Епитимья

Ребекка избегала Эмму весь день. Они почти не встречались возле грузовиков и рядом с грузами, а если вдруг и оказывались совсем близко, Ребекка сразу изменяла маршрут и отводила взгляд.

Эмма всё сильнее убеждалась в том, что она стала жертвой собственной изощрённой фантазии, которая, по неведомым причинам, напрочь отсутствовала у других рабочих. Никого Ребекка не избегала – она была обыкновенный работницей, которая просто выполняла свои обязанности. Она и понятия не имела ни о каком листке бумаги. Кота она, может, и увидела, но для неё это уже не имело значения, если вообще когда-то имело. А странное выражение в её глазах, которое так поразило Эмму в прошлый вечер, было лишь игрой света. Не было там никакого страха или тревоги. Всё это Эмма просто напридумывала себе со скуки.

Она искала поддержки в лицах коллег, но те лишь обтекали её непрерывным жёлтым потоком. Эмма, сама того не ожидая, стала крохотным никому не нужным осколком, отколовшимся от нерушимой скалы коллектива.

– Не привлекай к себе много внимания, – кто-то сжал её руку, вернув в реальный мир, – стоишь посреди дороги с пустой тележкой уже пять минут, – Эмма была счастлива наконец услышать этот голос.

И, хотя Ребекка, когда Эмма обернулась, уже шла к скоплению грузов в противоположной части рабочей зоны, её слова подействовали как успокоительное. Эмме было приятно осознавать, что Ребекке было не всё равно, что кого-то волновала её жизнь. Даже если этот кто-то оказался бы в итоге простым рабочим со странностями.

Эмма улыбнулась, и ей впервые стало противно чувствовать это выражение у себя на лице, чувствовать себя частью этой толпы. Сейчас, когда она была на пороге какого-то открытия, рутина была худшим из наказаний. Эмма попыталась выгнать все неподобающие мысли из своей головы, но сделать это было невозможно – неподобающих мыслей стало только больше. Она заставила себя приступить к работе и до обеда не проронила ни слова.

Обычно Эмма проводила свободное время вместе с Томом, но в этот раз нигде не могла его найти. Наверное, он затерялся в толпе мужчин или просто забыл о её существовании. Такое объяснение Эмму даже не удивляло. Суп, который ей налили в тот день, был таким же холодным, как и их с мужем отношения.

Когда она подходила за своей порцией, ей почему-то показалось, что наблюдатель пристально разглядывал её, хотя через маску определить это было невозможно. Наверное, это были проделки паранойи, которая не покидала её весь день.

Ребекку она тоже не нашла, и поэтому села обедать рядом с первой попавшейся группой женщин. Каждую из них Эмма видела до этого тысячу раз, но ни одно лицо не выглядело знакомым.

К счастью, за время перерыва никто с ней не заговорил, и со своим единственным заданием Эмма справилась: не привлекла ничьего внимания. За обедом вообще не произошло ничего интересного, только одна рабочая вдруг поднялась посреди разговора и сказала:

– Рабочий, помни о других рабочих.

Это была ещё одна заповедь из кодекса, и Эмма никак не могла понять, в чём состоял её смысл. Как они могли не помнить о тех, кого видели каждый день?

Ей было противно их общество, их улыбки, их пустые глаза, но она терпела. Терпела во имя высшей цели, о которой она не имела ни малейшего понятия. Она бы вылила этот мерзкий холодный суп прямо там, но не хотела свалиться от упадка сил в середине рабочего дня и силой вливала едва густую похлёбку себе в рот.

Эмма не могла дождаться окончания обеденного перерыва: за работой отвлечься от назойливых мыслей было куда проще.

Наконец, тележка снова была у неё в руках. Каждый новый груз был для Эммы лотерейным билетом: она по-прежнему ожидала найти хоть что-то ещё, но её ждало только разочарование: один и тот же равнодушный чёрный асфальт, который она к концу дня искренне ненавидела.

Неожиданно ей на глаза попался Том. Он шёл и улыбался. Улыбался непонятно чему и катил тележку. Эмме захотелось подойти к нему и спросить, о чём он думал. Сказать ему, что она его не любила, что и без него она могла найти компанию для обеда. Любым способом убрать эту мерзкую улыбку с его лица. Если бы не слова Ребекки, именно так она бы и поступила.

