Солнечное затмение

– Ну, наконец-то? Почему вы так долго? Избавьте, избавьте нас от них, – заголосила она и показала рукой в направлении нашего движения.

– Скажите, мы где? – крикнул Саша Панчишин. – Скажите, где мы?

– Карамахи! Карамахи! Там бандиты кругом, ууу, шайтаны! – прокричала она в ответ и замахнулась рукой в ту же сторону, как будто хотела ударить наотмашь.

– Спасите, спасите нас, ребята, мальчики! – со всех сторон заголосили женщины, некоторые издали махали нам. – Вы же армия! Защитите нас! Они там!

Дорога в горизонтальном направлении протянулась метров на сто, не больше, после чего, достигнув какого-то возвышения, мы как на волне, перевалив её резко и плавно, а такое возможно только на гусеничной технике, поехали вниз. Перед нами открылся очередной неповторимый и потрясающе красивый пейзаж. Дорога сильно сузилась, уходила резко влево и вниз по склону громадной горы, на перевале которой мы только что были, а после поворачивала вправо, круто снижаясь. По ней также идут беженцы, только теперь они движутся по обочине ближе к склону. Вершина горы, которая теперь располагается слева от нас, скалистая, с небольшими островками низеньких деревьев и кустарников, очень крутая, а справа от дороги склон этой громадины был уже полностью поросшим травой, более пологим, но остававшимся всё ещё крутым, по крайней мере, я бы не решился спускаться туда пешим и без верёвки. Между тем, там, внизу, есть люди. Метрах в пятидесяти от нас на склоне, раскорячившись носом вниз и прижавшись брюхом к земле, лежит МТЛБ. Водитель с опаской выглядывает из люка, а сверху к нему на помощь, осторожно, короткими шагами, спешит командир. Видимо, машина не вписалась даже в первый поворот налево и просто сползла, благо, что не перевернулась. В конце дороги, далеко внизу я увидел хвост колонны бронированной техники, которая движется в том же направлении.

Скорость пришлось резко снизить. Я сижу на башне справа, на том же месте, откуда чуть не упал на высокой скорости несколько дней назад, однако если в прошлый раз я просто не успел испугаться, то сейчас я буквально завис над крутым спуском вниз и стал лихорадочно соображать, что мне делать, если мы начнём заваливаться вправо. Медленно, но уверенно наш механик-водитель Сергей Мовчан заставлял нашу огромную машину пробираться по этой узкой дороге, а слева, ближе к склону, по дороге ещё шли люди, которых нужно было умудриться не задеть. И так, с черепашьей скоростью, мы подъехали к тому месту, где сполз вниз МТЛБ. Интересно, что эту машину, МТЛБ, мы называли маталыга или мéталл, именно так – с ударением на первый слог – и сейчас она казалась именно что металлом, а не машиной. Командир уже дошёл до неё, успел закурить и озирался по сторонам так, как будто хотел вытащить технику прямо сейчас при помощи подручных средств. Грязь в этой местности густая, чёрная, огромными комьями налипает на гусеницы и опадает, ударяясь о крылья. Мне показалось, что сейчас я уже не вижу землю, по которой едет наша БМП, возможно правый трак её уже свисает с дороги. Но вот первая машина преодолела этот наиболее опасный участок, затем – мы, а после и третий экипаж. После этого дорога повернула вправо вниз вдоль склона и здесь она была немного шире, что дало возможность ехать немного быстрее. Мы спускаемся вниз, по склону огибаем этого огромного исполина и вновь поворачиваем налево. Здесь нас встретила очередная красивейшая панорама горного Дагестана, но вдали внизу я заметил, что дорога раздваивалась и колонна боевой техники, которую мы невольно преследовали, уходила вправо. Мы же, доехав до развилки, повернули налево и как на американских горках, но не так быстро, конечно, в очередной раз начали взбираться вверх.

Наконец, среди этих бесконечных подъёмов и спусков мы оказались на поляне, где перед нами внизу, в широкой ложбине, как на ладони лежало селение, которое, видимо, и называлось Карамахи. Сзади нас поле, за которым высится закрывающая половину неба вершина. Разгрузились быстро, поставили палатку и в этот раз уже не окопали её водоотводной канавой – после Пластилиновой долины это было просто смешно. Сапёры неловко стояли возле машины и не решались зайти в палатку.

