Страница 6 из 84
Заворожённый, Рьян шагнул вперёд. Коснуться смуглой кожи хоть единый раз, навеки застрять в переплетении волос, задохнуться от восторга. Здесь бы и кончить враку про пр
Проклятье Рьяна ожгло ему щёку головешкой, протрезвило буйную голову. Молодец рыкнул от неожиданности, и наваждение развеялось. Остановила танец девка с безумными жёлтыми глазами, опала к ногам золотая листва, превратившись в прелую падь, расползлись существа, названия которым северянин не ведал. Щека саднила как от пощёчины, так и тянуло приложить к ней холода. А бесовка по-звериному припала грудью к земле, напрягла острые локти и смотрела прямо на него. Нехорошо смотрела, не по-человечески.
— Ты, что ли, ведьма? — начал Рьян, как и задумывал.
Ох, не с тем ты пришёл договариваться, молодец! Ох, не с того начал!
Ведьма извернулась и кинулась на него. Быстры были её движения, смертоносны. Но проклятье оказалось быстрее.
Оно вскипело в животе, туманом поднялось к голове, затмевая рассудок, забурлило в глотке и вырвалось острыми зубами, в который раз вспарывая нежные человеческие губы.
Зубы лязгнули — девка завизжала, откатилась в сторону, баюкая прокушенную руку. А молодец уже сам на себя не походил. Хребет пророс шерстью и выгнулся, в клочья разорвав последнюю рубаху, рыжие вихры сделались жёсткой щетиной. И несдобровать бы ведьме, да наперерез Рьяну кинулись духи, что плясали с нею в хороводе. Обернули на спину, удержали за изломанные руки-лапы. А когда проклятье отступило, плясуньи уже и след простыл. Только обрывки одежды насквозь промокли, да новая обувка пропала.
Нити дождя тронули хитрый туесок на шнурке, привешенный к шее, обогнули синяки на рёбрах, пощекотали чёрные рисунки на бледной коже. Последние Рьян получил ещё мальчишкой: знак рода, защитная петля северных богов, клеймо первой охоты. Останься он дома, сейчас подобные этим узоры украшали бы всё его тело, но то дома. В Срединных землях на телах достойных меток не оставляли.
Рыжие волосы потемнели от влаги — теперь он хоть малость походил на местных чернявых. Златовласых на Срединных землях не водилось, и Рьян не раз и не два ввязывался в драку за свою непохожесть.
«Мало ему, что уродцем уродился, так ещё и рядится, как девка! Ишь, серьги нацепил!» — плевались, не таясь, как зажиточные, так и холопы.
Спину тянуло холодом. Кто ж в здравом уме осенью голышом на поляне валяется?! Проклятый лязгнул зубами и обхватил себя за плечи, силясь хоть малость согреться.
— Вот тебе и познакомился с ведьмой, — выругал он сам себя. — Ну колдовка!
А ведь в этом городишке все клялись, что Старуха просителей обыкновенно не гонит! Что надобно только цену ей по нраву предложить. Вот тебе и старуха! Вот тебе и помощница!
Рьян потянулся, разминая затёкшее тело, сгрёб в кучу остатки одежды — хоть срам прикрыть. Делать нечего. Не обратно же с позором возвращаться! Может и в самом деле не стоило соваться в лес к темноте, но что уж… Подумаешь, знакомство не задалось! Со всяким случается. Из-за такой безделицы отступать не след.
Кое-как прикрывшись, молодец пошёл дальше. Быть может, в своей избе старуха окажется посговорчивее. А может он попросту подопрёт ей дверь и пригрозит поджечь, если бабка… девка снова свихнётся.
Дождь из мороси вырос совсем уж в ливень. В эдакую непогодь селяне вовсе старались из дому не выходить, Рьяну же было лишь слегка прохладно. Всё ж северная осень куда зубастее местной. Дома не всякое лето случалось такое, как здесь месяц после сбора урожая. Однако приятного тоже немного: из носу капало, а кожа покрылась мурашками. На грязные ноги и глядеть противно.
— Насле-е-е-едничек, — горько протянул проклятый. — Видел бы отец…
Вот только отец не увидит. Ему и вовсе навряд доложат, что сын сбежал из дому посадника. Не ровен час, на том мирные времена и закончатся. А кому это надо?
Ну да нет худа без добра: терять зато Рьяну нечего. И, стоило так подумать, как изба выросла будто бы из-под земли. Ровно такая, как говорил усмарь: маленькая, покосившаяся, на высоких курах от лесной сырости. И входом смотрела, знамо дело, в самую непроходимую чащу, а не во двор. Окружал избу частокол. Оградой назвать язык бы не повернулся. От кого ж оградят редкие колья, кое-как воткнутые в мох? А на кольях тех — протри, Щур, глаза! — черепа. Молва слыла, что человечьи, но Рьян был не из робких. Присмотрелся: коровьи да козьи. Один лисий. У страха глаза велики, как известно. Вот и выдумывают.
Молодец залихватски подмигнул пустой коровьей глазнице и вошёл во двор.
— Избушка-избушка, впусти, сделай милость!
Кланяться он не привык, но всё ж согнул спину. Пришёл миром договариваться, так с мира и начинай. А кто кого там на поляне сожрать пытался, то дело прошлое.
Рябая неясыть свистнула, вспорхнула с облезлой ёлки и нацелилась острыми когтями аккурат в затылок. Рьян едва увернуться успел. Когда же вновь поднял взгляд, изба уже стояла иначе: рассохшейся дверью к нему.
— Добро пожаловать, стало быть, — хмыкнул молодец.
Но, не успел подняться по крыльцу, как дверь с грохотом отворилась.
Вот теперь пред ним и впрямь предстала старуха! Как и балакали: тощая, седая, изрезанная морщинами. Белёсые старческие глаза смотрели прямо на гостя, словно бы темнота не была им помехой.
— Кого это леший посередь ночи ко мне привёл?! — забрюзжала она, не спеша звать гостя в дом.
Рьян сдержанно процедил в ответ:
— И тебе не хворать, хозяюшка. Молва ходит, ты с нечистой силой водишься. Не пустишь ли в дом? Дело есть.
Старуха заворчала:
— Мне весь лес дом родной, ты ужо явился без приглашения. А теперь, стало быть, дозволения просишь?
— Стало быть, прошу. Не сердись, бабушка. Кабы моя воля, в твой лес я бы не ступил.
«Да и вовсе в царствие это ваше поганое не поехал бы», — добавил Рьян про себя.
Ведьма же будто мысли его прочла. Пошевелила губами, показав единственный жёлтый зуб, внимательно оглядела просителя. Ясно, от неё не укрылось, что гость явился не в праздничной одёже. Но и Рьян был не из робких. Выставил ногу вперёд, упёр ладони в бёдра: нравится — любуйся.
— Это ж кто тебя так потрепал, милай? — захихикала ведьма. — Милости-то я не подаю.
— А ты, бабушка не знаешь? Никак за дурака меня держишь али сама дура? — не выдержал Рьян.
Ну точно ведьма! Сама девкою обернулась, а теперь ещё и насмехается!
Её чёрная фигура в золотом проёме двери словно бы съёжилась. Старуха недовольно поцокала языком.
— Дерзишь? Вот что, милай, убирайся-ка ты подобру-поздорову. Не по нраву мне дерзкие. А не то в печь засуну и…