Деликатная проблема

Деликатная проблема

Глава 1-2

— У тебя недержание? — участливо спрашивает меня Майка.

Чтоб ей трижды взъикнулось!..

Не поднимая головы, быстрым взглядом исподлобья окидываю сидящих в кабинете, чтобы оценить, кто оценил ее бесхитростное участие в моей жизни.

Карпушкин сидит, уткнувшись в бумаги. Я бы предположила, что он пропустил вопрос Майки мимо ушей, но глаза за стеклами очков как-то подозрительно блеснули, а губы начали расползаться в улыбке. Утюжкова, не скрываясь, окинула нас обеих насмешливым взглядом — чертова ведьма, ведь сидит же в другом конце помещения! — и вернулась к своим делам. Ванюша оторвался от игры на телефоне и посмотрел на нас быстро и любопытно. Даже Марина хмыкает со своего угла.

Бинго, Майка, четыре из четырех!

— Ты бегаешь в туалет каждые пять минут, — не унимается тем временем Майка.

Я всерьез размышляю, прибить ее при свидетелях тут или дождаться обеда, на который мы всегда ходим вместе, а там прикопать ее в тонне белого песка, который вчера так удачно завезли для устройства парковки.

Взглядом обещаю ей скорую казнь, но Майку это не пронимает.

— Если хочешь, могу посоветовать тебе специальные…

— Не стоит!

Иногда мне кажется, что матери маленьких детей живут в каком-то своем отдельном мирке, настолько просто они поднимают и озвучивают темы, о которых в приличном обществе говорить не принято.

В оправдание своей с ней дружбы могу сказать: Майка была нормальной когда-то, клянусь!..

— У меня все в норме, — сухо отвечаю я.

Майка открывает рот, но я успеваю врезать ей носком ботинка под столом. Майка охает и замолкает.

До самого обеденного перерыва мы работаем в тишине. Слышен лишь гул оживленного офиса в коридоре, хлопанье входной двери, голос охранника, от которого нас отделяет одна стена, клацанье кнопок клавиатуры, шелест бумаги — и никаких неудобных вопросов. Ни одного.

Первым на обед засланным казачком идет, шаркая огромными сапожищами, Ванюша (мгновенно открывается другая дверь — Тамара бдит), чуть позже уходит Карпушкин. В кабинете остаются одни женщины. Полыхнув предупреждением в сторону Майки, я отлучаюсь в туалет.

Ванюша возвращается через двадцать минут и с порога отчитывается:

— Оливье, салат весенний, гречка, пюре, котлеты, апельсины, что-то сладкое.

Мы радостно гудим.

Да, мы перебираем пищу. Да, немцы, на которых мы работаем, открыли специально для нас столовую, где мы можем есть абсолютно бесплатно. Нет, мы не неблагодарные свиньи. Дело в том, что в условиях крайнего севера, где мы сейчас пребываем, повара готовят очень калорийную пищу — в основном на здоровый желудок и волчий аппетит производственного персонала, который с утра до вечера вкалывает на строительной площадке как вол. Для офисного же планктона в нашем лице подаваемая поварами на раздаче пища слишком тяжелая и калорийная, отчего потом врачи из больничного комплекса через дорогу от нас ругаются из-за повышенного холестерина и сажают нас на диету. Выходов из этой ситуации у нас на самом деле немного: готовить и приносить из дома самим (что невозможно для тех из нас, кто живет в вахтовом городке, ибо там не предусмотрены кухни), либо питаться в больничной столовой. Изредка наши повара все же готовят что-то, с чего не стекают капли жира — и тогда мы обедаем у себя.

Вот как раз для подобных случаев мы и засылаем на разведку Ванюшу.

Майка стоит ближе к вешалке, поэтому я жду своей очереди в сторонке. Она тщательно, в несколько слоев обматывает шею длинным шарфом, нахлобучивает на голову плотную шапку из ангорской шерсти, заворачивается в одеяло, которое отчего-то называет зимней курткой, накидывает огромный капюшон с пухом — и вдруг резко исчезает за всей этой грудой одежды. Была Майка — остались от нее одни глазки.

Я тяжело вздыхаю — и точь-в-точь повторяю ее действия. На севере с холодом не шутят.

Хотя некоторые пытаются с ним флиртовать. Алька, к примеру, которая заполошенно вбегает в наш кабинет.

