Деликатная проблема

— Две недели?! — шокированно выдыхаю я в трубку.

— Да, боюсь только так. Так вас записывать?

— Неужели вообще ничего пораньше нет? Хотя бы на пять минуточек?

— Нет, ничего нет. Записываетесь?

Если бы все это не было так грустно, я бы даже посмеялась: в обед я и думать не хотела о том, чтобы идти в поликлинику, а сейчас возмущаюсь тому, что придется этого так долго ждать.

Я диктую свою фамилию и кладу трубку. Две недели — это чертовски долго. Я понятия не имею, как я переживу завтрашний день, а чтобы носить в себе это две недели? Скрывшись за ксероксом и зорко закрывая экран телефона от посторонних глаз, которым резко в этот самый момент вдруг вздумалось наводнить коридор, гуглю симптомы. Никогда, никогда, никогда это не было хорошей идеей — спрашивать у гугла те или иные симптомы, и никогда, никогда, никогда я не могла себя от этого остановить. В итоге, решив, что уйти дальше летального исхода мне все равно не светит, я забиваю на это дело и возвращаюсь на свое место.

Мой трудовой день, равно как и трудовой день любой из женщин, работающих на крайнем севере или в приравненном к нему районах, составляет шесть часов при шестидневной рабочей неделе. Это означает, что я могу уехать домой вместе с Майкой. Но я этого не делаю. Не делает этого ни Утюжкова, ни Марина, ни Алька — только те, кто изначально жил в Городке с Заоблачными Ценами и у кого здесь есть семья, к которой можно спешить. Все остальные работают и перерабатывают — и, соответственно, получают за это надбавки. Предприятие, естественно, всячески поощряет наши переработки — немцам выгодно раньше завершить проект и уйти на новый. Поэтому для тех из нас, кто не живет тут же, в вахтовом городке в ста метрах от здания офиса, предприятие трижды в день выделяет микроавтобусы до Городка: в три часа для малой массы матерей или совмещающих, в шесть часов для основной массы работающих и в восемь для малого процента перерабатывающих.

Я вхожу в число последних.

В девятнадцать пятьдесят пять мы загружаемся в ГАЗель. Нас немного, всего девять человек: Утюжкова, Марина, Эльвира с закупок, Стефан с технического отдела, две женщины со склада, чьи имена я не удосужилась запомнить, клининг-леди (как их деликатно называет наше нерусское начальство) Татьяна, невероятно громкая, громоздкая и себялюбивая, и Иван из IT.

Я занимаю свое место во втором ряду и жду отправления. Марина проходит мимо, она сидит сзади, Утюжкова сидит впереди. Друга друга мы не замечаем: за пределами офиса мы очень удобно перестаем друг для друга существовать, поэтому я могу отвернуться и просто смотреть в окно, тем более, что всегда есть на что смотреть.

На парковке дымят водители. Быстро обегаю их глазами. Как и думала, Злотникова среди них нет. Наверняка сидит у себя в машине и читает. Злотников возил городских в самом начале проекта, когда с транспортом вечно были проблемы. Это уже потом подали «кареты», и водители на своих авто начали возить точечно, а не всех подряд, как раньше. Помню, чтобы хоть как-то перекрыть болтовню развозимых женщин, он все подкручивал и подкручивал радио, пока у всех в салоне не сворачивались уши и не затыкались даже самые горластые. Татьяна, к примеру.

Из офиса в тоненькой куртке выходит Тамара. Мелко-мелко семеня ногами, пересекает парковку, перешучиваясь о чем-то с водителями, подходит к столовой, открывает дверь, сталкивается с кем-то, вижу, как расшаркиваются и расходятся каждый в свою сторону. Из курилки высовывает нос наш субподрядчик Сергей. Его рабочий день давно окончен, мог бы уже и дома сидеть, но нет, предпочитает оставаться тут. Пробегает вечно нахмуренный Степаненко. Тут и там среди вагончиков мелькают темные фигуры, распознать которые удается далеко не сразу. Жизнь кипит.

Ровно в восемь часов за водительское место садится Андрей.

— Ну что, все в сборе? Трогаться можно?

