Клубок со змеями

«Надеть рубашку? Да нет, не стоит. Я быстро улажу это недоразумение».

Стараясь выбросить дурные мысли из головы, я вернулся к Сему.

— Пошли, — буркнул я, закрывая дверь.

Он тупо уставился на меня:

— Куда?

— К дому корзинщика, куда же еще?

— То есть... ты не собираешься бежать?

— Бежит, значит, виновен, — изрек я. — Забыл эту народную мудрость?

Сему не ответил. Только вздохнул и поплелся следом.

Взбивая на дороге клубки пыли, я направился в сторону дома корзинщика, внешне сохраняя спокойствие, однако внутри сжимаясь от страха. И огромная стена Вавилона, возвышавшаяся справа, уже не поражала воображение тем ранним утром.

Глава 2

К дому Бел-Адада вела грунтовая дорога, по обе стороны которой стояли одинаковые хижины из глины с соломенными крышами. Их беспорядочные ряды углублялись на восток и доходили до самой стены. По западную же сторону проходил всего один ряд, а сразу за ним начиналась степь, плавно переходящая в пустыню на горизонте. Именно в ней, как в детстве рассказывал мне отец, живет Пазузу — могучий крылатый демон с головой собаки, жалом скорпиона и змеей вместо мужского детородного органа. Никто не решался заходить в пустыню, кроме опытных караванщиков с внушительной охраной. Остальные, кто вдруг отчаивался на такой нелепый шаг, становились легкой добычей Пазузу и армии его мелких приспешников. В лучшем случае — человек возвращался из песков, полностью утратив контроль над собственным разумом, до конца жизни оставаясь безумцем, бредящим об ордах демонов и их крылатом повелителе. В худшем — пропадал в пустыне навсегда. Я никогда не видел Пазузу собственными глазами, но неоднократно слышал из уст очевидцев о злодеяниях этого коварного существа. Старожилы говорят, что суховей, дующий с запада и засоряющий оросительные каналы, тоже является делом рук Пазузу. Несмотря на то, что мне сейчас грозили реальные неприятности, одного мимолетного взгляда на пустыню оказалось достаточно, чтобы тело передернула дрожь.

Постаравшись больше не смотреть туда, я двинулся дальше под звуки охающего позади Сему.

По утрам на этой улочке всегда было тихо, в отличие от южного пригорода, где люди уже на заре выходили в поле и работали на каналах. Здесь же, как и всегда, спокойствие нарушали лишь отдаленный лай собак, периодические страстные стоны любовников, решивших подзарядить себя энергией и хорошим настроением перед рабочим днем, да молот кузнеца Урхамму, чья мастерская уже показалась за поворотом. Монотонное бряцание металла о металл прерывалось тихим шипением, как у готовой к броску змеи, чтобы вновь зазвучать через какое-то время. Из трубы кузницы валил черный дым.

Мы как раз поравнялись со входом в мастерскую, когда в проходе показался ее хозяин. Лоснящийся пот, стекающий струйками по потемневшему от копоти лицу, только придавал красоты его мощным, со вздувшимися венами, рукам, в которых он держал медную мотыгу. Рубаха без рукавов, как и набедренная повязка, потемнели от долгого соседства с огнем и сажей.

Бросив мимолетный и равнодушный взгляд на меня, кузнец остановил свой взор на Сему, плетущегося позади. В его глазах сразу промелькнул нехороший огонек, который потух так же быстро, как стынет расплавленный металл в холодной воде. Сему резко замолчал и ускорил шаг, почти поравнявшись со мной.

Когда кузня оказалась за нашими спинами, я услышал грубый басовитый голос:

— Шакал.

Я обернулся через плечо, сбавив ход:

— Что?

Урхамму невозмутимо посмотрел мне прямо в глаза и сплюнул на землю.

— Торговец древесины. Продал мне гнилые черенки, — тихо сквозь зубы проговорил он.

Затем, легким движением рук, Урхамму разломал мотыгу пополам и бросил у входа в мастерскую.

Я понимающе кивнул и двинулся дальше. Мою спину буквально прожигал испепеляющий взгляд кузнеца.

«О чем это он? Я отчетливо видел, что черенок изготовлен из отличного куска финиковой пальмы. Тут явно что-то не так».

