Страница 15 из 115
— Деньги?
— Да, господин.
— Ты можешь назвать точную сумму передаваемых средств?
Ариду покачал головой:
— Нет, господин Кашшур. Опасаясь быть замеченным, я старался держаться подальше от храмового писца. Могу лишь утверждать, что речь шла о горсти серебряных сиклей.
— Сможешь привести пример передачи денег Бел-Ададом другим лицам?
— Да, Ваша Лучезарность. Я своими глазами видел, как храмовый писец передает деньги пекарю Габра-Лабру, живущему недалеко от Западных ворот.
— Тот самый пекарь, которого задержали за оскорбление Его Величества Самсу-дитану?
— Да, господин.
— Когда это произошло?
— На следующий день, после того, как царский сборщик налогов забрал у пекарей девять десятых их заработка за месяц.
Кашшур сделал очередную запись в табличке. Я же продолжал следить за происходящим с ничего не понимающим видом.
«Выходит, Бел-Адад и вправду был писцом. Тогда нет ничего удивительного в том, что он заплатил мне целых шесть сиклей серебра за работу. Для храмового писца это сущая мелочь. Но что он делал в бедняцком пригороде, шакалы меня подери?».
— Ариду, — обратился к свидетелю Кашшур.
— Да, господин?
— Имеешь ли ты еще что-либо сказать?
— Нет, господин.
— Можешь идти, — разрешил Верховный жрец.
Отвесив низкий поклон, Ариду развернулся и быстрым шагом направился к выходу, вышел из зала.
— Пригласите следующего свидетеля.
Кровь перестала сочиться из носа, так что я смог принять нормальное положение и с интересом смотрел в сторону дверей. На этот раз в проеме показался воин в пластинчатом доспехе и шлеме-шишаке, но без оружия. Я сразу узнал этот холодный пронзительный взгляд голубых глаз. И эту ухоженную безукоризненную бороду — командир стражей, задержавших меня в то злосчастное утро.
Тот с точностью повторил церемонию приветствия предыдущего свидетеля, только поклон его был куда более скромным.
Последовал очередной вопрос от жреца:
— Назовите себя.
— Эмеку-Имбару, Ваша Лучезарность.
— Ваше положение?
— Командир отряда городской стражи из десяти человек.
— Где ваш дом, командир?
— Мой дом — Вавилон, — спокойно сказал тот.
Услышав такой ответ, Кашшур слегка приподнял левую бровь, однако продолжать допрос на эту тему не стал:
— Вы знаете обвиняемого?
— Знаю, досточтимый жрец, — командир даже не смотрел в мою сторону.
— Откуда вы знаете его?
— Он прибыл на место преступления, заявив, что построил дом для убитого.
— Он признался в убийстве?
— Нет. Лишь в том, что соорудил хижину.
— Обвиняемый сообщил вам, где находился в момент совершения преступления?
— Да, господин. По его же словам, он находился у себя дома.
— Доказательства своим словам обвиняемый предоставил?
— Нет, Ваша Лучезарность, не предоставил.
Верховный жрец кивнул и нанес очередные пометки в табличку:
— Как вы узнали о произошедшем?
— Утром мы несли службу на улицах западного пригорода, когда услышали шум и крики. Кто-то звал стражу. Мы поспешили на зов и обнаружили обрушившуюся хижину, а также толпу людей вокруг нее.
— Вам удалось установить время обрушения крыши?
— Нет. Никто из очевидцев не мог указать, когда произошло возможное преступление. Люди вышли из своих домов и увидели, что хижина уже развалилась. Сколько она простояла в таком состоянии — неизвестно.
Я напрягся.
«Значит, люди не слышали обвала дома! Тогда Сему мог сказать правду? Но откуда он знает про это? Как так получилось, что звук рухнувшей балки не всполошил всю округу, и соседи мирно проспали вплоть до рассвета и только тогда обнаружили следы? А самое главное... почему этот командир стражи утверждал, что хижина корзинщика обрушилась утром?».
Я не смог удержаться и задал вопрос:
— Господин, но ведь вы сами сказали мне — крыша жилища обрушилась утром! А сейчас говорите, что не знаете времени.
