Йага

— Вот тебе и перепекла, как хворого младенца, — пробормотал он.

На том указания старухи не закончились. Для колдовского зелья ей нужны были и водица особая, и коренья, которые Рьян непременно сам должен был собрать, и времени куда больше, чем хотелось бы.

Но молодец оказался не прочь лишний раз зайти в избу к ведьмам. Хотя бы и для того, чтобы отблагодарить лесную госпожу за спасение. А что нарочно подгадал для того время, когда Зорка из избы уйдёт, так то просто чтоб не злить бабку лишний раз.

Денёк, когда он снова наведался в чащу, выдался погожий. Самое то, чтобы по ельничку прогуляться. Солнце ярко прощально сияло сквозь облезлые ветки, даже мошкара какая-то сновала, точно невдомёк ей, что вот-вот снег выпадет. Сухие травы шуршали под ногами, так и тянуло прилечь да понежиться, вдыхая их пряный дух, а там и ко сну можно готовиться. Рьян помотал головой: не его это желание! Он Срединный лес с самого детства не любил, а уж в траве кататься и вовсе никогда не думал. Проклятье росло… Не ровен час, от того, кем молодец родился, и вовсе ничего не останется…

С такими невесёлыми думами и зашёл он во двор. Показалось, что в чёрных глазницах коровьих черепов мелькнул огонёк, царапнул внимательным пытливым взглядом. Показалось. Наверное.

— Избушка, впусти, сделай милость! — привычно обратился он к слепой стене хаты.

В ответ раздался задорный смех.

— Не впускай, не впускай! Мне матушка велела пришлых молодцев в хату не приглашать! — В окошко выглянула Йага. Она подперла ладонью подбородок и хитро подмигнула. — Поэтому так говори. Чего пришёл?

Рьян залюбовался. В рамке почерневших от времени резных наличников, под медовыми солнечными лучами, в ярком красном сарафане сидела истинная дочь леса. На подоконник она поставила корзинку с мухоморами и принялась чистить их маленьким ножичком, дескать, я тут делом занята. Ловкие пальцы споро убирали листья, обрезали корешки, скидывали слизней, где попадались. Горячие пальцы — Рьян то хорошо помнил.

— Да вот… Два слова молвить зашёл.

Слова давались нелегко. Не привык северянин спасибо говорить, как не привык и к тому, что ему помогали за просто так.

— Что же?

Вот же колдовка! Ещё допытывается! Рыжий процедил:

— Я когда за водицей ходил…

— Купаться-то? — не преминула поддеть его ведьма.

— Не купаться. Чуть не потоп я. Там… нечисть была.

— И что же?

Говорила девка вроде от сердца, а глаза поблёскивали хитро: сама же всё знаешь, что мучаешь?!

— Ну и сожрала бы, кабы ты меня прежде в печь не сунула! — рявкнул бедняга.

— А-а-а-а. Ну да, сожрала бы. Я ж тебя от нелюдьев и перепекла. Так сказать-то что?

Сказать хотелось много чего, да всё не для девкиных ушей. А она ещё и издевалась, ресницами хлопала! Что же, поклоны бить ей теперь? Пока Рьян думал, ведьма подвязала волосы шнурком, чтоб не мешали, открыла уши.

— А это у тебя что?

В ушах покачивались два птичьих черепа.

Йага не на шутку смутилась.

— Это… серьги.

— Это ж черепа!

— Ага, вороньи. В лесу нашла и… — Девка запнулась. А как не запнёшься, когда на тебя глядят ошалело и рот разевают. Она неуверенно докончила: — Думала, как у тебя будут.

Молодец с трудом отвёл взгляд от белеющих костей. Ведьма она и есть ведьма. Ну черепа. Подумаешь! У всякого народа свои украшения. Зато теперича ясно, как спасибо сказать да не унизиться при этом!

Он подпрыгнул, цепляясь кончиками пальцев за подоконник, легко подтянулся и сел в оконном проёме. Йага потеснилась, но не отпрянула.

— Вот что, — сказал рыжий, — собирайся-ка ты да пойдём на торг.

— Куда?

— На торг. Нормальные серьги тебе купим.

И вот теперь-то ведьма отстранилась. Рассеянно коснулась своего чудного украшения, потупилась.

— Не могу.

— Отчего же? Подарок тебе будет. Разве вам с бабкой подарков за колдовско не приносят?

— Приносят, — едва слышно прошептала она. — То-то и оно. Сами приносят…

— Так вам, бабам, не угодишь! Принесу, скажешь, не то…

Рьян сам себя оборвал. Йага надулась, отошла от окошка, отвернулась, перебирая пучки сухих травок, развешанные на стенах. И так плечи её опустились, так вся ладная фигурка занемела, что и до мужика дойдёт.

— Ты никогда не была в селении?

Йага спрятала лицо в ладонях: не то стыдилась, не то горевала. Рьян хотел было подойти утешить, но не решился.

— Матушка не велит, — тихонько призналась девка.

— Так ты что у неё, взаперти?

— Нет! — Вскочила, горячо замахала. — Нет! Матушка ничего мне не воспрещает! Просто… просит. От людей беды одни…

— Не от людей, а от баб, — поправил молодец. — И что же ты, ни разу её наказ не нарушала?

— Нет, что ты! Я в роще бываю. Часто. На охотников смотрю. И девки по весне ходят песни петь, а я из зарослей подпеваю!

Рьян пальцами зачесал назад волосы, едва не выдрав их от досады. Вот же связался! Теперь просто откупиться от ведьмы не получится. Не бросишь же эту дурёху у бабки под понёвой!

— И что, до старости тут сидеть будешь?

Лохматая нитка не выдержала, оборвалась. В руках у Йаги остался пучок сухой крапивы.

— Матушка любит меня. Беспокоится. Как её расстроить?

— А как тебя расстраивать, так можно? Неужто тебе по сердцу без людей, без подружек в глуши?!

— Есть у меня подружки… Белки, жабы, зайцы…

— Угу, подружки есть, а ума нет. Собирайся, говорю. Хоть раз поглядишь, как люди живут. Ничего твоя старуха не дознается.

Ведьма замахнулась на него крапивой.

— Это так-то ты ей платишь за доброту и за то, что она зелье тебе сварить обещала?

— Это так я тебе плачу. Присмотрел бы, чтоб ничего не случилось. Ты ж всё одно рано или поздно пойдёшь к селу, не утерпишь. А под охраной оно всяко спокойнее. — Рьян плутовски сощурился. — Но коли не хочешь, силком не потащу. Бывай, Йага!

Примерился уже спрыгнуть наземь, но девка метнулась к нему и вцепилась в рубашку. Мухоморы так и покатились с подоконника на пол.

— А точно присмотришь?

Рьян взял ведьму за горячие пальцы и пообещал:

— Зубы выбью тому, кто обидеть помыслит.