– Заходи, сапёры! – крикнул Слава Мохов, – Что встали, как вкопанные?

Три сапёра, включая собаку, стеснительно зашли внутрь и спросили, куда можно положить вещи, ящики с гранатами. Саша Ливанов показал место, в котором уже сгрудились наши вещевые мешки и спальники, и наши весьма условные гости просто бросили свои вещи рядом.

– Ничего, что гранаты так бросаете? – спросил Саня Панчишин.

– Это не гранаты, это пластид, – буднично ответил один из сапёров.

– В ящиках???

– Да, обычный джентльменский набор: детонаторы, шнуры, спички, пять килограммов пластида.

– ???

– Да не боись, разведка! – сказал второй сапёр. – Пластид от этого не взрывается, взрывается только от детонации.

– Он даже в огне гореть может, – добавил первый. – Причём даёт очень неплохую температуру – можем показать!

– Нет уж, спасибо! – вмешался Костя Левин, механик-водитель командирской машины. – Как-нибудь сами, без нас.

– Сейчас обедать будем, – зашёл в палатку Вова Шварцман. – Костёр готов, чтобы подогреть, если кому надо.

– Ты просто маэстро, Шварцман! – похвалил его Левин и обратился к сапёрам. – У вас жратва-то есть?

– Нет, – ответили оба, а собака посмотрела на Костю и облизнулась, видимо, понимая, что речь идёт о еде. Возможно, она запомнила именно слово «жратва», которое при ней часто упоминалось перед приёмом пищи, а может она и понимала абсолютно всё, что мы говорили.

– Ничего, накормим, у нас еды полно, пока дагестанскую ели, сухпайки просто так лежали – их тоже надо употребить, – сказал Костя так, как будто употреблять должно было что-то из спиртных напитков.

Раньше сухой паёк представлял собою картонный куб, в который помещались три жестяные банки с разными и совсем невкусными кашами, двумя пакетиками чая, двумя – сахара. Сейчас, в командировку, нам выдали совсем другие, новые, мы их называли офицерскими, сухие пайки. Один такой паёк составляли три прямоугольных контейнера с кашами, которые стали на порядок вкуснее: даже гречка с мясом, а один раз мне даже попалась каша гороховая. Кроме того был четвёртый контейнер, в котором были галеты, пакетики чая, сахара и даже кофе, а также сухое горючее и подставка для разогрева. Все эти контейнеры были присоединены крышками к зелёному пластиковому листу, размером с альбомный, и очень хорошо отделись друг от друга.

Вышли на улицу и расселись вокруг костра, который разложил Шварцман из остатков нар, которые взяли с собою именно для этой цели, и, несмотря на тёплую погоду, находиться сейчас у горящего огня было необыкновенно приятно. Косые солнечные лучи пронзали воздух вокруг нас, появившаяся прохлада в тёплом ветре напоминала о том, что на календаре уже первая декада сентября. Сейчас ещё никого, кроме нас, здесь нет и в этой непосредственности есть ощущение свободы, безмятежности – такое чувство, что я был с друзьями на загородной прогулке.

Сапёры ведут себя всё ещё скромно и неуверенно, а собака очень хочет есть, вытягивает шею, облизывается, но ведёт себя прилично и ничего не просит. Мы уже были с сухпайками и три из них дали нашим сапёрам. Собака видела, что коробки с едой пацанам дал именно Вова Шварцман и, когда он проходил мимо, она лизнула его руку, в то время как один из сапёров уже раскрывал для неё гречку с мясом.

Перед нами в долине внизу, как на ладони, расположились Карамахи, чуть дальше слева, на одном с нами уровне, но на другой горе – Чабанмахи, а дальше, через долину, и выше (хотя куда уж может быть выше!) – Кадар. Об этом нам сказал старший лейтенант Валиев.

– А вот скажите, товарищ старший лейтенант, – решил сменить тему Саша Ливанов. – Почему нас в армии на женщин не тянет?

– Я не знаю, Ливанов, почему тебя на женщин не тянет, – ответил Валиев. – Меня вот тянет!

Кто-то засмеялся.

– Так может это оттого, что вы нам бром в чай бодяжите?