же пронзила все тело, полностью отбивая какое-либо желание к любым попыткам освободиться. Я не сдержал крик и повалился на спину. Я не ощущал привязанной сзади руки. Она уже начал неметь. Все, чего мне хотелось, так это то, чтобы боль, наконец, ушла.

«Буду спокойно ждать своей участи, не предпринимая попыток освободиться, только пусть эта боль уйдет! Пусть она уйдет!».

— Ты в порядке? — встревожено спросила Бастет.

— Нет, — процедил я, обливаясь потом.

— Что ты сделал?

— Рукой шевельнул.

— Дурак! Лежи и не дергайся.

— Этого можно было и не говорить, — выдохнул я, с облегчением ощущая, что боль понемногу отпускает, плавно переходя в тупую и ноющую. — Я не знаю, как снять эти путы.

— Ясно, тогда я сама попробую.

— Тебя привязали не сильно?

— Сильно, но попытаюсь.

— Давай, — безразлично ответил я, не особо веря в ее успех.

Я услышал, как она снова заворочалась, а затем, спустя несколько секунд, раздался легкий и приглушенный стук.

— Что ты там делаешь? — поинтересовался я.

— Пытаюсь нащупать жир.

— В тебе нет ни капли жира, — чистосердечно ответил я, и искренне засмеялся. Смех быстро оборвался, сменившись кашлем.

— Приятно слышать, но ты не так понял.

— Да? Тогда о чем ты?

Ее дыхание участилось:

— Я пытаюсь измазать руки в жире гиены.

— Зачем?

— Они станут скользкими и, возможно, мне это поможет избавиться от веревок.

«Звучит весьма неплохо. И как я сам об этом не додумался?».

— Получается? — спросил я, уже представляя, как ринусь к кувшину с водой и вылью себе в глотку все до капли.

— Не мешай, — резко отрезала Бастет. Ее дыхание становилось все более учащенным.

— Я умираю от жажды, — буркнул я.

— Ничего, подождешь.

Прошла минута томительного ожидания, тишину которого прерывало лишь глубокое дыхание Бастет. Я уже не мог терпеть изнуряющую засуху, чувствуя, как она поглощает меня целиком и навевает безумные мысли. Мне уже начинало казаться, что я лежу не на циновке в палатке посреди пустыни, а на берегу Евфрата. Стоит только протянуть руку, зачерпнуть ладонью воды и с жадностью выпить. Только я не могу этого сделать, ибо связан накрепко. И от этого жажда становится только сильнее.

Тяжелый выдох Бастет развеял наваждение, вернув меня в реальный мир.

— Ты справилась? — осипшим голосом молвил я.

— Почти...

— Давай быстрее.

— Ты издеваешься?!

— Если бы... — пробормотал я, с трудом сдерживаясь, чтобы не потерять сознания.

Бастет издала яростный рык. Затем еще один. У меня в глазах все поплыло. Тьма постепенно начинала окутывать взор.

— Саргон?

Я не ответил. Не было сил.

— Саргон, держись, я уже!

Смутный силуэт склонился надо мной, и я услышал ее голос:

— Пей.

Глава 21

Аккуратно, стараясь не выдавать себя, я выглянул наружу.