Куда бы она ни посмотрела, повсюду дружно вышагивали улыбающиеся люди. Со всех сторон её окружали улыбки, глупые и ненастоящие. «Улыбайся, рабочий». Ей хотелось закрыть глаза и оказаться где угодно, но не здесь. Не среди предметов, лежавших на земле, и предметов, улыбавшихся во весь рот.

Эмма опять стояла на одном месте слишком долго. Как легко было лишиться всего, так и не узнав ответ ни на один вопрос. И последним, что она бы увидела, были бы бесчисленные улыбки рабочих и тележки с грузами. От этой мысли её передёрнуло. Эмма бросила осторожный взгляд на наблюдателей, но тем по-прежнему не было до неё никакого дела. Никому не было до неё дела.

Её ладони вспотели, и она сняла резиновые перчатки, оставаться в которых стало невыносимо. Прохладный порыв ветра пробежался по её бледной коже, и ей захотелось, чтобы это ощущение никогда не проходило, однако у ветра, судя по всему, были и другие обязанности. Прикосновение голыми руками к очередному грузу вызвало странное и неприятное чувство. Эмма трогала что-то мягкое и рыхлое, что-то такое, что никогда не хотела бы трогать добровольно.

Почему никого из рабочих не волновало, чем именно они занимались каждый день? О чём молчали наблюдатели?

– Нужно переставать задавать столько вопросов, – прошептала Эмма, – я ведь могу никогда не найти ответов.

В этот момент мимо неё прошла Ребекка, но Эмма решила, что это было лишь совпадение. У Ребекки не могло быть ответов на все вопросы – ни у кого их не было.

Они впервые за день встретились глазами, и Эмма снова увидела в зрачках Ребекки ту неуловимую искру, которой не было в глазах их сослуживцев. Эмма заметила и едва различимое напряжение в уголках рта соседки: им обеим улыбки давались с трудом, хотя причины у каждой наверняка были разные. Эмма переборола желание заговорить с Ребеккой и молча продолжила путь, улыбаясь каждому встречному.

Рабочий день подходил к концу, низкое солнце медленно окрашивало весь мир в оранжевый цвет, отражаясь от зеркальных поверхностей редких зданий, встречавшихся в рабочей зоне. Эти здания не были похожи на дома, в которых жили рабочие. Высокие и узкие, они почти доставали до неба, и для Эммы, привыкшей видеть в своём районе одинаковые одноэтажные домики, оставалось тайной, кому могло понадобиться столько места.

Когда последний на сегодня грузовик уехал, Эмма облегчённо выдохнула, впервые радуясь окончанию рабочего дня. Несколько женщин, стоявших рядом с ней, посмотрели на неё, даже не пытаясь изобразить удивление. Этих людей жизнь Эммы совсем не волновала, но она всё равно испугалась, решив, что её радость была слишком заметной. От ответов её всё ещё отделяло непреодолимое болото. Она стояла на узкой тропинке, и любой её шаг мог стать последним. Эмме нужен был проводник на тот берег, и у неё на примете был только один кандидат.

Ребекка обладала уникальной способностью появляться рядом с Эммой как раз тогда, когда та о ней думала. И в тот момент соседка в свойственной ей манере возникла из ниоткуда в метре от Эммы, продолжая не обращать на неё внимания. Только теперь обе женщины понимали, что это была лишь мера осторожности.

В автобусе они, как и утром сидели порознь, и Эмму это раздражало. Столько времени пропадало зря, столько нового она могла узнать за эти сорок минут, от стольких беспокойных мыслей могла избавиться… Ребекка была слишком осторожна, и Эмме оставалось только выслушивать рассказы сидевшей рядом с ней женщины о здоровье её мужа.

Большая часть автобуса опустела, когда тот подъехал к дому Эммы. Ребекка вышла первой и, не сказав ни слова, повернула в сторону своего жилища. Она даже не попрощалась, как будто нарочно играла на нервах соседки.

Эмма стояла и смотрела ей вслед, стиснув зубы от обиды. Она могла бы крикнуть, остановить Ребекку, но риск был слишком велик. Может быть, это была проверка. Может, она должна была выдержать это давление и показать, чего она стоила. Почему-то ей самой приходилось искать оправдание каждому новому поступку Ребекки. Глаза Эммы намокли.