Йага

Глава 8. Людье

О том, как Рьян в Чернобор возвращался, и вспомнить стыдно. Как выпускала его Йага обратно в лес из Безлюдья, как он старался не глядеть на неё. Как голый пробирался по ельнику, как отбивался от невесть откуда взявшегося в холод комарья. А уж как задворками да чужими огородами лез до дома усмаря, так хоть смейся! Но смеяться молодцу, прямо скажем, хотелось всего меньше. Особливо когда он ввалился в избу, а добродушный кожевник как давай хохотать!

— Что, неужто снова кому-то из ревнивых мужей попался? Ну ты одёжу к себе хоть ремнём привязывай, коли снова и снова на одни грабли…

Усмаря величали Радом. Хороший был мужик. Он-то уже две седмицы как и приютил северянина.

«А что, — сказал, — работника я так и эдак искал, а ты парень неплохой. Жаловаться, смотрю не привык. Только гляди, работа нелёгкая!»

Вот так и стала случайная встреча в харчевне, где Рьян на последние медьки поесть собирался, судьбоносной. Дал Рад новому знакомцу не только работу, но и кров. И одёжу на первое время. Ведь, как был уверен усмарь, за рыжим лишь один грех водился — ходил к мужним бабам. И многажды попадался, раз возвращался домой в чём мать родила. Рьян, ясно, не спорил.

Работа в самом деле была нелёгкая. Шкуры требовалось выскоблить, замочить да пропитать. А уж выделка и вовсе сплошное наказание! Надобно также было дров наколоть, мелкий ремонт, коли случалась такая необходимость, сделать, товары отнести на торг да принести с торга. Жил Рад бобылём, иных помощников у него не водилось. Ну да и Рьян от тяжкого труда не бегал. Только к вони никак не умел притерпеться, ведь с малых лет привык к чистоте и порядку. Ну да не беда. Прежде, чем до Чернобора добраться, он и в лесах успел попрятаться, и в стогах поночевать. Теперь его вонью не проймёшь.

Вот и на этот раз он пожал плечами и привычно пошёл в спаленку — натянуть что на голое замызганное тело.

Рад продолжил подшучивать над парнем в пышные усы. Кому другому Рьян бы не спустил, но с ним в драку не лез. Наперво, потому что отплатить за добро собирался, чтоб в долгу не оставаться. А ещё оттого, что кожевник был на диво широкоплеч и силён, и ещё неизвестно, кто бы из той драки победителем вышел.

— Там в казанке каша осталась, — буркнул Рад, склоняясь над столом. Становился он малость подслеповат, и тонкая работа давалась ему всё тяжелее. Однако плести затейливые узоры из кожаных тесёмок не переставал. — И пирога возьми под полотенцем, сосед приносил. Опосля дров наколешь и шкуры в бочках проверишь. Ежели рано ещё вытаскивать, отдохнёшь.

Рьян смолчал. С тем, что им распоряжается какой-то усмарь, он смириться никак не мог, да и не собирался. Не приснились же времена, когда он сам раздавал холопам команды… Ну да что о былом.

Наскоро умывшись, он поел и пошёл во двор. Двор у Рада был под стать хозяину — большой, заваленный где стружками, где обрезками кож. И отгороженный от улицы высоким забором, сделанным на совесть. Чтоб ни ворьё не залезло, не подглядело секретов выделки, ни собаки. Здесь Рьян любил трудиться всего больше: никто не мешается, под руку не лезет. Здесь же изредка упражнялся с палкой, представляя её мечом. На настоящее оружие он покамест не заработал, но и забывать, за какой конец его держать, не хотелось.

Нынче же Рьян взялся за инструмент неохотно. Зудело что-то под сердцем, тревожило. Всюду мерещились жёлтые чародейские глаза, лишающие воли. У медведя-то умишка немного, потому ведьма легко его зачаровала. И слушался её могучий зверь, как щеня доверчивая. А бабам доверять не след, что уж тут непонятного?!

Но как всё-таки легко и дурно сделалось, когда лесовка над ним колдовала! Разом обида забылась и все годы, что Рьян провёл добровольным пленником в чужой стране! Не страшна стала липкая чернота проклятья и даже сестра…

Рьян так вдарил по чурбачку, что тот разом развалился на две равных щепочки.

Нет, уж сестру он не забудет. Молодец плечом почесал красное пятно на щеке. Пятно день ото дня росло. Сестра всё сделала, чтобы он её не забыл…

Снова и снова поднимал он топор и опускал его с немеряной силой. Выбить бы из памяти спокойное забытьё, которого с лихвой хлебнул в Безлюдье!

Все они от одного семени. Ни от кого добра не жди. Насмехается над ним хозяйка леса. Так же насмехается, как насмехалась та, другая.

Пот собирался каплями, стекал по вискам, по торсу. Рубаху Рьян давно снял — и без того достаточно одёжи хозяину попортил. А он всё махал и махал топором, тщась вернуть рассудку ясность.

Уже и солнце перекатилось за середину дня. И только подумалось, что усталости в мышцах накопилось довольно, чтобы доползти до лавки и забыться, во двор выглянул Рад.

— Эй, Ржавый! — Ржавым он прозвал Рьяна с первой встречи. Больше рыжих в Черноборе не жило, так что сразу ясно, о ком речь. — К тебе пришли, что ли. Глянь!

— Кого принесла нелёгкая? Гони в шею, не жду я никого!

Рад и отвечать не стал, и гнать поленился. Его вовсе от ремесла было не оторвать. Есть и пить забывал, когда увлекался. Бегать же гостей выпроваживать он не собирался, хотя для эдакого дела одного его вида хватило бы.

Хотел уже Рьян вернуться к дровам, да не тут-то было. Над забором мелькнула и тут же пропала светлая макушка. Раздался грохот — упал кто-то. Звонко выругался и полез снова. Наконец забор оседлал тощий сивый мальчишка с синяком под глазом. Одежда его была вся в заплатах, а ноги грязные-грязные. Он вытер нос рукавом рубахи, слишком длинной для него, с чужого плеча. И доложил кому-то с улицы:

— Здесь он!

Рьян стиснул челюсти: навряд его разыскивают по старой дружбе. Не водилось у него друзей в Срединных землях. Зато в достатке было тех, кто держал на него обиду, и крепкую. Рыжий перехватил поудобнее топор.

— Чего надо?

Малец спрыгнул во двор, подбежал к калитке и распахнул. У калитки ожидала Йага.

Она непрестанно озиралась, ведь о прошлом разе добром её визит в город не кончился. Комкала передник, нервно кусала губы. Глаза же её были красны, и Рьян не помнил, чтобы ведьма плакала из-за него. Что же такого случилось за полдня?

— Я же говорил, у усмаря он!

Сивый мальчишка заискивающе дёрнул ведьму за юбку. Не то награды ожидал, не то благодарности. Теперь, рядом с нею, Рьян узнал пацана: тот самый, что торговал чёрствыми пряниками у площади, а под шумок облегчал кошели зевак.

Йага улыбнулась через силу, и у Рьяна от этой улыбки сердце дрогнуло.

— Спасибо, друг любезный. — Пацан ажно зарделся, когда загорелая тонкая рука пригладила ему вихры. — Без тебя нипочём бы не нашла.