Страница 51 из 68
— Для чего мне сундуки с золотом? — не слушал его Ольг. — На тот свет я их не унесу.
— Потомкам оставить.
— Хорошо, Варьке приданое отложу, трогать не буду. Никитка! Хэй, Никитка! Позовите кто-нибудь этого дармоеда!
Марика с волнением наблюдала за лицами домочадцев. Ермол плевался и злобно что-то бормотал, а потом и вовсе выскочил с кухни, как пробка из бочки хмельного пива. Кухарка тихо сидела в уголке, она была в доме человек новый и старалась ни во что не лезть. Ей хорошо платили, не били и не ругали особо, больше хвалили даже, на княжича она смотрела с еле скрываемым восхищением.
По невозмутимому лицу Сельвы и ее черным узким глазам вообще невозможно было что-то понять. Марфа молчала и хмурилась, Варька тихо сопела на руках степнячки.
Ведьма покачала головой и кинула нужные травы в закипевшую уже воду. Ей тоже было жалко золота, Ольгу ведь оно не с неба упало, но она чуяла, что пара чашек крепкого бульона могут спасти жизнь какому-то больному малышу, а потому не возражала. Она и сама готова была до последней капли силы отдать себя, выпотрошить свои драгоценные запасы до последней травинки. Если золотом можно спасти человеческую жизнь, то так тому и быть.
Примчался Никитка, горестно завыл и вцепился в черные кудри, услышав Ольгов приказ: скупить все мясо у мясников и варить похлебку для бедняков. Но возражать не посмел, более того, Марике показалось, что и выл-то он только для вида, а сам был только рад.
— Я могу варить похлебку, — вдруг сказала Сельва, передавая вялую девочку Марике. — У нас и котел большой есть. Разведем огонь посреди двора, поставим степной очаг. Нам не привыкать. А Марика, может, трав каких кинет и заговор прочитает, можно ведь так? И лепешки еще печь будем, каждый из моего десятка готов помочь.
— И какая у тебя с того выгода? — остро глянул на нее Никитка.
— Очень простая: Ольг — наш брат. А кохтэ своих в беде не бросают. Если он сказал, что заболевшие — его люди, значит, они и наши тоже.
Никитка качнул головой и неожиданно предложил:
— Тогда пойдем со мной за мясом и овощами, я все лавки тут знаю. Поможешь выбрать.
— Пойду, — согласилась Сельва. — Телегу бери и коня, чтобы сто раз потом не бегать.
Марика с усмешкой поглядела на эту странную пару: высокого тощего Никитку и маленькую, крепко сбитую степнячку на добрых пятнадцать лет его старше. Сельва едва доставала юноше до середины груди, но выглядела вполне себе грозной и уверенной в себе. Как ей это удается?
Сельва в свою очередь поглядела на Марику пристально и вдруг ей улыбнулась.
— Какая-то ты не такая, ведьма. Не пойму… Но другая. Ты готовь травы-то, будем с тобой волшбовать. Такое зелье наварим — вмиг весь Бергород исцелится.
Вмиг, конечно, не получилось.
Напоив Варьку укрепляющим отваром, оставив ее на вечно ворчащую Катерину, Марика вместе с Ольгом отправились в травяные лавки. Закрытые, конечно, по случаю болезни, но Ольг, кажется, знал в своем городе каждого, а кого не знал — спрашивал у патрулирующих на улицах странников. Перед ним быстро распахивались все двери и сундуки, травники ворчали, но отдавали все свои запасы, даже часто отказываясь от денег. Но Ольг все равно заставлял их брать плату, напоминая о том, что болезнь под руку с голодом гуляет. На эти деньги торговец может кормить свою семью.
К вечеру двор Бурых напоминал не то балаган, не то степной стан: пылали костры, кипели котлы, пахло мясом и овощами. Примчавшийся Гром привел с собой нескольких бергородских лекарей, он уже успел с ними сдружиться когда-то. Заглядывал в котлы, копался в травах, командовал.
А Марику отправили спать, она и так снова все силы свои в заговоры да отвары влила. И ведьма даже не слышала ни шум во дворе, ни громкие голоса, ни лай встревоженных собак, не привыкших к такому оживлению. Она просто спала без снов и тревог.