Солнечное затмение

XII

На утреннем построении старший лейтенант Валиев рассказал нам, сколько стоит автомат АК-74.

– Семь лет, – сказал командир. – Семь лет лишения свободы. Именно столько вы заплатите из вашей юношеской жизни за автомат, если, конечно, попытаетесь продать его.

Мы молчим и пока не понимаем в чём дело.

– Довожу до вашего сведения: в мотострелковом батальоне нашлись несколько дурачков, которые решили продать автомат в ближайшее к нам село, будь оно неладно. Вынесли его вчера из части во время ливня и продали. Ну как можно быть такими придурками? Ведь найдут, найдут и ещё раз найдут! И посадят! Кибернетические дауны!

– Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться? – через небольшую паузу спросил Саша Ливанов и, не дождавшись ответа от крайне удивлённого Валиева, продолжил. – А где они лишний автомат достали?

– Скажи, Ливанов, – ответил командир, наклонив голову и немного прищурившись, чем напомнил вождя мирового пролетариата. – Вот зачем ты такие албанские вопросы задаёшь? Тебе какая разница: чей, откуда? Не это главное, а то, что он подорвал боеспособность всего нашего батальона, продал вверенное ли ему оружие, или чьё-то ещё, совершил государственное преступление!

– А Шварцман не подорвал нашу боеспособность тем, что свой автомат ухандокал? – спросил Саня.

Тотчас пошли смешки, которые просто нельзя было сдержать.

– Молчать! – вскрикнул заметно занервничавший Валиев. – Отставить разговоры в строю! Шварцман, конечно, раздолбай, но всё же не негодяй. Умысла не было на преступление! Автомат спишем на боевые потери.

– Ну вот, Шварцман, ты пока единственный из нас, кто воевал! – торжественно прошептал ему в спину Костя Левин.

Опять последовал смех, только уже более громкий, и Валиев вновь повысил голос.

– Что, давно в упоре лёжа не стояли? – оскалился он. – Сейчас напомню, что это такое! Разойдись!

Путь к месту раздачи еды сегодня почему-то оказался сложнее, чем вчера – видимо тот, кто спустил вчера воду под землю, сейчас вновь закрыл сливное отверстие и забыл его открыть: вода стояла повсюду тонким слоем, лишь кое-где виднелись островки грязи. Когда мы проходили мимо одного из мотострелковых подразделений, то увидели недавно выкопанный за палаткой ров, наподобие окопа, и в нём, держась за руки, почти по пояс в воде, стояли три солдата: грязные, чумазые, потрёпанные. Те, что были крайними, держали в руках оголённые провода от телефонного аппарата, работа которого инициировалась вручную, посредством вращения индуктора, в результате чего аппарат вырабатывал напряжение от шести до двенадцати вольт, которое, учитывая нахождение военнослужащих в воде и их сцепку между собою, проходило сейчас через их тела. Ручку индуктора крутил майор Ерофеев из мотострелкового батальона. Он был десантником, хотя и служил в мотострелковом батальоне; мы его знали по совместным учениям на дальнем полигоне в месте нашей постоянной дислокации. Он был так высок ростом, плечист и мускулист, что телефон в его руках казался какой-то детской игрушкой. На каждое движение индукторной ручки он с яростью выдавливал из себя слова: «Кому вы продали автомат? Кому вы продали автомат?». Солдаты дёргались, извивались, кривили лица от судороги, но ничего не говорили. С неприятным удивлением я заметил, что в середине их цепи стоял тот самый казах Миша, мой земляк.

Экзекуция продолжалась, когда мы возвращались с обеда, но вечером, перед заступлением в патруль, я уже видел Мишу, стоявшего у штаба батальона с деревянным автоматом. Саша Ливанов подошёл к нему и спросил:

– Ну что, куда ружо дел, боец? Нам здесь сказали, что весь батальон оказался в опасности из-за твоего предательства. А бабосики-то куда хотел потратить?

Миша стоял по стойке смирно, вытянувшись в струну, и лишь хищно сверкал глазами на моего товарища и даже на меня, хотя я ему ничего не говорил. Казалось, что если бы не обязанность стоять смирно, то он бы просто бросился на нас с кулаками.

– Пойдём! – сказал я Саше. – Хватит уже.

Мне было очень неприятно, что мой земляк оказался в такой ситуации, и после того как я увидел его в той канаве, мне даже стало его жаль, но сейчас, когда он так откровенно хищно смотрел на нас и казался загнанным зверем, жалость прошла и осталась только неприязнь.

Патрулирование по лагерю возобновилось, я заступил в патруль в паре с Сашей Панчишиным, ещё одним моим земляком из Волгоградской области. Саша жил в одном из районных центров Волгоградской области, был высоким статным молодым человеком, с детства занимался с родителями сельским хозяйством, из-за чего имел прекрасно развитую мускулатуру, огромные мозолистые ладони, которые, если надо было, превращались в громадные кулаки. Характер у Сани был довольно вспыльчивым, но отходчивым, если он и мог быстро завестись, то так же быстро и успокаивался. Иногда бывало даже так, что он не помнил, как на кого-то злился накануне, или с кем-то ругался, как будто этого события вообще не было, что, несомненно, удивляло некоторых из нас, но не так чтобы сильно.

Будучи у штаба батальона, мы из разговора начальника штаба с каким-то офицером услышали, что назавтра для нас ожидается выезд, но куда, сказано не было. Мы не спеша обошли лагерь по периметру и в расположении артиллерийской батареи встретили ещё одного своего земляка из Волгоградской области, наводчика самоходной артиллерийской установки, Валеру из города Котельникова, разлеглись прямо на башне его боевой машины и стали курить, размышляя о том, что будем делать после армии.

– Пацаны, а вы чем собираетесь дома заниматься? – спросил Валера. – Когда на дембель уйдёте?

– Я женюсь сразу же, – торжественно заявил Саня. – На Ольге. Буду фермерствовать. У нас же вот такая земля – плодородная! Как можно её не возделывать?

– А ты? – спросил меня наш новый знакомый.

– Я учиться собираюсь, – не знаю почему, но нехотя ответил я. То ли стыжусь своего непролетарского намерения, то ли просто не хочу рассуждать о том, что ещё так далеко. – Высшее образование хочу получить.

– Да, учиться надо, – поддержал меня Валера. – Я тоже хочу. В педагогический, на учителя истории. А ты?

– Эх, Фил, представляешь, – сделав затяжку, мечтательно перебил его Саша, чему я обрадовался, чтобы не отвечать на вопрос. – Лежим вот мы такие, здесь, а что будет через десять лет? Или двадцать? И что с нами будет? Интересно же?

– Мне, честно говоря, пока не интересно, – довольно нудно ответил я. – Узнаешь что-то и как жить дальше? Ждать, что произойдёт? Нет уж, так точно не хочу.

– А я бы хотел заглянуть вперёд, – также мечтательно сказал Валера. – Но не на десять-двадцать лет, а на год-два. Буду ли учиться, женюсь ли на своей невесте? Интересно!

– Я вот ещё думаю, встретимся ли мы когда-нибудь? – спросил Саня. – Через десять лет или больше?

– Ты сейчас говоришь, как мушкетёр после десяти лет службы! – заметил с улыбкой я. – Встретимся, думаю. Если захотим, то точно встретимся.

XIII

На улице пасмурно, но тепло и немного суше, чем вчера. Мы всё ещё не бегали из-за грязи, а потому зарядка состояла только из наклонов, взмахов руками и ногами и обязательной солдатской пружины, после которой я не постеснялся принять душ тремя бутылками нарзана. Наконец, пришёл командир из штаба и действительно порадовал тем обстоятельством, что сегодня мы уезжаем, правда, куда, насколько, не сказал, но заметил, что с нами поедет полковник Баранов. Поехали на трёх машинах все кто был, кроме Шварцмана, естественно, он остался на охране имущества. Мы проезжали через какое-то горное село, катили по его центру и уже здесь, у школы, я вспомнил: сегодня же первое сентября! Перед зданием школы стоят дети, проходит линейка, после которой, наверное, должен быть урок мира, но сейчас мы едем на наших рычащих и дымящих чёрным выхлопным дымом машинах, и всё внимание переключилось на нас. И дети, и даже учителя, и ещё какие-то другие взрослые люди стали махать нам руками – мы ответили тем же. А через несколько секунд с нашей головной машины взвилась зелёная ракета – дети просто взвизгнули от восторга! Видимо, командир приказал так поприветствовать ребят. Надо же, кто-то из них сегодня впервые пошёл в школу. Я помню свой первый день в первом классе – сестра отвела меня в школу с обязательным букетом гладиолусов, который был больше половины меня, в отглаженной синей форме с белой рубашкой, такой же торжественной линейкой и своим уроком мира. Да, я бы точно не хотел в такой день увидеть проезжающую мимо школы боевую технику, от которой дрожит земля, и солдат в полном вооружении. Это по телевизору, конечно, в фильмах, и интересно, и задорно смотреть на стрельбу, на танки, на другие огромные металлические машины, но когда боевые действия приходят, по сути, в твой дом, в твою школу, радостного мало.