Когда кузница скрылась из виду, я повернулся к Сему и спросил:

— Ты с ним хорошо знаком?

— Ну... — замялся тот. — вроде того. Ну... то есть... это единственная дорога от моего дома к твоему. Так, что я часто прохожу мимо мастерской.

— Я не это имел в виду.

— А... что?

— Боги! — события сего утра резко сделали меня раздражительным. — Ты меня за дурака держишь?! Он смотрел на тебя, словно вельможа на дерьмо!

— Я... я не заметил, — произнес Сему максимально неубедительно. При этом он то и дело отводил взгляд.

— Ты что, должен ему серебро?

— Нет, — быстро ответил он, — мне вообще не нужны услуги кузнеца.

— Неужели?

— Да.

— Как скажешь, — я махнул рукой. — У меня сейчас своих проблем хватает.

Казалось, его полностью удовлетворил мой ответ. Утерев пот со лба рукавом рубашки, он вновь принялся тихо вздыхать.

Тем временем мы приближались к дому корзинщика. Я уже мог различить отдаленные возгласы толпы зевак, собравшихся посмотреть на разрушенную постройку.

Навстречу нам шел седой старик с испещренным морщинами лицом. Толстой тростинкой он подгонял быка, топавшего впереди. Один рог у животного отсутствовал. Судя по всему, был отпилен. На второй хозяин одел колпачок. Видимо, этот бычок кого-то забодал, и старику пришлось так поступить со своей скотиной, дабы не выплачивать штраф серебром пострадавшим. В глазах быка застыла печаль, тоска, и я подумал, что скоро тоже пойду с таким вот выражением к месту приговора...

«Приговора? Какого еще приговора? Не будет этого. Ведь я не совершал преступления. Меня не за что судить. Сейчас приду и на месте во всем разберусь».

Гоня от себя дурные мысли, я продолжал идти вперед, однако чем ближе была хижина корзинщика, тем сильнее становилась тревога, и без того хлеставшая через край, угрожая вот-вот перерасти в настоящую панику.

Повернув за очередной угол, мы, наконец, увидели дом Бел-Адада. Небольшая толпа из десятка зевак, обступивших хижину без крыши, вполголоса перешептывалась, обсуждая происходящее. Подойдя ближе, я заметил, что основная масса людей облачена лишь в набедренные повязки, а некоторые и вовсе стояли нагишом. Видимо, их настолько заинтересовало сие печальное зрелище, что они выскочили из своих домов в чем мать родила. Однако меня куда больше волновали несколько стражников, нежели неприкрытые чресла. Воины сильно выделялись среди остальных. Их трудно было не заметить.

Все в длинных кожаных рубахах, подол которых опускался до колен. Нашитые поверх одежды металлические пластины ярко сверкали под лучами восходящего солнца. Как и их бронзовые шлемы-шишаки[4]. Каждый стражник был опоясан темным кожаным ремнем, где покоились ножны с коротким мечом. Двое, что держали толпу на небольшом расстоянии от дома, имели вдобавок копья, выставленные медными наконечниками вперед, и длинные, грубо сколоченные, узкие щиты. Когда я приблизился вплотную, то насчитал четверых — еще один осматривал хижину с порога, придерживая рукой висевшую на одной петле дверь. Второй стоял возле носилок, на которых лежало чье-то тело, прикрытое куском серой ткани. Нетрудно было догадаться, кто скрывался под ним.

«Корзинщик».

Я нервно сглотнул.

«Еще не поздно повернуть назад. Скрыться. Откуда такая уверенность, что мне поверят? Я поступаю глупо! Признай! Признай же самому себе! Даже если я ни в чем не виноват, это еще нужно доказать! Но ведь я и вправду не виновен. Боги свидетели! Но уверен ли я в этом? И помогут ли мне боги? Лучше бежать... нет! Я иду. И да поможет мне Шамаш!»[5].

Подойдя к толпе, я без лишних церемоний начал орудовать локтями, пробираясь ко входу в жилище Бел-Адада. Послышались возмущенные крики и проклятия, которыми собравшиеся щедро осыпали мою голову. Но мне было все равно.

«Чем скорее закончится это безумие, тем лучше».

4

Шишак — шлем с высоким навершьем, которое имело вид длинной трубки и оканчивалось яблоком или украшалось репьем.

5

Шамаш — бог Солнца и справедливости.