Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 16 из 84

Глава 6. Зверь

Чернота…

Она хлынула в глотку, в глаза, в самый рассудок. Рьян кашлял, захлёбывался, пытался вдохнуть, но вокруг была только тёмная, вязкая, липкая… Она смолой налипала на кожу, жгла раскалённым железом. Он срывал ей вместе с мясом, обнажая кости, но она заливала его снова.

«Не хочу! Не могу больше!»

Он пытался вынырнуть из этой полноводной кипящей реки, но проклятье тянуло на дно. Оно отнимало воздух и давило на голову: подчинись! Растворись! Забудься! Нет тебя! Нет и не было никогда! Был только зверь!

«Я здесь! Я настоящий! Я жил! Я буду жить!»

Но в горле клокотала одна лишь тьма. Не слова, а рык рвался из нутра. Уже и не понять, о чём кричит молодец… Да и некому понимать. Он один в этом бурлящем потоке, нет ни острова, ни корабля. Никого рядом нет, да и не было с самого его детства.

Один. Всегда один. И только Проклятье следует за ним по пятам.

Искру разума захлестнуло волною. Зашипело, угасая, сознание. Боль прорезала губы, изломила суставы. Не спрятаться от неё, не скрыться. Лучше уж и вовсе не противиться, пусть скорее всё кончится.

Вспыхнувший огонёк помстился насмешкой. Нет в этой реке света, Рьян то точно знал. Но огонёк не пропадал. Он держался совсем близко — руку протяни и коснёшься. Молодец барахтался в проклятье, снова и снова терял пламень из виду, но тот ждал. Оставался рядом.

«Помоги мне!»

Чёрная жижа морщилась, отступала от света.

«Вытащи меня!»

Крошечный пламень… нет, не пламень. Листок дубовый. Сияющий каждой жилкой, плывущий по неспокойной смоляной реке супротив течения, он не тонул. И показался вдруг не листом — настоящей лодкой, плотом спасительным!

Рьян потянулся к нему, а проклятье, почуяв, что добыча вот-вот вырвется, схватило его за ноги. Ещё маленько! Ещё самую капельку!

Когда кончики пальцев коснулись пламени, стало невыносимо светло. Чёрная река вскипела, силясь выплюнуть жертву.

И Рьян открыл глаза.

Голова покоилась на коленях у лесной ведьмы. Та тихонько что-то напевала и перебирала его волосы. А потом улыбнулась, и улыбка её будто бы ослепила молодца.

— Что не сбежала? — первым делом спросил Рьян.

— От чего бы?

— Ты же видела.

Йага пожала плечами.

— Я много чего повидала. И бегать приходилось нечасто.

Молодец осторожно сел. Тело возмущалось, ныло. Как и всегда, когда проклятье брало верх. Рубаху изорвало в клочья, но что-то из одежды ведьма, вроде, успела с него стянуть — вон, лежит рядом, аккуратно свёрнутая.

Пятно на щеке жглось уже от подбородка до брови. Плохо…

До их тёмного закуточка доносился шум с площади. Болтали люди, зазывали к себе торговцы, глашатай перекрикивал гомон. Но никто не спасался в ужасе, не голосил как резаный. Пахло прелыми листьями и гнилыми яблоками — не кровью. Неужто зверь сжалился и не учинил расправу? Да и как сама ведьма уцелела?

Рьян осторожно натянул на себя, что осталось из одежды. Порадовался, что сапоги вновь уцелели. Хотел было как-то объясниться. Перепугал же небось девку. Но та не требовала, вопросов не задавала. Когда же молодец устало опустился на землю и прислонился спиной к стене, коснулась его колена и сказала:





— Такое, значит, у тебя проклятье.

Не спрашивала, говорила спокойно и уверенно.

— Такое…

Теперь начнёт пытать: как угораздило, убивал ли, отчего в глухом лесу не схоронился, чтоб ненароком кому не навредить?

— Больно?

Рьян вздрогнул. Давно ему таких вопросов не задавали. Придумала тоже! Мамку, что ли, изображать станет?! Он досадливо дёрнул коленом, скидывая руку ведьмы.

— Не твоего ума дело.

— А зверем ты посговорчивее, чем человеком. — Злой румянец вспыхнул на загорелых щеках, и Рьян лишь теперь заметил тёмные пятна веснушек на них. — И поприятнее.

Она вскочила, и молодец за нею.

— А я к тебе в друзья и не набивался!

— А я и не взяла бы!

— Зато серьги ничего, взяла. Бабы!

Йага открыла рот ответить что-то обидное, но захлопнула его. Не глядя залезла в карман передника, достала подарок — серьги с алыми каменьями — и швырнула Рьяну. Тот поймал на лету, а прежде того успел пожалеть, что ляпнул. Но сказанного не воротишь, а дочь леса уже выскочила из переулочка на освещённую солнцем площадь, точно кипятком её облили.

А на площади начиналось действо. Отец-Небо успел перекатить огненное колесо к западу, и теперь оно обнимало красноватыми лучами лоточников, столы с товарами и толпу зевак, ставшую теснее прежнего. И только небольшое возвышение, обложенное хворостом, словно бы темнело в круге света.

Рьян мысленно застонал. Это надо же было именно сегодня вытянуть дикую девку из леса! Прислушайся он к усмарю, в доме которого жил, маленько лучше, понял бы, что за праздник готовят в Черноборе! А он услышал про торг, а дальше разбираться не стал. Вот дурень!

И Йага, как на зло, не отправилась восвояси. Ей, ясно, стало любопытно, для чего народ собирается! И она позволила толпе отнести себя ближе к возвышению, откуда продолжал вещать охрипший глашатай.

— Пожалуйте, гости дорогие, пожалуйте! Поклонимся отцу Небу за богатый урожай, накормим мать Землю за дары, коими она поделилась со своими чадами!

Рьян ломанулся вперёд, но не тут-то было! К подножию подходил старый-престарый дед. Борода его подметала землю. Но не оттого, что была дивно длинна, а оттого, что сам старик согнулся в поясе и едва двигался. За обе руки его поддерживали молодые нарядные парни — честь великая!

Каждый пытался хоть одежды старца коснуться, хоть на тень наступить. И до того плотно стояли, что не протолкнуться!

— Куда прёшь, рыжий?!

— Понаехали тут! Звал их кто…

Вслед северянину сыпались ругательства. И верно, не любили в Срединных землях таких, как он. Живы ещё были те, кто застал немирные времена между соседними царствиями. Да и, что уж греха таить, Рьян и сам любви к срединникам не питал по той же самой причине. Вот только его жизнь сломал мир между странами, а не немирье.

Жрец между тем влез к глашатаю. Где-то рядом мелькнула копна волос цвета дубового корня. Близко… Слишком близко! Не поспеть вытащить ведьму до обряда!

А обряды у срединников были — Рьян ведал, какие. Не всякий раз подобное случалось, но коль урожай собрали добрый, коль лето минуло жаркое да с дождями, коль есть, за что богов благодарить… Ох!