В зале на несколько мгновений воцарилась гробовая тишина. Она была настолько тяжелой и гнетущей, что я отчетливо слышал дыхание каждого из присутствующих. И только дыхание Эмеку-Имбару оставалось ровным, не прерывающимся ни на миг. Его взгляд окатил меня, словно капли ледяного дождя.
Несколько секунд спустя он ответил, нарушая всеобщее молчание:
— Я не утверждал подобного.
Я чуть не поперхнулся от возмущения:
— А что тогда?!
— Я предположил, — бесстрастно ответил Эмеку-Имбару.
Полностью огорошенный и не понимающий, что происходит я ошеломленно прошептал:
— Предположили?
— Когда обвиняемый появился возле дома погибшего, — командир стражников снова обратился к жрецам, — я действительно имел предположение о том, что хижина обвалилась утром. Однако, расспросив соседей и возможных очевидцев, подтверждения симу не нашел.
— Не нашел, — одними губами повторил за ним я.
— Вы установили причину смерти погибшего? — спросил Кашшур.
Эмеку-Имбару уже хотел было ответить на очередной вопрос Верховного жреца, но тут вновь встрял я:
— Командир, вы нашли Сему?
— Обвиняемый Саргон! — впервые за все время суда Кашшур повысил голос. — Я не давал тебе слова.
— Простите, господин, — я потупил взор.
Верховный жрец пронзил меня острым взглядом, а затем добавил уже привычным спокойным тоном:
— Совет разрешит тебе задать свои вопросы после того, как закончит допрос свидетеля. Ясно?
Я удрученно кивнул.
— Не слышу.
— Ясно, Ваша Лучезарность, — выдавил из себя я.
— Хорошо, — Кашшур повернулся к Эмеку-Имбару, — так, вы установили причину смерти погибшего?
— Да, достопочтимый жрец. Одна из балок, державших крышу, сорвалась вниз и упала прямо на хозяина хижины, проломив ему череп. Лицо погибшего было сильно изувечено.
— Вам известно кем являлся погибший?
— Согласно показаниям очевидцев, погибший был корзинщиком.
— Командир, — голос Кашшура приобрел вкрадчивый оттенок.
— Да, Ваша Лучезарность?
— В данный момент меня не интересуют показания очевидцев.
Воин нахмурился:
— Не понимаю...
На устах Кашшура заиграла загадочная улыбка:
— Я хочу знать, известно ли вам кем являлся погибший?
Эмеку-Имбару молчал несколько секунд, которые мне показались вечностью. Слегка наклонив голову набок, командир стражников смотрел на Верховного жреца холодным взглядом. Я, в свою очередь, буквально пожирал его глазами.
Наконец, он ответил:
— Нет, доподлинно мне это неизвестно.
Возможно, мне показалось, но на секунду лицо Кашшура приобрело довольное выражение, однако оно исчезло так быстро, что я не мог поручиться — было ли это на самом деле.
«Или просто игра воображения?».
— Вы сказали, что лицо хозяина дома было изуродовано?
— Да, Ваша Лучезарность.
— Тогда как вы узнали, что это именно Бел-Адад, хозяин хижины?
Эмеку-Имбару нахмурил брови:
— Я сделал разумный вывод, господин. Хижина принадлежала Бел-Ададу. Кто, как не он должен покоиться под ее обломками?
Жрец снисходительно улыбнулся:
— Я не сомневаюсь в ваших способностях, Эмеку-Имбару, но я обязан был задать этот вопрос, — он пододвинул к себе еще одну глиняную табличку, окинул ее беглым взглядом, а затем спросил у командира, — вы провели осмотр тела?
— Да, достопочтимый жрец.
— Вы нашли какие-нибудь особые приметы?
— У погибшего имелись два глубоких шрама на левом запястье.
Жрец утвердительно кивнул и обратился к табличке:
— У храмового писца Бел-Адада имелись два глубоких шрама на левом запястье, полученные несколько лет назад в результате операции по удалению змеиного яда. Укус писец получил, случайно наткнувшись на опасную тварь во время обхода южных пригородов, дабы составить перечень продуктов, причитавшихся в качестве налога с земледельцев в пользу бога Мардука.
В глазах командира стражи вновь блеснул тот нехороший огонек, который мне уже единожды удалось повидать. Но он потух так же быстро, как и в прошлый раз.