Следствием установлено...

Потерпевшей по нему была действительно Калетдинова Люция, студентка пединститута.

Калетдинову обнаружили 18 января в районе колхоза «Победа» в бессознательном состоянии. В затылочной части имелось повреждение, нанесенное каким-то тупым орудием. Осмотром места происшествия было установлено, что небольшую поляну, на которой лежала Калетдинова, окружал кустарник, и сюда с магистральной дороги вели следы протектора, отпечатавшиеся на выпавшем накануне снегу. Неподалеку от дороги группа тополей. На крайнем из них, на высоте около двух метров, кусок коры содран. Орудие, которым нанесли повреждение потерпевшей, обнаружить не удалось.

Данные осмотра позволяли предположить, что Калетдинова была доставлена на поляну грузовой автомашиной, вероятнее всего, самосвалом марки ЗИЛ-555.

— Что Калетдинова? — обратился к Журавлеву Азимов.

— Пока по-прежнему ничего не помнит, да и врачи не разрешают еще беседу с ней.

— Амнезия, — вздохнул Арслан. — Значит, на потерпевшую пока надежды нет. Не расскажет она нам, с кем ехала и что произошло...

— Ограбление, судя по материалам дела, — перебил его Соснин. — Она ехала в райцентр, к отцу на каникулы. С ней, вероятно, был чемодан.

— Не исключена и имитация ограбления, если учитывать, что посылка со взрывчаткой до нее не дошла, — негромко заметил Арслан.

— Вы правы, Арслан Курбанович, — согласился с ним Азимов. — Все это как будто действительно наталкивает на мысль о едином исполнителе. И, может быть, ускорив расследование ограбления, мы скорее выйдем на него.

— Я должен принять второе дело к производству и расследовать взрыв и ограбление параллельно? — спросил Туйчиев.

Азимов кивнул и обратился к Соснину:

— Что известно о ближайшем окружении Калетдиновой? Нет ли здесь зацепки?

— Квартирная хозяйка Калетдиновой рассказала, что одно время она встречалась с неким Алексеем. Иногда он звонил ей, но уже несколько месяцев как не приходит и не звонит.

— Это уже интересно, — оживился Азимов. — Выяснили, кто это?

— К сожалению, пока все попытки безрезультатны, — сокрушенно развел руками Соснин.

— Этот знакомый заслуживает самого пристального внимания, его поиск необходимо ускорить, — решительно потребовал полковник.

— Ясно, — Соснин встал.

— Нужно найти автомашину, — словно рассуждая вслух, задумчиво произнес Арслан. Азимов утвердительно кивнул. — Дорога ведет через райцентр, куда следовала Калетдинова, к гравийному карьеру, — продолжал Туйчиев, — поэтому поток машин здесь и зимой приличный. Надо установить и проверить все автомашины, следовавшие как туда, так и обратно.

— Работенка!.. — пробормотал Журавлев.

— Сущий пустяк, — с усмешкой отозвался Арслан. — Каких-нибудь три-четыре сотни машин.

Николай только вздохнул.

Начали с проверки путевых листов на трех автобазах. Работа была адова, отнимала, как говорил Николай, все сутки и еще отхватывала от следующих. Через три дня отобрали три с половиной сотни машин, которые в тот день находились на трассе автовокзал — карьер. Сто сорок из них двигались в противоположную сторону, но Туйчиев не исключал, что водители этих машин могли видеть девушку, стоящую на обочине или едущую в машине им навстречу. К работе подключили нескольких оперативных работников, но повезло, кажется, только лейтенанту Манукяну.

Манукян медленно подошел к очередному самосвалу, влез в кабину, сел и на мгновение отключился, уснул... секунд на тридцать. «Э-э, нет, так не пойдет. На сегодня хватит».

Перед тем, как спрыгнуть на землю, он встал на подножку, осветил фонарем открытую дверцу и заметил едва проступавшую засохшую бурую полоску. «Скорее всего краска, а может и нет?» Усталость сразу улетучилась...

К концу следующего дня на стол Гуйчиева легло заключение эксперта: на дверце самосвала, который был закреплен за водителем Шульгиным, обнаружены следы крови человека...

— Работали на карьере восемнадцатого января? — Туйчиев окинул взглядом сидевшего напротив высокого широкоплечего водителя с крупными чертами лица.