— Девочки, я не опоздала? Куда идем?

На ней короткая шубка, едва прикрывающая тыл, и сапоги на каблуках. Впрочем, ей хватило благоразумия, чтобы вместо юбки надеть длинное шерстяное платье. На этом здравомыслие ее покидает, и на голову вместо шапки она просто накидывает капюшон — а потом жалуется на боли в ушах и температуру.

От офиса до здания столовой идти метров сто пятьдесят. Всю дорогу Майка восхищенно чирикает. Слов не слышно — еще бы, три слоя ткани на рту! — но я уверена, что радостно изумляется погоде (минус двадцать и это только октябрь), белому песочку (гора которого уже успела за одну-единственную ночь заледенеть насквозь), яркому солнышку (которое, к слову, совсем не греет). Уверена, она спела дифирамбы и новым столбикам, которые установили по обе стороны от входа в столовую и выкрасили в красный (чтобы обозначить персоналу, куда идти, в условиях плохой видимости), и кускам паласа, которыми рабочие накрыли ступени (с моей, между прочим, подачи), и даже камазу, который встал так удачно, что закрыл нас от ветра.

Точно не ручаюсь, но процентов на девяносто — несомненно.

С Майкой мы познакомились три года назад на одном проекте. Мы обе приехали на север за заработком, обе завели здесь серьезные, как мне тогда казалось, отношения, только завершилось у нас все по-разному: Артур сделал ей предложение, они с Майкой поженились, и два года назад Майка родила сына, о котором она говорит к месту и не к месту.

От той Майки, с которой я познакомилась, мало что осталось: заведя семью, получив уверенность в будущем, перестав беспокоиться за широкой спиной мужа о постоянных заработках, Майка вдруг как-то расслабилась — и из женщины, мысли которой постоянно крутятся о том, как оплатить ипотеку там, на земле, сколько выкроить из зарплаты стареньким родителям, где достать денег на бесконечные нужды, вдруг превратилась в маленькую беззаботную девочку: ой, смотри, какая красная грудка у этой птички! Ого, смотри, как блестит снег, прямо как бриллианты! Уау, у меня браузер так быстро открылся! Причем вводит она эти фразочки прямо посреди рабочего разговора, вводя меня и окружающих в ступор. Я люблю Майку, но такие перемены в ее характере дались мне нелегко, это как знакомиться с абсолютно новым, до ужаса беспечным человеком. Я даже, каюсь, сочувствовала одно время Артуру, который вынужден был терпеть чудовищную мешанину слов, идей, картинок и образов, которые Майка вываливает на всех вокруг, пока не увидела: Артур слушал весь бред жены очень внимательно, кивал в совершенно нужных местах и даже подавал осмысленные ответы, показывая, что воспринимает все абсолютно серьезно.

Так я поняла, что это любовь.

У меня все закончилась совершенно не так радужно, как у Майки с Артуром. Прожив вместе полгода, мы с моим молодым человеком разбежались. Нет, не так — он сбежал от меня к другой. К его чести, жилье, которое предоставило ему предприятие, он оставил мне, и я живу теперь в однокомнатной квартире в Городке с Заоблачными Ценами совершенно бесплатно.

В тамбуре столовой тесно. Мы едва протискиваемся к вешалкам, повторяем процедуру одевания наоборот, моем руки и становимся в очередь, то и дело приветствуя знакомых, и совершенно ненавязчиво и незаметно заглядывая в чужие подносы — голод все больше дает о себе знать.

— Девочки… — начинает Алька.

Алька появилась в нашей компании недавно, где-то с полгода назад, когда нынешний проект уже начался, но не успел набрать обороты. К тому моменту мы с Майкой вновь работали вместе и крепко держались друг друга, но охотно впустили в нашу маленькую группу еще одного человека.

Алька старше нас обеих на десять лет — ей уже сорок, и у нее есть сын-студент, которого она пристроила сюда на чистку снега. В нашем квартете (будет еще один человек) она самая расчетливая, хотя по ней этого и не скажешь. С мужем своим она развелась давно, еще когда сын был совсем маленьким, и в данный момент она состоит в отношениях на расстоянии со своим бывшим начальником, с которым часами висит на телефоне, ведя длинные, бессмысленные разговоры, завершающиеся далеко за полночь — и оттого чуть ли не каждый день наши беседы начинаются так: