Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 91 из 103



В этот день генерал Эйзенхауэр расписался в своей полной готовности нарушить решения Ялтинской конференции, определившей советскую зону оккупации Германии гораздо западнее Берлина. Он попытался захватить столицу Германии силами американо-британских войск. «Если после взятия Лейпцига окажется, — писал он в шифрорадиограмме объединенному штабу, — что можно без больших потерь продвигаться на Берлин, я хочу это сделать… Я первый из тех, кто считает, что война ведется в интересах достижения политических целей, и если объединенный штаб решит, что усилия союзников по захвату перевешивают на этом театре чисто военные соображения, я с радостью исправлю свои планы и свое мышление так, чтобы осуществить такую операцию».

Вот как он ценил лояльность русскому союзнику. Готов был предать его ради политических соображений. И даже «с радостью»!

12 АПРЕЛЯ 1945 ГОДА

Президент Рузвельт, сидя за столом, позировал художнику для портрета в Уорм-спрингс, штат Джорджия, и внезапно лишился сознания. Наступил коллапс. Не приходя в сознание, Франклин Делано Рузвельт через несколько часов умер.

Тринадцатого апреля в Москве везде были вывешены траурные флаги.

В Лондоне Черчилль предложил закрыть заседание палаты общин.

В Токио японский премьер удивил мир, выступив по радио и выразив «глубокое соболезнование» американскому народу, с которым Япония находилась в состоянии войны.

В Берлине, где после английской бомбежки пылали рейхсканцелярия и отель «Адлон» на Вильгельмштрассе, Геббельс позвонил Гитлеру в фюрербункер и сообщил ему, ликуя, о спасительном чуде. Гитлер злорадствовал и торжествовал, уверовав теперь окончательно, решил для себя — смерть одного из его главных врагов вернет ему былую удачу. Разве последний гороскоп не обещал ему счастливую перемену во второй половине апреля!

Берлинское радио огласило такой нацистский некролог великому президенту: «Рузвельт войдет в историю как человек, чьими стараниями нынешняя война превратилась во вторую мировую войну, и как президент, который преуспел в возведении своего величайшего врага — большевистского Советского Союза — в могучую державу».

16 АПРЕЛЯ 1945 ГОДА

Шестнадцатого апреля по приказу Верховной Ставки началась историческая Берлинская наступательная операция.

Двадцать пятого апреля войска 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов завершили окружение берлинской группировки противника.

В тот же день войска 1-го Украинского фронта встретились с солдатами и офицерами 1-й американской армии на Эльбе.

Американские солдаты обнимались с русскими на Эльбе, а вынырнувшая из-за леса «рама» сбросила ворох листовок. Германское командование уже не призывало союзных солдат «воткнуть штыки в землю» и сдаваться скопом в плен, а из последних сил пыталось поссорить победоносных союзников.

«Захваченный в плен русский солдат 79-го корпуса под Кюстрином на Одере заявил, что «советские воины не дадут своим англо-американским союзникам взять Берлин», что им приказано командованием при встречах с ними открывать артиллерийский и пулеметный огонь как бы «по ошибке», чтобы «показать этим буржуям и их холуям силу русского оружия…».

Среди первых американских солдат, встретившихся с Красной Армией, находился Джозеф Половский из Чикаго.

«Это самый большой день моей жизни», — говорил он всем.

Эйзенхауэр двинул свою Третью армию на юг — к мифическому «Альпийскому редуту».

Что же остановило американцев на пути к Берлину?

«Последняя битва» — так озаглавил свою книгу о битве за германскую столицу американский писатель-документалист Корнелиус Райан. В этой книге, выпущенной в 1966 году, он впервые рассказал о секретной операции «Затмение», которая, вопреки союзническим соглашениям, была нацелена на взятие Берлина.

Когда президента Рузвельта сразил инсульт, на столе у него лежала атлантская газета «Конститюшн» с огромным заголовком:



«ДЕВЯТАЯ — 57 МИЛЬ ОТ БЕРЛИНА!»

Но Рузвельт знал в свой предсмертный час, что русские стояли в тридцати пяти милях от Берлина.

