Клубок со змеями

Голод почти не ощущался, полностью уступив место желанию испить, что угодно. Я бросил взгляд на пропитанный кровью кусок набедренной повязки.

«Нет. Пока еще не настолько. Лучше о чем-нибудь подумать. Так я смогу отвлечься от мыслей о жажде».

Я лег на бок спиной к выходу, подложив руки под голову.

У меня до сих пор не было времени на то, чтобы поразмышлять над словами Сему, которые он сказал мне тогда, в трактире.

«Когда это было? Вчера? Или уже позавчера? А, ладно. Какая теперь разница?».

Если все, что он говорил — правда, то неужели я был настолько слеп? Неужели я и вправду так эгоистичен, что думаю лишь о себе?

«Да брось. Каждый человек печется лишь о собственной шкуре. Нет. Не верю. Не хочу верить. Иначе мы бы давно превратились в дикарей. Брали что хотели. Делали что хотели. В конце концов, есть закон...».

ЗАКОН.

Я даже привстал на минуту, когда мысль вышла на этот путь. Вот почему я так спокойно отнесся к словам Сему — те пекари выступили против царя, а, значит, против закона. И я жил, не нарушая закон. Честно и справедливо.

«А справедлив ли этот закон? Что? Конечно, справедлив! Ведь если сомневаться в справедливости законов самого Хаммурапи, то в чем еще можно быть тогда уверенным? Неужели? Значит, то, что ты лежишь здесь с перебитым носом это по справедливости? Я не знаю...».

Я вновь сел, облокотившись о стену.

Сему говорил, что хижина обвалилась ночью. Но тогда почему командир стражи спрашивал меня про утро? Почему он не ответил? Хотел запутать? И откуда Сему известно, что хибара развалилась именно ночью?

«НОЧЬЮ балка, державшая крышу, сорвалась и пробила корзинщику голову! Ты построил для него эту хижину, а на следующую ночь она развалилась и убила его».

Так он мне сказал в то злосчастное утро. При этом на вопрос, откуда он знает о случившемся, Сему поведал, как шел на рынок, дабы узнать цену за продажу своей жены Анум в рабство. И шел он утром!

«Он мог услышать это от тех стражников? Сомневаюсь. Стража наверняка появилась уже позже. Да и толпа собралась утром. Почему я так решил? Да потому, что если бы она собралась ночью, то не стояла там до самого утра. А грохот падающей крыши точно переполошил бы соседей. Выходит, корзинщик действительно погиб утром, и Сему чего-то не договаривает? Или он просто, как всегда, переволновался и все перепутал? Дважды перепутал? Нет, дважды человек попутать не может. А что, если балка и вправду сорвалась ночью, а соседи просто не услышали — были пьяны или мертвецки устали? Нет, в это очень слабо верится. Прямо все соседи разом напились и устали? И тот кузнец... Урхамму. Я отчетливо видел, с какой ненавистью он смотрел на Сему. Да и после моего задержания он исчез. Доверяю ли я Сему? Разумеется. Ведь мы дружим вот уже несколько лет. Он просто обожает много и вкусно поесть, а я люблю выпить. Так, что немало вечеров мы проводили в различных питейных заведениях. Да, Сему часто ноет, трусоват и слаб духом, но повода для недоверия он мне не давал. До сегодняшнего дня».

Воспоминания откатились на несколько дней назад, когда я еще не закончил строительство хижины.

Я критическим взглядом оценил последнюю сложенную стену, ища наметанным взором возможные изъяны в конструкции. Не заметив ничего существенного, повернулся к готовым балкам, сложенным рядом и уже собирался начинать водружать их на крышу, как вдруг увидел Сему. Он плелся по дороге.

— Эй! — поприветствовал его я, вскинув над головой перепачканную в глине руку.

Но он не ответил.

Сему шел, ссутулившись и опустив голову. С крайне мрачным выражением лица. Я сразу понял, что произошло нечто неприятное и, бросив балку на землю,..

(«кстати, не повредил ли я ее тогда? нет, вспомнил, она была в порядке»)

...направился навстречу приятелю.

— Что с тобой? — спросил я, пытаясь заглянуть другу в глаза.

— А?

— Ты в порядке? Боги, да на тебе лица нет!

— Деньги, — прошептал он так тихо, что я с трудом уловил.

— Деньги? Какие деньги?

— Мои деньги, — он не поднимал головы, — все мои деньги.

