Йага

Глава 22. Пришла беда — отворяй ворота

Они явились быстрее, чем Рад ожидал, и заколотили в ворота так, словно сами были хозяевами. Усмарь сидел за столом в кухне и глядел, как Желана за обе щёки уплетает горячую кашу. Не выгонять же нищенку в метель?

Когда грохот стал нестерпимым, Рад со вздохом поднялся и накинул праздничный кафтан. Холодновато будет снаружи, ну да он удаляться от дома и не собирался. Вышел за порог, а Желана за ним. Он не гнал её. Спустился с крыльца, широко расставив ноги и скрестив руки на груди и громко басовито спросил:

— Кого нелёгкая в эдакую непогодь носит?!

— Отворяй! — гаркнули с улицы.

— Не привык я, чтобы мне указывали. И не припомню, чтобы звал гостей. Кто таковы?

— Отворяй, Рад! Это Боров! При мне жрец! Дело есть!

— С такими, как ты, я дел не веду, — сплюнул усмарь. — А к жрецу завтра поутру сам схожу. Нынче одна нечистая сила может в избу ломиться.

Старческий слабый голос жреца внезапно пересилил и ругань Борова, и свист метели.

— Отворяй. Мы здесь не шутки шутим. Приказываю: отворяй.

Рад и тогда не пошевелился.

— Приказывать мне один посадник может, а жрец волен богам на меня пожаловаться.

И тогда-то беда постучалась так, что и отворять не потребовалось.

— Ломай, — кратко велел кто-то, и приказ тут же сотряс усмарев забор.

Со второго удара части забора не стало. Над обломками возвышался посадник Мал. Приехал-таки на зов побратима, не поленился.

Мал был стар, но назвать его дряхлым не решился бы никто. Седоусый и статный, он не отнимал ладони от рукояти меча, и сразу стало ясно, что не раз и не два он пускал его в дело. Он не гнулся под натиском вьюги, как держащийся маленько правее Боров, не боялся холода и вёл себя так, словно осматривал владения, по забытью оставленные без присмотра.

— Что же, раз один посадник тебе указ, то слушай. Ты приютил под своей крышей преступника. По незнанию али по злому умыслу, того я не ведаю. Однако судить тебя станут по Правде. Тот же, кто у тебя живёт, суда не достоин. Пусть он…

— Они! — влез Боров, и Мал поправился.

— Пусть они выйдут к нам и примут справедливое наказание. Это говорю тебе я, посадник Срединных и оградитель Северных земель, Мал Военежич.

Рад съёжился. Да и редко кто не оробел бы пред Малом. Не оробела Желана. Она сказала:

— Преломляя хлеб с гостем, хозяин берётся оберегать его от всякого зла. Откуда мы знаем, что ты — не зло? В чём повинны те, кого ты обвиняешь, Мал?

Дерзкие то были речи, хоть и справедливые. Но Желана не страшилась наказания. Глаза её сияли диким огнём, и мужи из дружины посадника могли бы поклясться, что сияние то всего больше походило на звериное. Когда нищенка подалась вперёд, сыновья жреца, явившиеся вместе с отцом, заслонили его — такой жуткой представилась им оборванка. Мал поднял руку, воспрещая дружине двигаться с места, и спокойно молвил:

— Достало бы и одного моего слова, но всё ж я отвечу. Северянин, которого приютили в этом дворе, свершил страшнейшее зло — он повинен в смерти той, что называл сестрою.

Нет страшнее греха пред Светом и Тенью, чем истребить родную кровь! А тот, кто станет защищать подобного зверя, сам в грехе измарается. Рад не пошевелился.

— А ведьма повинна в колдовстве! — вставил Боров. — И в подлоге документа! Она выдавала грамотку за посадникову!

Купец грозно потряс измятым свёртком, в коем кожевник узнал тот, что на суде спас Йагу.

— Помнится, ты сам сказал, что грамотка настоящая. Не ты ли, Боров, узнал руку своего побратима?

Боров запунцовел, а вместо него вперёд вышел жрец, отпихнув руки сыновей.

— Боров узнал руку посадника, и это правда была она. Но грамота не принадлежала той ведьме, что подала её. Разрешение было украдено. А я, поверив в обман, допустил проклятую тварь до своей дочери, и ведьма сгубила Светлу! Однажды я оправдал нечистую, но нынче… Нынче пришёл час, когда она заплатит за свои злодеяния.

Рад поднял очи к небу. Метель бушевала всё сильнее, и солнца сквозь густые тучи было не разглядеть. Однако и без солнца ясно, что совсем немного времени минуло с тех пор, как Йага и Рьян покинули город. Если погоня отправится сейчас, а Боров выведет свою свору охотничьих собак, их нагонят почти сразу. Усмарь пригладил усы и покачал головой.

— Страшные враки вы здесь рассказываете. Будь они правдой, преступникам и впрямь пришлось бы несладко. Однако никто не назовёт Рада плохим хозяином и тех, кто преломил со мной хлеб, я добровольно не выдам.

Он упёр руки в бёдра, полы распахнутого кафтана развивались на ветру, а Мороз бил прямо в грудь, укрытую одной лишь рубахой. Но уж чего-чего, а простуды Рад не боялся.

— Ну что же, — Мал равнодушно кивнул, — тогда сначала скрутим тебя.

В дружине посадника обыкновенно ходило две дюжины человек. Однако, он выехал тут же, узнав от побратима, что в Черноборе живёт северянин, и что этот самый северянин подал Борову грамотку… Ту грамотку, которую Мал написал для дочери, ту, что должна была оберегать его кровиночку, ту, что оправдывала единственную из ненавистных ведьм, кого Мал любил… Это не мог быть никто иной. Только Рьян. С посадником вместе, конечно, не успели собраться все. Из дружины за Малом выехало всего восемь человек. Но этих восьми с лихвой хватит, чтобы не только подчинить усмаря, но и сравнять с землёй его дом. И Рад понимал это не хуже противников.

— Ну добре.

Первого он встретил лоб в лоб, не уступив и пяди земли. Силён был Рад, дивно силён! Не зря даже Рьян не рисковал с ним ссориться. Но и дружина не зря ела за столом у Мала. Миг-другой — и обагрился снег первыми каплями крови. Рад вытер рукавом нарядного кафтана разбитый нос. Ну и пусть пятно останется, всё одно не красоваться боле кожевнику в нём на ярмарках!

Мужи посадника одобрительно захохотали.

— В дружину бы шёл, а не в кожемяках сидел, силач! — хмыкнул старший из них.

На другой раз его взялись пересилить почти шутя: двое подошли с боков и попытались заломить руки. Рад позволил им взяться за локти, а затем поднатужился и крутанулся, разметав обоих.

— По добру уходите, — предложил он. — В дом всё одно не пущу.

Мал склонил голову на бок.

— Что же, ты своему посаднику перечишь?

— Я своих людей защищаю. Ты, Мал, тоже дружину в обиду не даёшь, так?

— Дружина моя в преступлениях не повинна.

— Как же? Разве не ты с дружиной хозяина в его доме неволите?

— Я здесь хозяин! — гаркнул Мал. — И в твоём доме, и в городе, и во всех Срединных землях! Этой твари и всем её защитникам — смерть! Обнажить мечи!

Нехотя послушались мужи… Добродушному усмарю греться бы у печи, трудиться над любимым делом. Не след ему лежать, зарубленному, в снегу. Но приказ есть приказ.