Страница 19 из 115
— Пожалуй, — произнес он, — я переговорю с Тегим-апалом, чтобы твоя казнь не была слишком быстрой.
— А есть разница, как умирать? — спросил я, не ожидая ответа. Улыбки на моих устах уже не было.
— О, ты поймешь, что разница есть. Но когда придет время, — хладнокровно ответил Бел-Адад, цокая губами, — так, я продолжу?
Я ничего не сказал, а Бел-Адад и не ждал моего разрешения. Словно позабыл выходку с кувшином.
— На чем я остановился? Ах, да, вспомнил. Во время ее очередного похода к кузнецу, я перехватил Анум на полпути и заявил, что знаю, куда она регулярно наведывается и расходует денежки благоверного супруга. Разумеется, я не мог утверждать точно, что это были серебряные монеты именно Сему, но неописуемый ужас на ее смазливом нарумяненном личике дал мне понять, что я оказался прав. Она упала передо мной на колени, в слезах умоляя ничего не рассказывать мужу, обещая заплатить хорошую сумму.
Писец умолк на несколько секунд, слегка приподняв голову вверх и устремив невидящий взгляд в глинистый потолок, испещренный мелкими трещинами. Крылья его носа слегка дернулись, когда он возобновил монолог.
— Знаешь, Саргон, что я почувствовал в тот момент? Презрение. Презрение и отвращение к этой особе. Словно я схватил за руку не прекрасную девицу с нежной и белой кожей, а старого подзаборного пьяницу, по которому бегает целая армия вшей. Настолько Анум предстала в моих глазах жалкой и отвратительной женщиной.
Он перестал смотреть вверх и опустил глаза на меня:
— Я спросил у нее — откуда у мелкого торгаша такие деньги? На что Анум ответила — ее муж, как и его предки, откладывали серебро на покупку кирпичного дома в западной части Вавилона, недалеко от Дороги Процессий, и им удалось скопить немалую сумму, которую Сему хранит в своем тайнике. Я спросил — о какой сумме идет речь, и ее ответ заставил меня удивленно поднять брови. Восемнадцать мин серебра. Представляешь? Сему удалось накопить столь огромную сумму! Я не мог упустить удачу! Лишнее серебро на дороге не валяется. К тому же, на обеспечение моей тайной деятельности необходимы средства, а тут они прямо сами текут ко мне в руки! В общем, под угрозой разглашения ее поганой тайны, ведь измена жены карается смертью, что я считаю справедливым, она согласилась отдать мне часть денег, но мне этого показалось мало. Пришлось придушить ее миленькую шейку и пригрозить кое-чем похуже, дабы она пообещала передать все накопленные сбережения. Однако тут я совершил непростительную оплошность. Вынужден признать. Хотя промахов я почти не совершаю. Но я не подумал, что Анум окажется такой дурой, что станет брать деньги из тайника, совершенно не задумываясь о том, что ее муж может проверить содержимое, а также количество оставшегося серебра.
Бел-Адад вновь закашлялся, прочищая горло:
— А это не так легко — говорить без остановки столько времени.
— За все надо платить, — буркнул я.
— Это ты верно подметил, — он погрозил указательным пальцем, — хорошо, что я в состоянии за все заплатить.
Храмовый писец еще раз кашлянул, а потом продолжил:
— Так вот, накануне твоего задержания Анум явилась в мой дом, умоляя о пощаде, ибо Сему застал ее за расхищением своего драгоценного тайника. Я спросил, что конкретно она ему поведала, и на это она ответила — сказала, что была любовницей кузнеца и относила деньги ему. Знаешь, у меня даже на душе отлегло. Видимо, моя угроза о том, что если Анум расскажет, кому в действительности она перенесла все сбережения, то я посажу ее на кол тем местом, которым та грешила, подействовала в полной мере. Однако я понял, что времени у меня мало. Сему довольно быстро догадается, что у кузнеца есть лишь несколько сотен его сиклей, а поэтому вновь будет допытываться у жены — куда она подевала деньги. И абсолютной уверенности в том, что она не расскажет, несмотря на угрозы, я не имел. Тем более, этот командир местной стражи продолжал с подозрением наблюдать за мной. Нужно было действовать, причем немедленно. Хорошо, что на следующий день ты уже полностью достроил хижину, и я решил не откладывать свое «исчезновение», а провернуть все следующей же ночью. Однако этот Сему чуть не сорвал все планы.
— Каким образом? — подал голос я.
— Тебе, все же, стало любопытно, да?
— Нет, — ответил я, хотя знал, что кривлю душой.
— Можешь лгать мне, но ты не сможешь лгать самому себе, — подражая мудрецу, изрек писец.
— Говори уже, — нетерпеливо перебил его я.
— Как прикажешь, — он отвесил шутливый поклон.
Если бы Бел-Адад стоял немного поближе, я не упустил бы шанса ударить ногой в это бесчувственное мясистое лицо.
— Около полуночи, когда верные люди доставили тело бедного умерщвленного корзинщика, я как раз собирался размозжить трупу голову, чтобы не было возможности опознать его, а затем опустить одну из балок крыши, когда на пороге хижины показался Сему. Моя реакция была незамедлительна. Я резко вскочил и бросился на незваного гостя, схватив его за горло и втаскивая внутрь:
— «Что ты тут забыл?!» — зашипел на него я, а в ответ услышал:
—- «Кузнец... Анум... деньги не у него...» — ему было трудно говорить, но я понял, что Сему обо всем догадался. Но, все же, решил спросить, как он узнал.
Сему зашептал, трясясь от страха. Мол, кузнец признался, что брал от его жены деньги, но всего пару сотен сиклей. Поскольку никаких доказательств обратного Сему не имел, он вынужден был уйти ни с чем. Однако в тот же день он вместе с тобой пошел в местную таверну, дабы залить свое горе вином, а заодно отпраздновать твою работу. Кстати, ты и вправду выполнил ее неплохо. Когда Сему услышал, какую сумму я заплатил за постройку лачуги, его, воспаленный горем от потери денег и предательства жены, мозг вывел новую догадку, по которой Анум могла иметь в любовниках не только кузнеца, но еще и корзинщика. Довольно низкого он мнения о своей жене, не находишь? Впрочем, не удивительно. Вот он и явился сюда, дабы удостовериться, а застал меня над хладным трупом пропавшего корзинщика. Я понял, что мне придется избавиться и от него, и от его похотливой жены. Иначе все дело развалится на глазах. Однако твой друг еще мог сослужить хорошую службу. Я приказал ему, чтобы на рассвете он явился к тебе и сообщил об ужасном известии — хижина, что ты построил, обрушилась, погребя под собой бедного Бел-Адада. Причем Сему должен был говорить убедительно, дабы заставить тебя явиться на место «преступления»...
«Вот почему Сему был так взволнован и иногда путался в собственных словах в то злосчастное утро, а также откуда знал, что крыша обвалилась ночью. Он стал невольным свидетелем. И должен был подстегнуть меня к действию».
— ...Зная твою простодушную натуру, я был уверен, что ты придешь прямо в руки стражей, убежденный в собственной невиновности. Заверив Сему, что если он выполнит все в точности, как я сказал, то с ним ничего не случится, я отпустил его восвояси, и он, на негнущихся ногах, поплелся в сторону своего дома. Я же, закончив последние приготовления, снял балку. Аккуратно, стараясь не шуметь, разобрал крышу, сложив тростник таким образом, чтобы это выглядело максимально естественно. После чего прошмыгнул через парочку проулков, а затем спрятался в телеге с сеном, специально оставленной моими помощниками, на которой меня и вывезли из пригорода. С тех пор я оставался здесь, за стенами храмового комплекса Эсагилы, не показываясь на глаза. В день твоего задержания верные люди сообщили мне, что все прошло в точности по задуманному плану. Сему привел тебя на место обрушившейся хижины. Разумеется, ты оказался схвачен, а тело под обломками крыши признали за убиенного корзинщика Бел-Адада. Мы не теряли времени даром и отправили гонца к месту преступления, чтобы он перехватил тебя у стражи.
— А что если бы Сему отказался подчиняться тебе?
Глаза Бел-Адада немного сузились:
— Сомневаюсь. Твой друг-торговец имел трусливую и слабую натуру. Такому олуху и в голову не придет перечить, особенно в те моменты, когда его жизни угрожает опасность.