— Успокойся. Знаешь что, давай-ка присядем. Пить хочешь?

Сему отрицательно помотал головой. Я подвел его к скамейке, пристроенной к хижине. Он грузно опустился на нее, словно мешок с пшеницей. Я присел рядом.

— Рассказывай, давай.

Потребовалось несколько минут, чтобы Сему сумел хоть частично справиться с оцепенением. Я терпеливо ждал, пока он не заговорит, участливо посматривая на приятеля.

Солнце заливало округу приятным оранжевым светом, готовясь продолжить свой путь в сторону заката. Люди сновали туда-сюда по улице, ведущей к Западным воротам, полностью погруженные в свои заботы и не обращали на нас никакого внимания. Где-то неподалеку куковала горлица[32].

— Я не говорил тебе, что копил? — внезапно спросил он.

— Серебро? — уточнил я.

Сему едва заметно кивнул:

— Да.

— Нет, не говорил.

— Ну... это... я копил, — хмыкнул друг. — Даже больше. Я продолжал копить... как... это... делал до меня мой отец, а до него мой дед, — он поднял голову. В глазах стояли слезы. — У нашей семьи есть мечта... точнее, была мечта, — Сему содрогнулся, сделал глубокий вдох и продолжил. Я, молча, слушал, не перебивая. — Мы хотели купить дом. Хороший дом в Вавилоне, а не ютиться в этих жалких лачугах! — тут он презрительно обвел рукой ближайшие хижины. — Дед прекрасно понимал, что одной его жизни не хватит, чтобы собрать необходимую сумму. Отец умер слишком рано, и немного успел доложить к тому, что оставил после себя дед. Я откладываю... — Сему с трудом проглотил подступивший комок к горлу, — ну... то есть... откладывал уже двенадцать лет. Каждый месяц. И мне оставалось совсем немного... — он всхлипнул и умолк.

Я не стал его подгонять, решив, что Сему сам продолжит. Даже горлица на время прекратила куковать, будто заинтересованная в истории торговца зерном.

Так и случилось. Через минуту он возобновил рассказ.

— Мне оставалось совсем немного, — повторил Сему, и мрачная, даже какая-то безнадежная, улыбка появилась на его лице, — знаешь, сколько стоит вилла недалеко от Дороги Процессий?

— Нет, — покачал головой я. — Я никогда не интересовался ничем подобным, ибо в моем положении это — бессмысленные мечтания.

— Двадцать пять мин серебра, — прошептал Сему.

Я тихо присвистнул:

— Ничего себе.

— Да, — глухо поддакнул он.

— И сколько вы скопили?

— Восемнадцать мин.

Я охнул. Это было целое состояние! Разумеется, для таких людей, как мы. Жрецы, вельможи, царские писцы и прочие подобной суммы даже не заметят.

— Конечно, этих денег не хватило бы на виллу, но на хороший кирпичный дом с видом на Евфрат — несомненно. Еще бы и осталось.

— Так, что же случилось?

Он выдержал еще одну секундную паузу. По напряженному лицу Сему, я понял, насколько тяжело ему говорить:

— Ну... это... я никому не рассказывал о том, какими средствами владею, тайно храня их в одном месте... до недавнего времени.

Сему снова умолк и, на этот раз, пауза слишком затянулась. Казалось, он стремительно погружается в себя, словно утопленник в темные воды Евфрата. Горлица, как будто устав ждать, возобновила свое кукование.

Я же, выдержав пару минут, не стерпел и спросил, заставляя его выплывать обратно:

— Ты кому-то рассказал?

Он вздрогнул, словно резко пробудился ото сна, и кивнул:

— Да.

— Кому?

— Анум.

— Жене что ли?

— Да.

Я недоуменно уставился на него:

— Но зачем?

Он горько усмехнулся, а затем внезапно спросил:

— Почему ты до сих пор не женат?

Я немного растерялся, ибо не увидел связи между этим вопросом и горем Сему.

— Не знаю, — неуверенно ответил я. — Может, потому, что мне не особо это и нужно? Я неплохо справляюсь с хозяйством сам. Да и какое мое хозяйство? Соломенная циновка, горшок для каши, да инструменты. А уж если мне захочется женской ласки, то я знаю в какие места необходимо заглянуть.

32

Горлица — вид птиц из семейства голубиных. Гнездятся около человеческих поселений.