Мы вразнобой подтверждаем, что все в сборе, и, наконец, покидаем территорию офиса. На выезде Рома из ЧОП «Рокки» заходит в автобус на проверку — чистая формальность — находит меня глазами, подмигивает и дает добро на выезд.

Мы выезжаем из промышленной зоны, где расположен наш участок, пересекаем оживленную трассу, соединяющую все крупные населенные пункты нашего региона, и въезжаем на территорию города.

Глава 4

Городок с Заоблачными Ценами небольшой — населения в нем не более сорока тысяч — но очень яркий. Тут и там броские, пестрые краски, призванные разнообразить почти круглогодичную зиму: отделки домов, фасады зданий, арт-объекты, даже остовы спящих деревьев. Кругом все сверкает и блестит, что очень выигрышно, на мой взгляд, смотрится на фоне поздно наступающего утра и ранних сумерек. Солнце мы видим три-четыре часа в сутки — но его с лихвой заменяет люминесценция маленького, но молодого и буйного на фантазию Городка. Нигде более в России я не видела такого количества украшенных яркими огоньками парков, скверов, сказочных домиков на детских площадках, искусственных елочек на улицах города. Частные предприятия борются друг с другом в количестве гирлянд и украшений на фронтонах и стенах своих зданий, но ярче всего…

Ярче всего сверкает Тринадцатый Микрорайон, частный сектор, в котором живут все богатеи нашего Городка: администрация, главы градообразующих предприятий, крупные бизнесмены. Весь сектор усыпан коттеджами разной величины и степени бахвальства: от скромного трехэтажного особняка до самого настоящего замка, а поскольку на севере не приняты заборы, то любой желающий может полюбоваться убранством жилищ и прилегающих к ним участков. Чего там только нет! Украшенные гирляндами арки, подсвеченные изнутри картины разнообразнейших тематик, искусственные джунгли, невероятной красоты беседки… И все это только на одном участке, а участков там несколько десятков! На фоне черного неба все это сверкающее великолепие выглядит просто волшебно.

И вот мимо этой сказки, несмотря на наличие других маршрутов, нас и возит каждый день Андрей — поднимает нам настроение. На миг мы окунаемся в волшебство — и едем дальше чуточку счастливее, чем раньше. Я улыбаюсь.

На следующее утро Андрей забирает меня с остановки чуть позже обычного:

— Машину отдали другому предприятию, — поясняет он, — пришлось быстро делать рокировку.

Я уверяю его, что совершенно не замерзла. Андрей ускоряется — и к следующей остановке подъезжает уже по графику. Там уже садится Майка.

— Привет, — радостно улыбается она, — ты записалась?

Морщусь. Майка иногда может быть просто как клещ — если вцепится, то все, пиши-пропало. Вот и сейчас она, кажется, взяла меня под свой контроль.

— В офисе обсудим, — отмахиваюсь я, — лучше расскажи, что там Мишка на пару с Артуром вытворяют.

Майка расцветает — на это и был мой расчет — и до самого офиса рассказывает, что учудили на этот раз двое ее самых любимых мужчин.

В кабинете мы первым делом включаем переносные обогреватели и ждем, пока они хоть немного прогреют воздух, чтобы можно было раздеваться без риска себе что-нибудь отморозить. У нас в офисе какая-то хитрая водная система отопления, которую отчего-то нельзя запустить до нового года, поэтому немцы закупили нам обогреватели на колесиках. Ох, какая тогда за них разгорелась война между кабинетами! До сих пор помню, какими растерзанными, но гордыми вернулись тогда Карпушкин с Ванюшей, сумевшие тогда отхватить каждый по одной печке. Героев на Руси не привечали так, как мы тогда встретили в кабинете этих двоих.

Чуть теплеет. Я разматываю шарф и снимаю шапку. Нет, еще рано.

— Так что там с записью? — как репей прицепилась Майка.

Терпеливо делюсь с ней своей неудачей.

— Так не пойдет, — хмурится Майка. — За две недели все может стать гораздо хуже…

— Только не начинай.

— Тебе нужно пройти в порядке живой очереди.

— Как ты себе это представляешь? Мне что, с бабками там драться?

— Где ты видела в этом городе бабок?

— С тетками я тоже драться не хочу.