В тот день, 12 апреля, 5-я бронетанковая дивизия 9-й американской армии, покрыв 200 миль германской территории за тринадцать дней, вышла к западному берегу Эльбы, за ней спешили 2-я и другие дивизии 9-й армии генерала Симпсона. Саперы начали лихорадочно наводить переправу южнее Магдебурга. «С каждым часом задержки, — писал Райан, — уменьшались шансы обогнать русских». Вечером на восточный берег переправились три батальона пехоты 67-го танкового полка. Командующий 12-й армией вермахта генерал Венк направил против этого плацдарма части потсдамской и других дивизий. Орудия майора Вернера Плуската открыли огонь по понтонщикам, сорвав переправу.

Утром 13 апреля саперы 2-й танковой дивизии начали переброску толстого стального троса через Эльбу ниже по течению, намереваясь пустить по нему понтонный паром. 83-я дивизия переправлялась через реку на штурмовых лодках. Командир дивизии полковник Эдвин Крэбелл подгонял отстающих пинками в зад и кричал: «Вперед на Берлин!»

По спешно переброшенному мосту 83-я переправилась к ночи на восточный берег Эльбы. Саперы установили у въезда на мост щит с надписью:

МОСТ ТРУМЭНА — ВОРОТА БЕРЛИНА

Генерал Симпсон передал по командной цепочке весть о переправе генералу Брэдли, командиру группы армий, а тот — Эйзенхауэру. Верховный разрывался между желанием взять Берлин и сознанием своего долга — ведь он знал о ялтинском решении относительно Берлина. Он позвонил генералу Омару Брэдли:

— Брэд, как ты думаешь, во что обойдется нам прорыв от Эльбы и взятие Берлина?

— По моим подсчетам, — отвечал Брэдли, — мы можем потерять сто тысяч человек.

Об этом разговоре Брэдли рассказал в своих «Записках солдата». Эйзенхауэр в своих мемуарах замалчивает факт переправы американских частей через демаркационную линию.

Брэдли не хотел таскать каштаны из огня за Черчилля. В своих «Записках солдата» он писал о своем отношении к берлинской гонке: «Не будь зоны оккупации уже определены, я еще мог бы согласиться с тем, что это наступление с точки зрения политики стоит свеч. Но я не видел оправдания нашим потерям в боях за город, который мы все равно должны будем передать русским».

Для американской армии характерно самовольство генералов и офицеров. Командир 19-го корпуса генерал Мак-Лейн все еще упорствовал в желании первым пробиться в Берлин, используя «мост Трумэна». Вот будет подарок новому президенту! Пусть дивизии его корпуса увенчают себя бессмертной славой! Даешь Берлин! Однако вскоре ему донесли, что части 83-й дивизии разбегаются под напором двух танков и полдюжины самоходок с фанатичными краутами, еще не решившими сдаться в плен ами. Перед собой танкисты гнали группу военнопленных американцев. Джи-ай стали разбегаться. Курсанты, присланные Венком, ликвидировали плацдарм.

«Если бы дивизия заполучила мост или плацдарм на Эльбе, — грустно писал Райан, — 2-я армия покатила бы с ревом прямиком в Берлин, не дожидаясь приказа».

Оставался паром 2-й дивизии, но и тут ей не повезло. Сцепив три понтона, саперы отправили на них тяжелый бульдозер. Когда он достиг под обстрелом середины Эльбы, взорвавшийся снаряд каким-то чудом перебил трос и паром вместе с бульдозером поплыл вниз по течению. У немцев, писал с горечью Райан, был всего лишь «один шанс из миллионов», но чудо состоялось.

Из-за этого «чуда на Эльбе», согласно Райану, и не удалось американцам утереть нос русским и взять Берлин!

Прибавив к «мосту Трумэна» еще один мост, рядом, 83-я продолжала переправу, а ее патрули дошли до города Цербст, что в сорока восьми милях от Берлина.

И тут наконец Эйзенхауэр, поняв, что блиц захвата Берлина не получится, одумался, вспомнил о своем долге.

Брэдли срочно вызвал к себе в Висбаден генерала Симпсона и хмуро сказал ему:

— Ты должен остановиться на Эльбе. Ты не должен двигаться дальше к Берлину. Сожалею, Симп, но вот так.