— Да кто упомнит, гоняют каждый день на другое место, — после долгой паузы ответил Шульгин. И, помолчав, добавил: — Заработать как следует не дадут.

— Ну, а все-таки, припомните, Шульгин, куда выезжали восемнадцатого?

Шульгин пожал плечами.

— Нет, не помню.

— Восемнадцатого вы сделали шесть рейсов с гравием. Вот путевые листы. — Следователь протянул их шоферу.

Однако Шульгин не взял документы, а лишь бросил на них мимолетный взгляд.

— Вам, значит, виднее. Раз там написано, должно быть, ездил, — Шульгин вытащил из кармана платок, вытер вспотевшие ладони.

— Пассажиров по дороге брали?

— Какие там пассажиры! Я не таксист, — нахмурился шофер. — Машина грязная: цемент, гравий, кто в нее полезет пачкаться?

— Кстати, о грязи, давайте выйдем на минутку.

Туйчиев вместе с водителем вышли во двор, подошли к машине.

— Не подскажете, отчего могло образоваться это? — Арслан кивнул на бурую полоску, как бы стекавшую с дверцы.

Шульгин посмотрел на нее косо, как перед этим на путевые листы, поджал губы.

— Кто его знает... Солидол, должно быть.

Когда они вернулись в кабинет, Туйчиев сел, пододвинул к себе бумаги.

— Это не солидол, а следы крови, Шульгин. Может, объясните, откуда в кабине кровь?

Водитель молчал.

Туйчиев не торопил его с ответом, делая записи в блокноте. Он вспомнил недавний спор с Николаем. Тот утверждал, что люди раскрываются не в разговоре.

— Самое красноречивое, на что способен человек — это молчание, — заявил тогда Соснин. — Покажи мне молчаливого человека, и я скажу тебе, о чем он молчит.

Арслан не соглашался с этим парадоксом, доказывал, что молчание — цитадель для хитрых и глупцов.

— А я тебе говорю, — настаивал Соснин, — что умный и глупый молчат по-разному. И о разном.

Туйчиев съехидничал:

— Ты, например, не молчишь даже тогда, когда тебе нечего сказать.

«Пусть попробует на зуб этого молчальника, — подумал Арслан, — и поведает мне, о чем он молчит».

— Ну, так что? — поднимая голову, обратился он к Шульгину через минуту.

— Мясо я брал в магазине, должно быть, тогда и запачкал.

— Не подходит, Шульгин. Это кровь человека. Понимаете? — Следователь подвинул ему заключение эксперта. — Познакомьтесь.

На этот раз шофер взял заключение в руки, долго читал его, беззвучно шевеля губами.

— Мы будем вынуждены задержать вас, — после тщетных попыток получить ответ сказал Туйчиев.

— Вы следователь Туйчиев? — взволнованной скороговоркой выпалила молодая женщина, когда Туйчиев открывал дверь кабинета Соснина, где решил поработать сегодня.

— Слушаю вас. Садитесь.

— Я Шульгина. Прибежала к мужу на работу, мне сказали, он у вас. Очень прошу, отпустите его, он уже все осознал.

В ее голосе сквозила мольба, на ресницах повисли слезы.

— Да вы успокойтесь. Так что же осознал ваш супруг? — недоумевал Туйчиев.

— Выпивает он иногда. На работе никогда капли в рот не возьмет. — Шульгина вытерла платком глаза и продолжала: — А тут приехал в прошлую субботу днем домой и сразу к буфету, бутылку взял. Выпил — и в машину. Я за ним, влезла на подножку, не пущу, говорю, и стала тянуть из кабины. Ну, и... покарябалась. Вот. — Она показала след длинной, от кисти до локтя, царапины.

— А он что?

— Как кровь увидал, сразу протрезвел. Испугался, значит, извиняться стал. Я простила, и вы, пожалуйста, не привлекайте. Поклялся он. Дочь у нас, Сашенька, три года ей... — закончила она, застенчиво улыбаясь сквозь слезы.

А Манукян, когда узнал об этом, только вздохнул, припомнив две бессонные ночи в автопарке.

— Не грустить, радоваться надо, товарищ лейтенант, — заметил ему Соснин. — Хороший парень оказался.